Генерал Алексеев в паутине "вопросов"
15 ноября (3 ноября старого стиля) 1857 года родился Михаил Васильевич Алексеев, один из родоначальников Белого Движения. В связи с этой датой позволю себе продолжить тему, начатую здесь, здесь и здесь - тему роли генерала М.В. Алексеева в русской истории в целом и в Белом Движении в частности.
Генерал Михаил Васильевич Алексеев
Как известно, задержаться на Дону и с него начать освобождение России, как планировал Михаил Васильевич, белогвардейцам не удалось. Казаки, уставшие от войны и в значительно степени распропагандированные левыми партиями, защищать Дон от большевистского нашествия не желали, в результате Добровольческая Армия, чтобы сохранить себя в качестве боевой силы, оказалась вынуждена отправиться в свой знаменитый Ледяной Поход. О роли Алексеева в Ледяном Походе я имел честь писать отдельно и достаточно подробно. Добавить, пожалуй, можно только одно: Алексеев, как и многие другие первопоходники, вынужден был оставить свою жену и двух молодых дочерей на Дону, на милость большевиков. Первый этап Гражданской войны требовал от её участников всецелой самоотдачи и всецелой жертвенности. Армия могла выжить, оторваться от преследования, только в том случае, когда ей не мешал бы разросшийся до непомерных размеров обоз. Однако трудно было в том феврале 1918-го однозначно решить, кто был в большей безопасности - те ли, кто оставался в Ростове и Новочеркасске (была надежда, кстати, вполне оправдавшаяся, что казаки спрячут, не выдадут на расправу), или те, кто выступал в поход - буквально в неизвестность, в условиях стратегического окружения, периодически переходившего в тактическое. "Мы уходим в степи, - констатировал положение армии Алексеев. - Можем вернуться, только если будет милость Божия". Переписка Михаила Васильевича с женой недвусмысленно свидетельствует, что собственную гибель старый полководец считал более вероятной, нежели гибель жены и дочерей.
Настоящие трудовые будни наступили для Алексеева после возвращения из похода. В Ледяном Походе основной груз ответственности лежал на Корнилове, а после гибели последнего - на Деникине. Но после возвращения из похода возникла необходимость именно в Алексееве - как в человеке, курировавшем в армии политические и идеологические вопросы. В первую очередь, необходимо было как-то выстраивать отношения с донским казачеством, изгнавшим большевиков, но пригласившим на свою территорию немецких оккупантов. Совсем не сотрудничать с Доном, избравшим собственное правительство и нового атамана, Добровольческая Армия возможности не имела - ведь всё время Ледяного Похода она жила не в последнюю очередь надеждой на пробуждение Дона, к тому же Дон был единственной территорией, на которой армия могла отдохнуть и привести себя в порядок перед новыми сражениями. С другой стороны, Дон явно делал ставку на немцев, а новый атаман П.Н. Краснов, прославившийся своей безоглядно прогерманской ориентацией ещё в период Русско-Японской войны, слал кайзеру верноподданнические телеграммы и звал германские войска занять Воронеж и Царицын, дабы тем самым прикрыть Дон от большевиков. Остававшийся безукоризненным патриотом, Алексеев не мог расценивать подобную позицию иначе, чем как предательскую. В то же время немцы - и это генералу было хорошо известно, начали собственную борьбу против большевиков, и в интересах этой борьбы готовы были всерьёз помогать донским казакам, передавая Краснову оружие и боеприпасы со складов Русской Императорской Армии, захваченных на Украине. Этим оружием и этими боеприпасами Краснов щедро делился - отдадим ему должное - с добровольцами. Принимать эти подачки было унизительно: немцы, оставаясь врагами России, "дарили" Белому Движению по сути то, что награбили из ресурсов самой же России. Но отказаться от донского снабжения в тех условиях означало просто остаться без боеприпасов. А армии нужно было готовиться к новым походам. Поэтому приходилось на многое закрывать глаза, во многом переступать через себя.
Немало проблем было и с кубанцами. Освободить Кубань в ходе Ледяного Похода не удалось. Тем не менее, приток кубанских казаков в армию шёл, и шёл весьма активно. Алексеев, как и Деникин, как и Марков, понимал: казаки идут в армию ради того, чтобы сражаться за освобождение своих собственных станиц. А значит, второй Кубанский поход неизбежен. Но на Кубани белых добровольцев ждали многократно превосходившие их по численности силы красных. Борьба обещала быть долгой и ожесточённой. Между тем, увязнув в боях на Кубани, Добровольческая Армия оказывалась чисто региональной силой, лишённой какого-либо влияния в общероссийском масштабе. Участие в общероссийских делах мог бы дать бросок на Царицын, суливший (с начала июля 1918 года) соединение сил с восставшим Чехословацким корпусом и Народной Армией КомУча. В итоге создавался бы единый фронт против большевиков от Новочеркасска до Мурманска. Но как в этом случае поведут себя кубанские казаки? Останется ли пассивной многотысячная группировка красных во главе с Сорокиным, силу которой добровольцы успели ощутить на себе? А главное - Краснов, усиленно зазывавший Добровольческую Армию на Царицын, уже заключил союз с немцами, немцы же рассчитывали, заняв Царицын, развернуть действия против ... того самого Чехословацкого корпуса, на соединение с которым стремился Алексеев. И получалось, что Добровольческая Армия, двигаясь на Царицын, не только не соединялась с войсками Восточного фронта Гражданской войны, но по сути прокладывала дорогу тем, кто этот фронт спешил ликвидировать. Было, над чем поломать голову старому стратегу.
Немало хлопот доставляли и политические деятели всевозможных окрасок. Успехи корниловцев и казаков и восстание чехословаков возбудили во многих надежду на скорое падение большевизма. По всей России начали возникать всевозможные подпольные кружки, группы и "центры" с громкими названиями, самых разных политических окрасок. Предстояло решить - при минимуме информации - с какими из этих структур можно взаимодействовать, а от каких следует держаться как можно дальше в силу их абсолютной неадекватности и авантюризма.
И былой политический вес, как и былая репутация безупречных патриотов, не могли быть критериями надёжности этих подпольных ячеек в тылу врага. Например - историк П. Милюков. Авторитетный учёный и давний думский деятель. Правда, активный и убеждённый "февралист", от вины которого в развале русской государственности никуда не деться, но - чего не отнять - всегда выступавший с патриотических позиций. Человек, который мог допускать страшные ошибки, но исполненный, как многим казалось, благих намерений. И этот Милюков, громче всех требовавший в своё время "вернуть крест на Святую Софию", этот Милюков, громогласно с думской трибуны обвинявший самого императора Николая Второго и его царственную супругу в работе на немцев, вдруг неожиданно принимается бомбардировать Алексеева письмами, в которых призывает ... к сотрудничеству с немцами во имя свержения большевиков и восстановления монархии.
