Отец-командир. Генерал Марков глазами полковника Павлова
Продолжаю собирать материалы к двойному юбилею генерала Сергея Леонидовича Маркова, предстоящему в этом году. Антон Иванович Деникин, боевой друг и ближайший соратник Сергея Леонидовича по Первой Мировой войне и его непосредственный командир в Гражданскую, подметил одну странность: белые добровольцы не жаловали Маркова, пока он состоял при штабе. Считали его злым, придирчивым, грубым и несправедливо требовательным. Но стоило Маркову перейти на строевую должность - и всеобщая нелюбовь немедленно сменялась всеобщим же восхищением. "У Маркова была одна особенность, - отмечает Антон Иванович, - прямота, откровенность и резкость в обращении, с которыми он обрушивался на тех, кто, по его мнению, не проявлял достаточно знания, энергии или мужества. Отсюда - двойственность отношений: пока он был в штабе, войска относились к нему или сдержанно или даже нетерпимо (в ростовский период Добровольческой армии). Но стоило Маркову уйти в строй, и отношение к нему становилось любовным и даже восторженным. Войска обладали своей особенной психологией: они не допускали резкости и осуждения со стороны Маркова - штабного офицера; но свой Марков - в обычной короткой меховой куртке, с закинутой на затылок фуражкой, помахивающий неизменной нагайкой, в стрелковой цепи, под жарким огнем противника - мог быть сколько угодно резок, мог кричать, ругать, его слова возбуждали в одних радость, в других горечь, но всегда искреннее желание быть достойными признания своего начальника".
Сергей Леонидович Марков
Это восторженное отношение к Маркову со стороны его младших соратников я смог сполна прочувствовать, когда обратился к замечательной книге "Марков и марковцы", изданной в рамках проекта "Белые воины". И в частности, к вошедшим в эту книгу воспоминаниям полковника-марковца Василия Ефимовича Павлова. Примечательно, что Павлов не даёт прямым текстом оценок своему командиру - образ Маркова проступает у него как-то естественно, сам собой, как в хорошей художественной литературе, через слова и поступки, которые Павлов фиксирует с фотографической точностью.
Вот один из таких красноречивых эпизодов: "Генерал Марков задержался на станции, но затем крупной рысью нагнал свой отряд. Поздоровавшись с Технической ротой, шедшей в хвосте, он перешел на шаг и сразу же завел разговор со всеми, задав несколько относящихся к моменту вопросов, и сделал вывод:
- Вы у меня и инженеры, и пехота, закаленные в боях. Вы хороший кадр для новых формирований. Будем надеяться, что, в конце концов, мы разобьем красных.
Марковцы в Ледяном Походе
И вдруг, строгий вопрос командиру роты:
- Я не вижу полковника Уральского войска?
Командир роты ответил, что полковник устал и находится в обозе.
- Мы все устали! - возразил генерал Марков, - на следующий раз передайте полковнику, чтобы он поборол свою усталость и был бы в строю вместе с другими. Обоз нашей маленькой армии, это раненые и больные. У нас не хватит сил, чтобы защищать здоровый элемент, если таковой будет находиться в обозе, - и поскакал дальше.
«Сколько бодрости, уверенности и надежд вливал он в наши души! Мы были как орлята около своего орла», - записал участник этого похода.
Впереди роты ехало несколько санитарных подвод. На одной из них ехала сестра милосердия Технической роты, Елена и пожилой офицер. Последний, увидев приближающегося генерала Маркова, слез. И что же? Генерал Марков первым приветствовал офицера и даже сказал ему: «Садитесь на подводу»! Офицеры роты были поражены: два, один за другим следовавших совершенно одинаковых случая и - разное отношение к ним? Объяснялось это весьма просто: генерал Марков не только все замечает, но он и все знает. Он знал, что штабс-капитан был в бою под Выселками ранен двумя пулями. Этот офицер отказался отправиться и армейский лазарет: «Раны пустяшные. Заживут на ходу при роте»" (конец цитаты).
Каким в данном эпизоде предстаёт перед нами командир Офицерского полка (заметим, кстати: новоиспечённый командир, несколько дней тому как получивший это назначение)? Он и наблюдательный офицер, умеющий заприметить любую мелочь и обладающий феноменальной памятью. Он и заботливый отец-командир, умеющий оказать снисхождение к тому, кто в этом действительно нуждается. Он и строгий начальник, не допускающий расхлябанности и лени, умеющий, где нужно - сурово взыскать с виновного (об этом же писал, как мы только что видели, и Деникин). Он и истинный вождь, всегда готовый подбодрить свои войска на трудном переходе, чётко объяснить им задачу, вселить уверенность.