Монархия. Пресловутый "монархический флаг". Это тоже стало головной болью Алексеева после Первого Кубанского похода. К Армии благополучно присоединился трёхтысячный отряд М.Г. Дроздовского, прибывший с Румынского фронта. Алексеев лично приветствовал это неожиданное пополнение, благодаря за верность Отечеству и жертвенность. Но в отряде Дроздовского преобладали монархисты, сам Михаил Гордеевич состоял в тайной монархической организации, вовлёк в неё большую часть своего отряда, а после присоединения к армии - распространил её пропаганду и на другие, "старые" части - Партизанский и Офицерский полки. Алексеев и сам, по свидетельству близко знавшего его А.И. Деникина, считал монархию единственно возможной для России формой государственного устройства. Генерал был убеждён, что Россия естественным ходом событий сама придёт к восстановлению монархии. В то же время казачество в основной своей массе держалось антимонархических убеждений, крестьянство также опасалось восстановления монархии, ибо давно уже поделило помещичьи земли. О том же, какий убеждений придерживается народ на огромных территориях, подконтрольных красным, Алексеев и вовсе не имел ни малейшего понятия. Между тем, его боевые соратники настойчиво добивались от руководства Армии сформулировать свою политическую позицию. Этого же настоятельно требовал граф Фёдор Артурович Келлер, опасавшийся, что немцы, открыто провозглашающие монархический лозунг, могут привлечь на свою сторону наиболее идейных и решительных противников большевизма - и тем самым закрепить своё господство на Юге России и кабальные условия Брестского мира.
Алексеев (на фото - справа) был начальником штаба Ставки верховного главнокомандующего
императора Николая Второго (в центре). В связи с этим в Добровольческой Армии Алексеев считался монархистом.
И действительно был им. Но провозлашение монархического лозунга в 1918 году он считал преждевременным.
Дополнительную проблему для Алексеева создавали государственные новообразования, возникшие на национальных окраинах Российской империи, провозгласившие свою "независимость", а на деле - ушедшие под немецких и турецких оккупантов. Эти самопровозглашённые государства не просто отторгали от России значительные территории, богатые ресурсами, и не просто отдавали эти ресурсы в руки геополитических врагов России. Они с первых дней своего существования проявляли склонность к расширению своих границ, стремясь аннексировать как можно больше областей, населённых уже почти исключительно русскими. А следом за "армиями" самозванных "национальных правительств" шли немецкие и турецкие войска устанавливать свой "новый порядок". Подобные поползновения необходимо было пресечь - но сил Добровольческой Армии для этого уже не хватало, она и с Сорокиным-то едва справлялась.
Наконец, выход белых войск к Чёрному морю открывал перед Алексеевым перспективу установления прямых контактов с союзниками по Антанте. С теми самыми союзниками, на верности которым он столь убеждённо и неоднократно настаивал. Белые, как правопреемники дореволюционной России, вправе были ожидать, что союзники окажут им поддержку в борьбе против большевиков и освобождении России от немецкой оккупации. Беда, однако, состояла в том, что Англия и Франция делали ставку на левые партии, на "революционных демократов", однажды уже разваливших и фронт, и страну.
Как же Алексеев решал столь многочисленные свалившиеся ему на голову проблемы, которые, вдобавок, оказывались причудливым образом переплетены друг с другом?
Если попытаться тезисно изложить основные его принципы, то они будут выглядеть следующим образом.
1) Борьба против большевиков до победного конца. Ликвидация революции при сохранении тех её "завоеваний", которые докажут свою жизнеспособность и полезность.
2) Никаких компромиссов с немцами. Напомню: изначально Добровольческая Армия создавалась не столько для борьбы с революцией, сколько для восстановления Восточного фронта и возобновления войны против немцев. И лишь неумолимые обстоятельства выдвинули большевиков на первый план.
3) Территориальная целостность России и её политическая независимость не обсуждаются.
4) В отношении казачьих правительств - предельная лояльность и политкорректность, но только до тех пор, пока она не вступает в противоречие с принципом территориальной целостности России. Казакам помогать, от их помощи не отказываться, но при этом стараться склонить казачьих вождей к борьбе за общероссийские, а не только за свои областные интересы.
5) Добровольческая Армия является русской общенациональной силой и именно в этом качестве должна восприниматься.
6) Союзники имеют моральные обязательства и долг перед Россией за её действия в Первой Мировой войне, неоднократно спасавший Западный фронт от крушения. Поэтому Добровольческая Армия не может считать себя подчинённой силой по отношению к союзному командованию. Она не просит о помощи - она требует, чтобы "европейские демократии" выполнили свои союзные обязательства и не отворачивались от России, изнемогающей под немецкой оккупацией и большевистской тиранией.
7) От подпольных антибольшевистских кружков требуются в первую очередь реальные дела, а во вторую - конкретная помощь Добровольческой Армии. Помощь может выражаться в присылке добровольцев, в денежных суммах (а на нужды армии суммы требовались немалые, примерно по 5 миллионов рублей ежемесячно - и это только самый минимум) или в предоставлении разведывательных данных. Никакого распыления сил для мифической подготовки мифических восстаний Добровольческая Армия не допустит.
8) С национальными новообразованиями пока, до свержения большевиков - ни войны, ни мира. Но повсеместно и последовательно защищать неприкосновенность русских областей и интересы русского населения, если они окажутся под угрозой.
М.В. Алексеев за работой
Вопрос с большевиками требовал принятия целого ряда стратегических, оперативных и тактических решений, которые находились в ведении Главнокомандующего Антона Ивановича Деникина - Алексеев в эту сферу сознательно не вмешивался, строго придерживаясь принципа единоначалия в армии. Да и здоровье уже не позволяло Михаилу Васильевичу командовать войсками. О мотивах, диктовавших белым оперативные планы на 1918 год, я уже имел удовольствие писать - желающий легко может взять соответствующую статью (по гиперактивной ссылке - М.М.) и освежить её в памяти. В целом 1918 год следует признать победоносным для Белого Движения на Юге России, но роль Алексеева здесь, по существу, сводилась к пропагандистскому обеспечению наступательных операций.
Сложнее было с немцами. Для борьбы против них у малочисленной Добровольческой Армии не хватало сил, к тому же боестолкновение с германской армией автоматически привело бы к разрыву с донским казачеством, чего Алексеев стремился избежать. Да и на Украине вербовочные бюро Добровольческой Армии, на деятельность которых гетман Скоропадский смотрел сквозь пальцы, были бы немедленно прикрыты, а их сотрудники оказались бы под арестом. Поэтому, хоть Алексеев через Деникина и отдал армии приказ "не уклоняться от боя", по факту приходилось заниматься сложной, хитроумной и не всем понятной дипломатией, чтобы, сохраняя верность союзническому долгу и независимой России, в то же время избегать какого-либо соприкосновения с немцами. Ни в какие переговоры с оккупационными войсками Алексеев не вступал, ни на какие соглашения не шёл... Но какое-то время вынужден был ютиться в Ростове в одной гостинице с германскими офицерами. Такое соседство тяготило Алексеева, и после начала Второго Кубанского похода он воспользовался первой же возможностью, чтобы отбыть к армии.
С Милюковым, горячо убеждавшим Алексеева принять помощь от немцев в обмен на восстановление конституционной монархии (давний фетиш самого Милюкова), пришлось спорить, спорить долго и тактично. В переписке с ним Алексеев последовательно настаивал на том, что немцы начали борьбу с большевиками не по своему сочувствию к русским монархистам и не из идейного родства, как некоторые наивно полагали, а исключительно в своих корыстных интересах, что немцам восстановление единой и могущественной России невыгодно и по этой причине они не перестанут тайком поддерживать большевиков как важный фактор дестабилизации России. Что принятие помощи из рук врага, оккупировавшего исконно русские земли - безнравственно. Что подавляющее большинство Добровольческой Армии никогда на такое гнусное предательство не согласится. В последнем Алексеев немного преувеличивал: "германская ориентация" среди добровольцев имела некоторое распространение, особенно после соединения с донскими казаками.Добровольцы видели, что немцы реально помогают казакам и реально снабжают их оружием и боеприпасами. О происхождении этого оружия старались не думать. Но вполне справедливо Алексеев полагал, что немцам нужны лишь русские ресурсы как средство продолжения войны, а судьба самой России их если и волнует, то только в плане устранения возможных конкурентов.
Милюков
Несколько иные аргументы пришлось использовать Алексееву, обращаясь к чинам собственной армии. В отличие от Милюкова, эти его собеседники были профессиональными военными, и Михаил Васильевич мог обращать к ним сугубо военные аргументы. Антон Иванович Деникин вспоминал: "В пространной речи генерал Алексеев говорил о немцах, как о «враге - жестоком и беспощадном», таком же враге, как и большевики... Об их нечестной политике, об экономическом порабощении Украины... О колоссальных потерях немцев, об истощении духовных и материальных сил германской нации, о малых шансах ее на победу... О Восточном фронте... О том будущем, которое сулит России связь с Германией: «политически - рабы, экономически - нищие...» Словом, обосновал два наши положения: 1) Союз с немцами морально недопустим, политически нецелесообразен. 2) Пока - ни мира, ни войны". По свидетельству генерала Маркова, речь Алексеева возымела действие, и германофильская пропаганда практически не затронула армию.
Алексеев стремился покрыть всю Россию сетью подпольных центров Добровольческой Армии. Он, как никто, понимал, что в стране остаётся ещё много людей, симпатизирующих Белому Движению, и готовых драться за освобождение России. Предполагалось, что такие центры, возглавляемые доверенными лицами Алексеева, займутся подбором добровольцев, в основном из числа офицеров и юнкеров, и переправкой их в Армию, а попутно - сбором разведывательной информации. Дважды в месяц центры должны были отчитываться перед Алексеевым, благодаря чему он всегда имел достаточно актуальные сведения о происходящем в тылу у большевиков и немцев. Но особое внимание генерал уделял созданию центров на оккупированной немцами Украине. Основной их целью оставался поиск добровольцев и организация пересылки их в Добровольческую Армию. Для этой цели доверенные лица Алексеева даже сумели сговориться с украинскими железнодорожниками, которые заверили, что беспрепятственно будут отправлять и пропускать через все станции поезда с добровольцами и немедленно объявят забастовку, если немцы решат двинуть войска против белых. Но попутно добровольческие центры на Украине должны были озаботиться созданием собственных вооружённых отрядов. Эти отряды создавались для того, чтобы по первому приказу Алексеева развернуть в тылу немцев полномасштабную партизанскую войну. Примечательно, что в случае выступления немцев против Добровольческой армии или восставшего в Поволжье Чехословацкого корпуса центры должны были начать диверсии против них немедленно, не дожидаясь приказа. Таким образом, Михаил Васильевич ни на минуту не забывал о том, что Россия находится под вражеской оккупацией и не имея достаточно сил, чтобы изгнать захватчиков, продолжал изыскивать средства для борьбы против них.
В дальнейшем - а Алексеев смотрел вперёд, смело планируя на долгосрочную перспективу - после освобождения украинской территории, центры Добровольческой Армии становились ядром для формирования новых воинских частей и основой для гражданской администрации в соответствующих городах.
Что касается отношений с союзниками, здесь главной опорой Алексеева должен был стать бывший главнокомандующий Румынским фронтом генерал Щербачёв, отбывший в Европу в качестве официального представителя Добровольческой Армии. Михаил Васильевич снабдил его весьма подробными инструкциями. Главным для Алексеева на этом направлении было отстаивание русских национальных интересов в условиях скорого и несомненного окончания Первой Мировой войны. А для этого следовало добиться от стран Антанты признания Белого Движения как продолжения борьбы на Восточном фронте, как части общеевропейской борьбы. Тем более, что, по меткому замечанию белогвардейского генерала Лебедева (представителя Алексеева в Поволжье, ставшего впоследствии начальником штаба у Колчака), "союзники не столько заинтересованы в Добровольческой Армии, сколько в генерале Алексееве". Эту-то заинтересованность союзников Алексеев и пытался использовать, давая подробные инструкции Щербачёву. Суть этих инструкций сводилась к следующим тезисам.
1) Добровольческая Армия является носительницей Русской общенациональной идеи, и в силу этого - единственной законной представительницей России.
2) Борьба Добровольческой Армии на Северном Кавказе - не региональное дело, а прямое продолжение Первой Мировой войны и исполнение прежнего союзнического долга, поскольку лишает большевиков доступа к богатым природным ресурсам Дона, Кубани и Кавказа. Большевики же, в соответствии с Брестским миром, обязаны снабжать этими ресурсами австро-германцев. Следовательно, Добровольческая Армия лишает немецкий блок тех самых ресурсов, которые так необходимы ему для продолжения войны.
3) Добровольческая Армия последовательно и твёрдо стоит на позициях верности союзническому долгу
4) Вместе с тем, армия преследует исключительно патриотические цели и базируется на русские средства.
5) Преимущественная поддержка союзниками левых политических сил нецелесообразно, поскольку именно левые стали причиной развала Русской Армии и выхода России из войны. Союзников необходимо убедить, что в наступившей Русской Смуте им следует опираться в первую очередь на консервативные силы.
6) Добровольческая Армия всецело поддерживает идею восстановления Восточного Фронта против австро-германцев. Но чтобы этот фронт действительно стал возможен, необходимо сохранение единой и неделимой России. Превращение казачьих областей и Украины в самостоятельные государства приведёт (и уже приводит) к их уходу в сферу германского влияния.
Генерал Д.Г. Щербачёв. В Первую Мировую войну - фактический командующий
Румынским фронтом. В Гражданскую - дипломатический представитель Добровольческой Армии
при странах Антанты.
Из такого подхода логично вытекали ещё два тезиса. Во-первых, заключение мира по итогам Первой Мировой войны без учёта национальных интересов России после всех понесённых ею жертв ради общей победы, будет не только преступным, но и не соответствует интересам самих союзников. А во-вторых, Россия, неоднократно спасавшая союзников от неминуемого разгрома, вправе требовать, чтобы теперь эти союзники помогли ей избавиться от ига германских агентов. Именно об этом он инструктирует своего агента - Шапрона дю Ларрэ, отправляющегося на встречу с представителями союзников в Москве. Вы не просителем едете, - пишет старый генерал. - Вы вправе требовать, чтобы союзники исполнили свой долг. Таким образом, основатель Белого Движения не просто видит в Добровольческой Армии русскую национальную силу, он прилагает усилия к тому, чтобы Добровольческая Армия таковой осталась и в дальнейшем, и забота тут двоякая: с одной стороны, не дать самой армии превратиться в служанку иноземных интересов, с другой - не позволить союзникам подмять под себя русское дело, обратить Белое Движение на службу своим эгоистическим геополитическим интересам. И в то же время - добиться от союзников действенной помощи.