Вот другой эпизод - на этот раз характеризующий Маркова в бою: "Генерал Марков скачками бежал по открытому месту к железной дороге, залез под бетонный переезд и встретился там с несколькими офицерами. Последние не успели даже смутиться появлением генерал Маркова, как услышали его ворчание:
- Чёрт возьми! Красная сволочь, видимо, заметила мою папаху и не жалея бросает снаряды. Как бы не попало по цепи. Нужно переждать здесь несколько минут, - и сейчас же стал спокойно говорить о нашей предстоящей атаке и... о бое на улицах.
Затем он, вдруг, перешел на тему о политике, сказав, что наша политика - защита блага Родины, и что мы, как солдаты, должны вести нашу политику быстро, решительно и целесообразно.
Прошло, может быть, минут пять, как генерал Марков, заявив молчавшим офицерам: "Ну, скоро мы пошлем красным снаряда три и - в атаку!" - оставил убежище и побежал к передовым цепям Офицерского полка. Только теперь пришли в себя офицеры под мостом. Ожидали разноса, а вместо этого живая, бодрая речь и предупреждение о скорой атаке, офицеры решили, раз генерал Марков говорил о бое на улицах, следовательно, их рота атакует станицу" (конец цитаты). Вряд ли тут нужны какие-то комментарии. Разве что всплывают немедленно в памяти образы великих русских полководцев Суворова и Скобелева, да героя обороны Севастополя адмирала Нахимова. Марков, возможно, даже несколько неожиданно для своих подчинённых, оказался достойным продолжателем их традиций.
Наконец, третий эпизод, столь же яркий и красноречивый, прекрасно характеризующий не только Маркова-полководца, но и ту обстановку, в которой протекал Ледяной Поход, в которой раскрывался характер будущего героя Белой Борьбы.
"Орудийные кони едва тянут орудия. Верховные уносов от холода не в состоянии сидеть в седлах, спешиваются, но тогда останавливаются кони. С трудом, с помощью других, верховые влезают на седла. Падают от изнеможения лошади, их заменяют. Но при каждой остановке колеса орудий и зарядных ящиков вмерзают в землю; орудия сдвигают совместными усилиями лошадей и людей. У орудий уже не колеса, а какие-то сплошные ледяные диски. Неимоверно тяжело идти людям... Медленно тащится колонна.
Остановка. Генерал Марков подбегает ко 2-й роте.
- Не занесло еще вас? Ничего: бывает и хуже!
Предлагает курить, вынимая пачку папирос, которую моментально разбирают.
- Пустяки! Держитесь! Не впервые ведь! Все вы молодые, здоровые, сильные. Придет время, когда Родина оценит вашу службу.
Разговор перешел на черкесов покинутого аула, но... подъехал ординарец. Генерал Марков вскочил на подведенного коня и поскакал вперед" (конец цитаты).
Согласитесь: не каждый командир согласится на походе раздать свои папиросы приунывшим бойцам. Тем более в условиях, когда снабжение армии нерегулярно, а тылы и коммуникации попросту отсутствуют. Но Марков чувствует момент, когда его бойцы нуждаются в моральной поддержке. И сходит со своего командирского пьедестала, когда это нужно, превращаясь из начальника в товарища по несчастью. При этом ни на минуту не забывает ни о субординации, ни о своих обязанностях. Стоило ли удивляться восторженному отношению к нему марковцев, стоило ли удивляться, что Офицерский полк по мановению руки своего командира готов бы своротить горы?
Сергей Леонидович Марков
Это восторженное отношение к Маркову со стороны его младших соратников я смог сполна прочувствовать, когда обратился к замечательной книге "Марков и марковцы", изданной в рамках проекта "Белые воины". И в частности, к вошедшим в эту книгу воспоминаниям полковника-марковца Василия Ефимовича Павлова. Примечательно, что Павлов не даёт прямым текстом оценок своему командиру - образ Маркова проступает у него как-то естественно, сам собой, как в хорошей художественной литературе, через слова и поступки, которые Павлов фиксирует с фотографической точностью.
Вот один из таких красноречивых эпизодов: "Генерал Марков задержался на станции, но затем крупной рысью нагнал свой отряд. Поздоровавшись с Технической ротой, шедшей в хвосте, он перешел на шаг и сразу же завел разговор со всеми, задав несколько относящихся к моменту вопросов, и сделал вывод:
- Вы у меня и инженеры, и пехота, закаленные в боях. Вы хороший кадр для новых формирований. Будем надеяться, что, в конце концов, мы разобьем красных.
Марковцы в Ледяном Походе
И вдруг, строгий вопрос командиру роты:
- Я не вижу полковника Уральского войска?
Командир роты ответил, что полковник устал и находится в обозе.
- Мы все устали! - возразил генерал Марков, - на следующий раз передайте полковнику, чтобы он поборол свою усталость и был бы в строю вместе с другими. Обоз нашей маленькой армии, это раненые и больные. У нас не хватит сил, чтобы защищать здоровый элемент, если таковой будет находиться в обозе, - и поскакал дальше.
«Сколько бодрости, уверенности и надежд вливал он в наши души! Мы были как орлята около своего орла», - записал участник этого похода.