Наивно - может кто-то сказать сегодня. При таком отношении рассчитывать на помощь союзников было просто нереально. Возможно, что и так. Но по-другому Алексеев, оставаясь русским патриотом, действовать не мог. Особенно, когда власть в стране захватили пораженцы, торговавшие национальными интересами страны и её богаствами направо и налево. Противопоставить большевикам можно было только патриотическую идею, на что Алексеев и сделал ставку. Будь союзники России по Антанте столь же честны в исполнении своего союзнического долга, как Михаил Васильевич - помощь белым армиям была бы оказана своевременно и в должном объёме. Увы, западные союзники были не столь благородны. Но вряд ли за освобождение большевизма стоило платить утратой национальной независимости. Главная ставка Алексеева была всё же на русские силы, на пробуждение народа, а отнюдь не на союзников.
Контакты Алексеева с союзниками имели и ещё один аспект. Пока Добровольческая Армия находилась на Дону, возможность её непосредственного контакта с союзниками по Антанте оставалась более, чем иллюзорной. Чтобы доставить ресурсы белым добровольцам, союзникам пришлось бы пробиваться сквозь территории, занятые красными, на что, естественно, они пойти были не готовы. Связь с союзниками давало овладение выходом в Чёрное море. Так интересы снабжения становились для Алексеева важным фактором, определявшим направление дальнейших операций. Соображения стратегии привлекали внимание Алексеева к царицынскому направлению - как к кратчайшему пути соединения с Восточным фронтом Белой Борьбы. Но участие в этом деле Краснова, за спиной которого маячили немцы, делали всё предприятие слишком уж сомнительным - ведь немцам Царицын был нужен именно как база для боевых действий против Восточного фронта белых. А освобождение Северного Кавказа давало выход к Чёрному морю, что позволяло получать снабжение от союзников.
Алексеев не зря старался об этом снабжении. Краснов, безоглядно поддерживавший немецких оккупантов и зазывавший их дальше вглубь России, упирал на то, что "зато немцы реально помогают". Немцы действительно снабжали Краснова оружием - с русских же складов, захваченных на Украине. Но для казаков, восставших против большевистского террора и остро нуждавшихся в этом самом оружии, такие частности были не важны - воевать требовалось здесь и сейчас. Активизация помощи от союзников могло бы нейтрализовать обаяние немецкой "помощи" и помешать оккупантам возглавить антибольшевистское сопротивление, к чему они с некоторых пор проявляли склонность.
Переписка Алексеева с союзниками раскрывает нам и его отношение к общественным организациям, которые начали активно создаваться в подполье по всей России. Алексеев оставался всё тем же трезвомыслящим политическим деятелем, каковым он был в прошлом, 1917 году. Одобряя идею антибольшевистского (а также антигерманского) подполья, Алексеев в первую очередь обращал внимание на реальные дела этих организаций. У Добровольческой Армии не было достаточно средств и людей, чтобы помогать всяким шарлатанам - она сама нуждалась в помощи. Кроме того, как мы видели, Алексеев в своей борьбе против большевизма сознательно делал ставку на консервативные, правые силы - опыт послефевральского позорища не прошёл даром. Вероятно, именно эта последовательная ставка на правых привела к тому, что Уфимская директория, объявившая себя "всероссийским правительством" и продвигавшая первоначально кандидатуру Алексеева на пост верховного главнокомандующего, в итоге остановилась на генерале-социалисте Болдыреве.
Последнее прижизненное фото М.В. Алексеева
Наконец, пару слов стоит сказать о взаимоотношениях Алексеева с самопровозглашёнными национальными государствами, возникшими на окраинах бывшей Российской империи. Оставаясь последовательным сторонником Единой и Неделимой России, Алексеев, разумеется, не допускал и мысли о том, чтобы эти "государства" признать. В то же время, считая главным фронтом Гражданской войны большевистский, Михаил Васильевич стремился обеспечить, там, где возможно, нейтралитет со стороны буржуазных националистов. Эта проблема стала особенно актуальной в августе 1918 года, когда наступающая Добровольческая Армия, преследуя красных, вошла в Туапсе, где столкнулась с захватившими этот город грузинскими "войсками". Провозгласившая свою независимость Грузия держалась немецкой ориентации и, как и Краснов на Дону, пустила на свою территорию немецкие войска. Более того: не успев как следует оформить свою государственность, Грузия повела наступление на север под предлогом изгнания большевиков, фактически же стремясь загрести под свою юрисдикцию как можно больше русских земель. Таким образом, Добровольческая Армия оказалась перед необходимостью противостоять грузинскому наступлению, ибо оно не только отторгало от России новые территории, но и отдавала эти территории в руки немцев. А поскольку Добровольческая Армия не выходила из боёв с большевиками, новый фронт ей был совсем не нужен. Стоило попытаться решить грузинскую проблему миром.
Переговоры с Грузией состоялись 12 сентября 1918 года в Екатеринодаре. Интересы Добровольческой Армии представлял Алексеев. Скрепя сердце, во имя своей армии старый полководец назвал грузинскую делегацию своими объективными союзниками по борьбе с большевиками. Алексеев к этому времени был уже тяжело болен. Поэтому переговоры он вёл, лёжа на кушетке, превозмогая боль. Поначалу разговор шёл в деловом тоне, пока Алексеев не обозначил главную цель переговоров - территориальный вопрос. А вот его-то Грузия обсуждать и отказалась, сославшись на "добровольное желание" населения завоёванных областей "присоединиться к демократической Грузии". Насколько это присоединение было действительно добровольным, мы могли наблюдать в режиме "онлайн", начиная с момента распада СССР и до наших дней: ни Абхазия, ни Осетия не желали и не желают ровным счётом ничего общего иметь с Грузией. Однако глава грузинской делегации Гегечкори заявил, что не признаёт права Добровольческой Армии вести какие-либо переговоры о территориальных спорах, поскольку Добровольческая Армия - "частная организация". И Алексеева взорвало. "То было оскорбительно, - вспоминал впоследствии об этой истории Шульгин, - что этот посол маргаринового "грузинского государства" назвал "частной организацией" то единственное, что осталось от российской государственности, что несло на своём знамени идею России". Алексеев решительно покинул переговоры. И чтобы хоть немного успокоиться, залпом осушил стакан ледяной воды. Этот опрометчивый поступок старого генерала, совершённый в состоянии крайнего волнения, вызвал у него воспаление лёгких, от которого Алексеев уже не оправился.
Подводя итоги деятельности Алексеева в качестве верховного руководителя Добровольческой Армии, мы можем констатировать, что он, несмотря на старость и прогрессирующую болезнь, несмотря на то, что отчётливо осознавал близость смерти (а Алексеев неоднократно заявлял, что участие в Белом Движении для него - "последнее его дело на земле"), Алексеев оставался всё тем же бескомпромиссным патриотом и всё тем же здравомыслящим политиком, каковым он был и прежде. Его целью до самой смерти оставалось возрождение национальной России в условиях, когда в столице утвердился русофобский и богоборческий режим, а значительная часть Российской империи оказалась под иностранной оккупацией. В этих условиях Алексееву пришлось маневрировать между различными и довольно многочисленными "центрами силы", чтобы сохранить Добровольческую Армию в качестве русской национальной и общегосударственной структуры. Этой цели он добился - правда, ценой собственной жизни. И если сегодня мы чтим - и справедливо чтим - бескомпромиссное нежелание императора Николая Второго признавать своё поражение и подписывать "позор своего Отечества", то разве не заслужил ровно за то же самое нашего уважения и генерал Алексеев?
Генерал Михаил Васильевич Алексеев
Как известно, задержаться на Дону и с него начать освобождение России, как планировал Михаил Васильевич, белогвардейцам не удалось. Казаки, уставшие от войны и в значительно степени распропагандированные левыми партиями, защищать Дон от большевистского нашествия не желали, в результате Добровольческая Армия, чтобы сохранить себя в качестве боевой силы, оказалась вынуждена отправиться в свой знаменитый Ледяной Поход. О роли Алексеева в Ледяном Походе я имел честь писать отдельно и достаточно подробно. Добавить, пожалуй, можно только одно: Алексеев, как и многие другие первопоходники, вынужден был оставить свою жену и двух молодых дочерей на Дону, на милость большевиков. Первый этап Гражданской войны требовал от её участников всецелой самоотдачи и всецелой жертвенности. Армия могла выжить, оторваться от преследования, только в том случае, когда ей не мешал бы разросшийся до непомерных размеров обоз. Однако трудно было в том феврале 1918-го однозначно решить, кто был в большей безопасности - те ли, кто оставался в Ростове и Новочеркасске (была надежда, кстати, вполне оправдавшаяся, что казаки спрячут, не выдадут на расправу), или те, кто выступал в поход - буквально в неизвестность, в условиях стратегического окружения, периодически переходившего в тактическое. "Мы уходим в степи, - констатировал положение армии Алексеев. - Можем вернуться, только если будет милость Божия". Переписка Михаила Васильевича с женой недвусмысленно свидетельствует, что собственную гибель старый полководец считал более вероятной, нежели гибель жены и дочерей.
Настоящие трудовые будни наступили для Алексеева после возвращения из похода. В Ледяном Походе основной груз ответственности лежал на Корнилове, а после гибели последнего - на Деникине. Но после возвращения из похода возникла необходимость именно в Алексееве - как в человеке, курировавшем в армии политические и идеологические вопросы. В первую очередь, необходимо было как-то выстраивать отношения с донским казачеством, изгнавшим большевиков, но пригласившим на свою территорию немецких оккупантов. Совсем не сотрудничать с Доном, избравшим собственное правительство и нового атамана, Добровольческая Армия возможности не имела - ведь всё время Ледяного Похода она жила не в последнюю очередь надеждой на пробуждение Дона, к тому же Дон был единственной территорией, на которой армия могла отдохнуть и привести себя в порядок перед новыми сражениями. С другой стороны, Дон явно делал ставку на немцев, а новый атаман П.Н. Краснов, прославившийся своей безоглядно прогерманской ориентацией ещё в период Русско-Японской войны, слал кайзеру верноподданнические телеграммы и звал германские войска занять Воронеж и Царицын, дабы тем самым прикрыть Дон от большевиков. Остававшийся безукоризненным патриотом, Алексеев не мог расценивать подобную позицию иначе, чем как предательскую. В то же время немцы - и это генералу было хорошо известно, начали собственную борьбу против большевиков, и в интересах этой борьбы готовы были всерьёз помогать донским казакам, передавая Краснову оружие и боеприпасы со складов Русской Императорской Армии, захваченных на Украине. Этим оружием и этими боеприпасами Краснов щедро делился - отдадим ему должное - с добровольцами. Принимать эти подачки было унизительно: немцы, оставаясь врагами России, "дарили" Белому Движению по сути то, что награбили из ресурсов самой же России. Но отказаться от донского снабжения в тех условиях означало просто остаться без боеприпасов. А армии нужно было готовиться к новым походам. Поэтому приходилось на многое закрывать глаза, во многом переступать через себя.
Немало проблем было и с кубанцами. Освободить Кубань в ходе Ледяного Похода не удалось. Тем не менее, приток кубанских казаков в армию шёл, и шёл весьма активно. Алексеев, как и Деникин, как и Марков, понимал: казаки идут в армию ради того, чтобы сражаться за освобождение своих собственных станиц. А значит, второй Кубанский поход неизбежен. Но на Кубани белых добровольцев ждали многократно превосходившие их по численности силы красных. Борьба обещала быть долгой и ожесточённой. Между тем, увязнув в боях на Кубани, Добровольческая Армия оказывалась чисто региональной силой, лишённой какого-либо влияния в общероссийском масштабе. Участие в общероссийских делах мог бы дать бросок на Царицын, суливший (с начала июля 1918 года) соединение сил с восставшим Чехословацким корпусом и Народной Армией КомУча. В итоге создавался бы единый фронт против большевиков от Новочеркасска до Мурманска. Но как в этом случае поведут себя кубанские казаки? Останется ли пассивной многотысячная группировка красных во главе с Сорокиным, силу которой добровольцы успели ощутить на себе? А главное - Краснов, усиленно зазывавший Добровольческую Армию на Царицын, уже заключил союз с немцами, немцы же рассчитывали, заняв Царицын, развернуть действия против ... того самого Чехословацкого корпуса, на соединение с которым стремился Алексеев. И получалось, что Добровольческая Армия, двигаясь на Царицын, не только не соединялась с войсками Восточного фронта Гражданской войны, но по сути прокладывала дорогу тем, кто этот фронт спешил ликвидировать. Было, над чем поломать голову старому стратегу.
Немало хлопот доставляли и политические деятели всевозможных окрасок. Успехи корниловцев и казаков и восстание чехословаков возбудили во многих надежду на скорое падение большевизма. По всей России начали возникать всевозможные подпольные кружки, группы и "центры" с громкими названиями, самых разных политических окрасок. Предстояло решить - при минимуме информации - с какими из этих структур можно взаимодействовать, а от каких следует держаться как можно дальше в силу их абсолютной неадекватности и авантюризма.
И былой политический вес, как и былая репутация безупречных патриотов, не могли быть критериями надёжности этих подпольных ячеек в тылу врага. Например - историк П. Милюков. Авторитетный учёный и давний думский деятель. Правда, активный и убеждённый "февралист", от вины которого в развале русской государственности никуда не деться, но - чего не отнять - всегда выступавший с патриотических позиций. Человек, который мог допускать страшные ошибки, но исполненный, как многим казалось, благих намерений. И этот Милюков, громче всех требовавший в своё время "вернуть крест на Святую Софию", этот Милюков, громогласно с думской трибуны обвинявший самого императора Николая Второго и его царственную супругу в работе на немцев, вдруг неожиданно принимается бомбардировать Алексеева письмами, в которых призывает ... к сотрудничеству с немцами во имя свержения большевиков и восстановления монархии.