Впереди роты ехало несколько санитарных подвод. На одной из них ехала сестра милосердия Технической роты, Елена и пожилой офицер. Последний, увидев приближающегося генерала Маркова, слез. И что же? Генерал Марков первым приветствовал офицера и даже сказал ему: «Садитесь на подводу»! Офицеры роты были поражены: два, один за другим следовавших совершенно одинаковых случая и - разное отношение к ним? Объяснялось это весьма просто: генерал Марков не только все замечает, но он и все знает. Он знал, что штабс-капитан был в бою под Выселками ранен двумя пулями. Этот офицер отказался отправиться и армейский лазарет: «Раны пустяшные. Заживут на ходу при роте»" (конец цитаты).
Каким в данном эпизоде предстаёт перед нами командир Офицерского полка (заметим, кстати: новоиспечённый командир, несколько дней тому как получивший это назначение)? Он и наблюдательный офицер, умеющий заприметить любую мелочь и обладающий феноменальной памятью. Он и заботливый отец-командир, умеющий оказать снисхождение к тому, кто в этом действительно нуждается. Он и строгий начальник, не допускающий расхлябанности и лени, умеющий, где нужно - сурово взыскать с виновного (об этом же писал, как мы только что видели, и Деникин). Он и истинный вождь, всегда готовый подбодрить свои войска на трудном переходе, чётко объяснить им задачу, вселить уверенность.
Вот другой эпизод - на этот раз характеризующий Маркова в бою: "Генерал Марков скачками бежал по открытому месту к железной дороге, залез под бетонный переезд и встретился там с несколькими офицерами. Последние не успели даже смутиться появлением генерал Маркова, как услышали его ворчание:
- Чёрт возьми! Красная сволочь, видимо, заметила мою папаху и не жалея бросает снаряды. Как бы не попало по цепи. Нужно переждать здесь несколько минут, - и сейчас же стал спокойно говорить о нашей предстоящей атаке и... о бое на улицах.
Затем он, вдруг, перешел на тему о политике, сказав, что наша политика - защита блага Родины, и что мы, как солдаты, должны вести нашу политику быстро, решительно и целесообразно.
Прошло, может быть, минут пять, как генерал Марков, заявив молчавшим офицерам: "Ну, скоро мы пошлем красным снаряда три и - в атаку!" - оставил убежище и побежал к передовым цепям Офицерского полка. Только теперь пришли в себя офицеры под мостом. Ожидали разноса, а вместо этого живая, бодрая речь и предупреждение о скорой атаке, офицеры решили, раз генерал Марков говорил о бое на улицах, следовательно, их рота атакует станицу" (конец цитаты). Вряд ли тут нужны какие-то комментарии. Разве что всплывают немедленно в памяти образы великих русских полководцев Суворова и Скобелева, да героя обороны Севастополя адмирала Нахимова. Марков, возможно, даже несколько неожиданно для своих подчинённых, оказался достойным продолжателем их традиций.
Наконец, третий эпизод, столь же яркий и красноречивый, прекрасно характеризующий не только Маркова-полководца, но и ту обстановку, в которой протекал Ледяной Поход, в которой раскрывался характер будущего героя Белой Борьбы.
"Орудийные кони едва тянут орудия. Верховные уносов от холода не в состоянии сидеть в седлах, спешиваются, но тогда останавливаются кони. С трудом, с помощью других, верховые влезают на седла. Падают от изнеможения лошади, их заменяют. Но при каждой остановке колеса орудий и зарядных ящиков вмерзают в землю; орудия сдвигают совместными усилиями лошадей и людей. У орудий уже не колеса, а какие-то сплошные ледяные диски. Неимоверно тяжело идти людям... Медленно тащится колонна.
Остановка. Генерал Марков подбегает ко 2-й роте.
- Не занесло еще вас? Ничего: бывает и хуже!
Предлагает курить, вынимая пачку папирос, которую моментально разбирают.
- Пустяки! Держитесь! Не впервые ведь! Все вы молодые, здоровые, сильные. Придет время, когда Родина оценит вашу службу.
Разговор перешел на черкесов покинутого аула, но... подъехал ординарец. Генерал Марков вскочил на подведенного коня и поскакал вперед" (конец цитаты).
Согласитесь: не каждый командир согласится на походе раздать свои папиросы приунывшим бойцам. Тем более в условиях, когда снабжение армии нерегулярно, а тылы и коммуникации попросту отсутствуют. Но Марков чувствует момент, когда его бойцы нуждаются в моральной поддержке. И сходит со своего командирского пьедестала, когда это нужно, превращаясь из начальника в товарища по несчастью. При этом ни на минуту не забывает ни о субординации, ни о своих обязанностях. Стоило ли удивляться восторженному отношению к нему марковцев, стоило ли удивляться, что Офицерский полк по мановению руки своего командира готов бы своротить горы?