Монархия. Пресловутый "монархический флаг". Это тоже стало головной болью Алексеева после Первого Кубанского похода. К Армии благополучно присоединился трёхтысячный отряд М.Г. Дроздовского, прибывший с Румынского фронта. Алексеев лично приветствовал это неожиданное пополнение, благодаря за верность Отечеству и жертвенность. Но в отряде Дроздовского преобладали монархисты, сам Михаил Гордеевич состоял в тайной монархической организации, вовлёк в неё большую часть своего отряда, а после присоединения к армии - распространил её пропаганду и на другие, "старые" части - Партизанский и Офицерский полки. Алексеев и сам, по свидетельству близко знавшего его А.И. Деникина, считал монархию единственно возможной для России формой государственного устройства. Генерал был убеждён, что Россия естественным ходом событий сама придёт к восстановлению монархии. В то же время казачество в основной своей массе держалось антимонархических убеждений, крестьянство также опасалось восстановления монархии, ибо давно уже поделило помещичьи земли. О том же, какий убеждений придерживается народ на огромных территориях, подконтрольных красным, Алексеев и вовсе не имел ни малейшего понятия. Между тем, его боевые соратники настойчиво добивались от руководства Армии сформулировать свою политическую позицию. Этого же настоятельно требовал граф Фёдор Артурович Келлер, опасавшийся, что немцы, открыто провозглашающие монархический лозунг, могут привлечь на свою сторону наиболее идейных и решительных противников большевизма - и тем самым закрепить своё господство на Юге России и кабальные условия Брестского мира.
Алексеев (на фото - справа) был начальником штаба Ставки верховного главнокомандующего
императора Николая Второго (в центре). В связи с этим в Добровольческой Армии Алексеев считался монархистом.
И действительно был им. Но провозлашение монархического лозунга в 1918 году он считал преждевременным.
Дополнительную проблему для Алексеева создавали государственные новообразования, возникшие на национальных окраинах Российской империи, провозгласившие свою "независимость", а на деле - ушедшие под немецких и турецких оккупантов. Эти самопровозглашённые государства не просто отторгали от России значительные территории, богатые ресурсами, и не просто отдавали эти ресурсы в руки геополитических врагов России. Они с первых дней своего существования проявляли склонность к расширению своих границ, стремясь аннексировать как можно больше областей, населённых уже почти исключительно русскими. А следом за "армиями" самозванных "национальных правительств" шли немецкие и турецкие войска устанавливать свой "новый порядок". Подобные поползновения необходимо было пресечь - но сил Добровольческой Армии для этого уже не хватало, она и с Сорокиным-то едва справлялась.
Наконец, выход белых войск к Чёрному морю открывал перед Алексеевым перспективу установления прямых контактов с союзниками по Антанте. С теми самыми союзниками, на верности которым он столь убеждённо и неоднократно настаивал. Белые, как правопреемники дореволюционной России, вправе были ожидать, что союзники окажут им поддержку в борьбе против большевиков и освобождении России от немецкой оккупации. Беда, однако, состояла в том, что Англия и Франция делали ставку на левые партии, на "революционных демократов", однажды уже разваливших и фронт, и страну.
Как же Алексеев решал столь многочисленные свалившиеся ему на голову проблемы, которые, вдобавок, оказывались причудливым образом переплетены друг с другом?
Если попытаться тезисно изложить основные его принципы, то они будут выглядеть следующим образом.
1) Борьба против большевиков до победного конца. Ликвидация революции при сохранении тех её "завоеваний", которые докажут свою жизнеспособность и полезность.
2) Никаких компромиссов с немцами. Напомню: изначально Добровольческая Армия создавалась не столько для борьбы с революцией, сколько для восстановления Восточного фронта и возобновления войны против немцев. И лишь неумолимые обстоятельства выдвинули большевиков на первый план.
3) Территориальная целостность России и её политическая независимость не обсуждаются.
4) В отношении казачьих правительств - предельная лояльность и политкорректность, но только до тех пор, пока она не вступает в противоречие с принципом территориальной целостности России. Казакам помогать, от их помощи не отказываться, но при этом стараться склонить казачьих вождей к борьбе за общероссийские, а не только за свои областные интересы.
5) Добровольческая Армия является русской общенациональной силой и именно в этом качестве должна восприниматься.
6) Союзники имеют моральные обязательства и долг перед Россией за её действия в Первой Мировой войне, неоднократно спасавший Западный фронт от крушения. Поэтому Добровольческая Армия не может считать себя подчинённой силой по отношению к союзному командованию. Она не просит о помощи - она требует, чтобы "европейские демократии" выполнили свои союзные обязательства и не отворачивались от России, изнемогающей под немецкой оккупацией и большевистской тиранией.
7) От подпольных антибольшевистских кружков требуются в первую очередь реальные дела, а во вторую - конкретная помощь Добровольческой Армии. Помощь может выражаться в присылке добровольцев, в денежных суммах (а на нужды армии суммы требовались немалые, примерно по 5 миллионов рублей ежемесячно - и это только самый минимум) или в предоставлении разведывательных данных. Никакого распыления сил для мифической подготовки мифических восстаний Добровольческая Армия не допустит.
8) С национальными новообразованиями пока, до свержения большевиков - ни войны, ни мира. Но повсеместно и последовательно защищать неприкосновенность русских областей и интересы русского населения, если они окажутся под угрозой.
М.В. Алексеев за работой
Вопрос с большевиками требовал принятия целого ряда стратегических, оперативных и тактических решений, которые находились в ведении Главнокомандующего Антона Ивановича Деникина - Алексеев в эту сферу сознательно не вмешивался, строго придерживаясь принципа единоначалия в армии. Да и здоровье уже не позволяло Михаилу Васильевичу командовать войсками. О мотивах, диктовавших белым оперативные планы на 1918 год, я уже имел удовольствие писать - желающий легко может взять соответствующую статью (по гиперактивной ссылке - М.М.) и освежить её в памяти. В целом 1918 год следует признать победоносным для Белого Движения на Юге России, но роль Алексеева здесь, по существу, сводилась к пропагандистскому обеспечению наступательных операций.
Сложнее было с немцами. Для борьбы против них у малочисленной Добровольческой Армии не хватало сил, к тому же боестолкновение с германской армией автоматически привело бы к разрыву с донским казачеством, чего Алексеев стремился избежать. Да и на Украине вербовочные бюро Добровольческой Армии, на деятельность которых гетман Скоропадский смотрел сквозь пальцы, были бы немедленно прикрыты, а их сотрудники оказались бы под арестом. Поэтому, хоть Алексеев через Деникина и отдал армии приказ "не уклоняться от боя", по факту приходилось заниматься сложной, хитроумной и не всем понятной дипломатией, чтобы, сохраняя верность союзническому долгу и независимой России, в то же время избегать какого-либо соприкосновения с немцами. Ни в какие переговоры с оккупационными войсками Алексеев не вступал, ни на какие соглашения не шёл... Но какое-то время вынужден был ютиться в Ростове в одной гостинице с германскими офицерами. Такое соседство тяготило Алексеева, и после начала Второго Кубанского похода он воспользовался первой же возможностью, чтобы отбыть к армии.
С Милюковым, горячо убеждавшим Алексеева принять помощь от немцев в обмен на восстановление конституционной монархии (давний фетиш самого Милюкова), пришлось спорить, спорить долго и тактично. В переписке с ним Алексеев последовательно настаивал на том, что немцы начали борьбу с большевиками не по своему сочувствию к русским монархистам и не из идейного родства, как некоторые наивно полагали, а исключительно в своих корыстных интересах, что немцам восстановление единой и могущественной России невыгодно и по этой причине они не перестанут тайком поддерживать большевиков как важный фактор дестабилизации России. Что принятие помощи из рук врага, оккупировавшего исконно русские земли - безнравственно. Что подавляющее большинство Добровольческой Армии никогда на такое гнусное предательство не согласится. В последнем Алексеев немного преувеличивал: "германская ориентация" среди добровольцев имела некоторое распространение, особенно после соединения с донскими казаками.Добровольцы видели, что немцы реально помогают казакам и реально снабжают их оружием и боеприпасами. О происхождении этого оружия старались не думать. Но вполне справедливо Алексеев полагал, что немцам нужны лишь русские ресурсы как средство продолжения войны, а судьба самой России их если и волнует, то только в плане устранения возможных конкурентов.
Милюков
Несколько иные аргументы пришлось использовать Алексееву, обращаясь к чинам собственной армии. В отличие от Милюкова, эти его собеседники были профессиональными военными, и Михаил Васильевич мог обращать к ним сугубо военные аргументы. Антон Иванович Деникин вспоминал: "В пространной речи генерал Алексеев говорил о немцах, как о «враге - жестоком и беспощадном», таком же враге, как и большевики... Об их нечестной политике, об экономическом порабощении Украины... О колоссальных потерях немцев, об истощении духовных и материальных сил германской нации, о малых шансах ее на победу... О Восточном фронте... О том будущем, которое сулит России связь с Германией: «политически - рабы, экономически - нищие...» Словом, обосновал два наши положения: 1) Союз с немцами морально недопустим, политически нецелесообразен. 2) Пока - ни мира, ни войны". По свидетельству генерала Маркова, речь Алексеева возымела действие, и германофильская пропаганда практически не затронула армию.
Алексеев стремился покрыть всю Россию сетью подпольных центров Добровольческой Армии. Он, как никто, понимал, что в стране остаётся ещё много людей, симпатизирующих Белому Движению, и готовых драться за освобождение России. Предполагалось, что такие центры, возглавляемые доверенными лицами Алексеева, займутся подбором добровольцев, в основном из числа офицеров и юнкеров, и переправкой их в Армию, а попутно - сбором разведывательной информации. Дважды в месяц центры должны были отчитываться перед Алексеевым, благодаря чему он всегда имел достаточно актуальные сведения о происходящем в тылу у большевиков и немцев. Но особое внимание генерал уделял созданию центров на оккупированной немцами Украине. Основной их целью оставался поиск добровольцев и организация пересылки их в Добровольческую Армию. Для этой цели доверенные лица Алексеева даже сумели сговориться с украинскими железнодорожниками, которые заверили, что беспрепятственно будут отправлять и пропускать через все станции поезда с добровольцами и немедленно объявят забастовку, если немцы решат двинуть войска против белых. Но попутно добровольческие центры на Украине должны были озаботиться созданием собственных вооружённых отрядов. Эти отряды создавались для того, чтобы по первому приказу Алексеева развернуть в тылу немцев полномасштабную партизанскую войну. Примечательно, что в случае выступления немцев против Добровольческой армии или восставшего в Поволжье Чехословацкого корпуса центры должны были начать диверсии против них немедленно, не дожидаясь приказа. Таким образом, Михаил Васильевич ни на минуту не забывал о том, что Россия находится под вражеской оккупацией и не имея достаточно сил, чтобы изгнать захватчиков, продолжал изыскивать средства для борьбы против них.
В дальнейшем - а Алексеев смотрел вперёд, смело планируя на долгосрочную перспективу - после освобождения украинской территории, центры Добровольческой Армии становились ядром для формирования новых воинских частей и основой для гражданской администрации в соответствующих городах.
Что касается отношений с союзниками, здесь главной опорой Алексеева должен был стать бывший главнокомандующий Румынским фронтом генерал Щербачёв, отбывший в Европу в качестве официального представителя Добровольческой Армии. Михаил Васильевич снабдил его весьма подробными инструкциями. Главным для Алексеева на этом направлении было отстаивание русских национальных интересов в условиях скорого и несомненного окончания Первой Мировой войны. А для этого следовало добиться от стран Антанты признания Белого Движения как продолжения борьбы на Восточном фронте, как части общеевропейской борьбы. Тем более, что, по меткому замечанию белогвардейского генерала Лебедева (представителя Алексеева в Поволжье, ставшего впоследствии начальником штаба у Колчака), "союзники не столько заинтересованы в Добровольческой Армии, сколько в генерале Алексееве". Эту-то заинтересованность союзников Алексеев и пытался использовать, давая подробные инструкции Щербачёву. Суть этих инструкций сводилась к следующим тезисам.
1) Добровольческая Армия является носительницей Русской общенациональной идеи, и в силу этого - единственной законной представительницей России.
2) Борьба Добровольческой Армии на Северном Кавказе - не региональное дело, а прямое продолжение Первой Мировой войны и исполнение прежнего союзнического долга, поскольку лишает большевиков доступа к богатым природным ресурсам Дона, Кубани и Кавказа. Большевики же, в соответствии с Брестским миром, обязаны снабжать этими ресурсами австро-германцев. Следовательно, Добровольческая Армия лишает немецкий блок тех самых ресурсов, которые так необходимы ему для продолжения войны.
3) Добровольческая Армия последовательно и твёрдо стоит на позициях верности союзническому долгу
4) Вместе с тем, армия преследует исключительно патриотические цели и базируется на русские средства.
5) Преимущественная поддержка союзниками левых политических сил нецелесообразно, поскольку именно левые стали причиной развала Русской Армии и выхода России из войны. Союзников необходимо убедить, что в наступившей Русской Смуте им следует опираться в первую очередь на консервативные силы.
6) Добровольческая Армия всецело поддерживает идею восстановления Восточного Фронта против австро-германцев. Но чтобы этот фронт действительно стал возможен, необходимо сохранение единой и неделимой России. Превращение казачьих областей и Украины в самостоятельные государства приведёт (и уже приводит) к их уходу в сферу германского влияния.
Генерал Д.Г. Щербачёв. В Первую Мировую войну - фактический командующий
Румынским фронтом. В Гражданскую - дипломатический представитель Добровольческой Армии
при странах Антанты.
Из такого подхода логично вытекали ещё два тезиса. Во-первых, заключение мира по итогам Первой Мировой войны без учёта национальных интересов России после всех понесённых ею жертв ради общей победы, будет не только преступным, но и не соответствует интересам самих союзников. А во-вторых, Россия, неоднократно спасавшая союзников от неминуемого разгрома, вправе требовать, чтобы теперь эти союзники помогли ей избавиться от ига германских агентов. Именно об этом он инструктирует своего агента - Шапрона дю Ларрэ, отправляющегося на встречу с представителями союзников в Москве. Вы не просителем едете, - пишет старый генерал. - Вы вправе требовать, чтобы союзники исполнили свой долг. Таким образом, основатель Белого Движения не просто видит в Добровольческой Армии русскую национальную силу, он прилагает усилия к тому, чтобы Добровольческая Армия таковой осталась и в дальнейшем, и забота тут двоякая: с одной стороны, не дать самой армии превратиться в служанку иноземных интересов, с другой - не позволить союзникам подмять под себя русское дело, обратить Белое Движение на службу своим эгоистическим геополитическим интересам. И в то же время - добиться от союзников действенной помощи.
Наивно - может кто-то сказать сегодня. При таком отношении рассчитывать на помощь союзников было просто нереально. Возможно, что и так. Но по-другому Алексеев, оставаясь русским патриотом, действовать не мог. Особенно, когда власть в стране захватили пораженцы, торговавшие национальными интересами страны и её богаствами направо и налево. Противопоставить большевикам можно было только патриотическую идею, на что Алексеев и сделал ставку. Будь союзники России по Антанте столь же честны в исполнении своего союзнического долга, как Михаил Васильевич - помощь белым армиям была бы оказана своевременно и в должном объёме. Увы, западные союзники были не столь благородны. Но вряд ли за освобождение большевизма стоило платить утратой национальной независимости. Главная ставка Алексеева была всё же на русские силы, на пробуждение народа, а отнюдь не на союзников.
Контакты Алексеева с союзниками имели и ещё один аспект. Пока Добровольческая Армия находилась на Дону, возможность её непосредственного контакта с союзниками по Антанте оставалась более, чем иллюзорной. Чтобы доставить ресурсы белым добровольцам, союзникам пришлось бы пробиваться сквозь территории, занятые красными, на что, естественно, они пойти были не готовы. Связь с союзниками давало овладение выходом в Чёрное море. Так интересы снабжения становились для Алексеева важным фактором, определявшим направление дальнейших операций. Соображения стратегии привлекали внимание Алексеева к царицынскому направлению - как к кратчайшему пути соединения с Восточным фронтом Белой Борьбы. Но участие в этом деле Краснова, за спиной которого маячили немцы, делали всё предприятие слишком уж сомнительным - ведь немцам Царицын был нужен именно как база для боевых действий против Восточного фронта белых. А освобождение Северного Кавказа давало выход к Чёрному морю, что позволяло получать снабжение от союзников.
Алексеев не зря старался об этом снабжении. Краснов, безоглядно поддерживавший немецких оккупантов и зазывавший их дальше вглубь России, упирал на то, что "зато немцы реально помогают". Немцы действительно снабжали Краснова оружием - с русских же складов, захваченных на Украине. Но для казаков, восставших против большевистского террора и остро нуждавшихся в этом самом оружии, такие частности были не важны - воевать требовалось здесь и сейчас. Активизация помощи от союзников могло бы нейтрализовать обаяние немецкой "помощи" и помешать оккупантам возглавить антибольшевистское сопротивление, к чему они с некоторых пор проявляли склонность.
Переписка Алексеева с союзниками раскрывает нам и его отношение к общественным организациям, которые начали активно создаваться в подполье по всей России. Алексеев оставался всё тем же трезвомыслящим политическим деятелем, каковым он был в прошлом, 1917 году. Одобряя идею антибольшевистского (а также антигерманского) подполья, Алексеев в первую очередь обращал внимание на реальные дела этих организаций. У Добровольческой Армии не было достаточно средств и людей, чтобы помогать всяким шарлатанам - она сама нуждалась в помощи. Кроме того, как мы видели, Алексеев в своей борьбе против большевизма сознательно делал ставку на консервативные, правые силы - опыт послефевральского позорища не прошёл даром. Вероятно, именно эта последовательная ставка на правых привела к тому, что Уфимская директория, объявившая себя "всероссийским правительством" и продвигавшая первоначально кандидатуру Алексеева на пост верховного главнокомандующего, в итоге остановилась на генерале-социалисте Болдыреве.
Последнее прижизненное фото М.В. Алексеева
Наконец, пару слов стоит сказать о взаимоотношениях Алексеева с самопровозглашёнными национальными государствами, возникшими на окраинах бывшей Российской империи. Оставаясь последовательным сторонником Единой и Неделимой России, Алексеев, разумеется, не допускал и мысли о том, чтобы эти "государства" признать. В то же время, считая главным фронтом Гражданской войны большевистский, Михаил Васильевич стремился обеспечить, там, где возможно, нейтралитет со стороны буржуазных националистов. Эта проблема стала особенно актуальной в августе 1918 года, когда наступающая Добровольческая Армия, преследуя красных, вошла в Туапсе, где столкнулась с захватившими этот город грузинскими "войсками". Провозгласившая свою независимость Грузия держалась немецкой ориентации и, как и Краснов на Дону, пустила на свою территорию немецкие войска. Более того: не успев как следует оформить свою государственность, Грузия повела наступление на север под предлогом изгнания большевиков, фактически же стремясь загрести под свою юрисдикцию как можно больше русских земель. Таким образом, Добровольческая Армия оказалась перед необходимостью противостоять грузинскому наступлению, ибо оно не только отторгало от России новые территории, но и отдавала эти территории в руки немцев. А поскольку Добровольческая Армия не выходила из боёв с большевиками, новый фронт ей был совсем не нужен. Стоило попытаться решить грузинскую проблему миром.
Переговоры с Грузией состоялись 12 сентября 1918 года в Екатеринодаре. Интересы Добровольческой Армии представлял Алексеев. Скрепя сердце, во имя своей армии старый полководец назвал грузинскую делегацию своими объективными союзниками по борьбе с большевиками. Алексеев к этому времени был уже тяжело болен. Поэтому переговоры он вёл, лёжа на кушетке, превозмогая боль. Поначалу разговор шёл в деловом тоне, пока Алексеев не обозначил главную цель переговоров - территориальный вопрос. А вот его-то Грузия обсуждать и отказалась, сославшись на "добровольное желание" населения завоёванных областей "присоединиться к демократической Грузии". Насколько это присоединение было действительно добровольным, мы могли наблюдать в режиме "онлайн", начиная с момента распада СССР и до наших дней: ни Абхазия, ни Осетия не желали и не желают ровным счётом ничего общего иметь с Грузией. Однако глава грузинской делегации Гегечкори заявил, что не признаёт права Добровольческой Армии вести какие-либо переговоры о территориальных спорах, поскольку Добровольческая Армия - "частная организация". И Алексеева взорвало. "То было оскорбительно, - вспоминал впоследствии об этой истории Шульгин, - что этот посол маргаринового "грузинского государства" назвал "частной организацией" то единственное, что осталось от российской государственности, что несло на своём знамени идею России". Алексеев решительно покинул переговоры. И чтобы хоть немного успокоиться, залпом осушил стакан ледяной воды. Этот опрометчивый поступок старого генерала, совершённый в состоянии крайнего волнения, вызвал у него воспаление лёгких, от которого Алексеев уже не оправился.
Подводя итоги деятельности Алексеева в качестве верховного руководителя Добровольческой Армии, мы можем констатировать, что он, несмотря на старость и прогрессирующую болезнь, несмотря на то, что отчётливо осознавал близость смерти (а Алексеев неоднократно заявлял, что участие в Белом Движении для него - "последнее его дело на земле"), Алексеев оставался всё тем же бескомпромиссным патриотом и всё тем же здравомыслящим политиком, каковым он был и прежде. Его целью до самой смерти оставалось возрождение национальной России в условиях, когда в столице утвердился русофобский и богоборческий режим, а значительная часть Российской империи оказалась под иностранной оккупацией. В этих условиях Алексееву пришлось маневрировать между различными и довольно многочисленными "центрами силы", чтобы сохранить Добровольческую Армию в качестве русской национальной и общегосударственной структуры. Этой цели он добился - правда, ценой собственной жизни. И если сегодня мы чтим - и справедливо чтим - бескомпромиссное нежелание императора Николая Второго признавать своё поражение и подписывать "позор своего Отечества", то разве не заслужил ровно за то же самое нашего уважения и генерал Алексеев?