Анатолий Гутман. Декабрьское восстание в Омске.
В ЖЖ доктора исторических наук Владимира Хандорина (64vlad) нашёл ссылку на архиинтенресный материал: на воспоминания очевидцев об Омском антиколчаковском восстании в декабре 1918 года и о его подавлении белыми войсками. " Отличный материал, - предваряет публикацию Владимир Геннадьевич. - Помимо прочего, неплохой противовес известным эсеровским россказням вроде Ракова о "злобных колчаковских карателях", иллюстрирующий, что "белый террор" всё-таки носил в основном (хотя и не всегла) ответный характер". Оригинал здесь.
Предисловие доктора исторических наук В.Ж. Цветкова.
Так называется представляемый читателям «Русской линии» отрывок из неопубликованной рукописи известного российского публициста и политического деятеля Анатолия Гутмана (А. Гана). Хотелось бы обратить внимание, на достаточно объективную оценку им трагических событий декабря 1918 года, остающихся до настоящего времени (в части современной публицистики) свидетельством т.н. «белого террора» со стороны «только что захватившего власть Колчака». Оценка Гутмана (Гана) тем более интересна, что он был человеком отнюдь не «правых» взглядов. Тем не менее, «трагедия братоубийства» Гражданской войны, пресловутая «атамановщина», равно как и очевидная слабость власти самого Колчака, показана им достаточно чётко. Примечательно, что при описании подавления восстания речь идёт о казнях «социалистов» (членов эсеровской и большевистской партии), а отнюдь не об одних «учредиловцах». Таким образом, не приходится говорить о «массовых убийствах членов Учредительного Собрания», как это, подчас, утверждает современная публицистика. Приведена статистика убитых, раненых с обеих сторон. «Порядок» чисел, конечно, большой, но никак не «многотысячный». Наиболее актуальными представляются свидетельства о непричастности адмирала Колчака и возглавляемого им Российского правительства к самосудам «атаманской вольницы».
Первая часть воспоминаний Гутмана (Гана) (также не переизданная до сих пор в России) увидела свет в Шанхае, в 1921 году, под наименованием «Россия и большевизм».
Рукопись текста хранится в Государственном архиве Российской Федерации (фонд 5881, Опись 1, Д. 180. Лл. 146−168.). Сохранена пунктуация подлинника. Комментарии Гутмана (Гана) даны в скобках, комментарии публикатора - в скобках, курсивом.
Уместно также привести документальные свидетельства из сборника документов следственных органов белого правительства и советских карательных органов «Красный террор на Востоке России в 1918-1922 гг.», опубликованного в 2006-м году в издательстве «Посев» С.С. Балмасовым. Эта книга содержит убедительные сведения о причинах карательных акций белой власти, которые нередко представляли собой ответные действия на выступления местных красных партизан и подпольщиков.
В.Ж.Цветков
Текст воспоминаний А. Гутмана.
С момента свержения в Сибири советской власти, большевики ушли в подполье, энергично продолжая свою работу. Отогнанные правительственными войсками от центров железнодорожной магистрали, они ушли частью в тайгу, частью в отдалённые от центров селения, где оправлялись от ударов, собирались с силами. Поддерживая оживлённую связь с хорошо законспирированными городскими ячейками, большевикам время от времени удавалось вызывать местные восстания, не носившие, однако, серьёзного характера. Сибирь всегда таила в себе массу бродяжного, таёжного и уголовного элемента, к которому присоединялись разбитые в боях в середине 1918 г. с чехословаками и белыми русскими и бежавшие в тайгу красногвардейцы (Красной армии, как известно в продолжении первой половины 1918 года ещё не существовало). Комиссары, в большинстве уголовные преступники, прошедшие тяжёлую школу каторги, умели использовать активный преступный элемент. Вокруг них группировались социальные отбросы городов и сёл, при любом строе готовые на грабежи и убийства. Красногвардейцы из военнопленных мадьяр опасались, что в случае поимки их ждёт неминуемая смерть, главным образом, со стороны чехов не дававших им никакой пощады. Они предпочитали укрываться в тайге и, присоединяясь к разбойничьим шайкам, спасались от голодной смерти. Пользуясь сибирскими безлюдными пространствами и тайгой, большевики учли невозможность организации их врагами правильной с ними борьбы.
Они продолжали накапливать свои силы, организовывая исподволь восстания. В средствах у них недостатка не было, так как они при побеге успели захватить награбленные в казначействах и Государственных банках денежные знаки и золото.
30 ноября в Тюмени большевикам удалось взбунтовать мобилизованных омским правительством новобранцев. Произошла кровавая свалка. Убито и ранено было несколько десятков чинов администрации и милиции. Благодаря подоспевшей воинской части бунт был скоро подавлен, и наиболее виновные, в числе которых оказались комиссары, были расстреляны. Через некоторое время большевики подняли восстание в Мариинском уезде на станциях Камарчага и Иланской Сибирской железной дороги. Эти восстания кончились для них также неудачно. Правительственным войскам не стоило большого труда восстановить порядок. При ликвидации восстаний зачинщики и главари обыкновенно уходили своевременно, а страдающим элементом оказывалась слепая толпа, соблазнявшаяся возможностью погромить начальство и пограбить богатых людей.
Непрекращающиеся восстания в тылу Сибирской армии, сражавшейся на главном фронте создали крайне напряжённую атмосферу в Омске, откуда часто приходилось посылать специальные, преимущественно казачьи отряды, для их подавления. Бунты носили крайне жестокий, зверский характер. Партизаны, предводительствуемые коммунистами, бесчеловечно убивали и истязали правительственных чиновников, офицеров и солдат.
Вот характерная выдержка из протокола осмотра трупов погибших во время крестьянского бунта в Мариинске, Томской губернии.
« В город привезли пять трупов офицеров. У каждого из них вырезаны ремни из спины. Медицинским осмотром трупов установлено, что ремни были вырезаны у живых. Все офицеры взятые крестьянами в плен, варварски перебиты» (Заря, Томск, 5 февраля 1919 г.). Такие сообщения часто появлялись в повседневной печати (в следующих документальных публикациях предполагается привести свидетельства подобного рода - прим. В.Ц.).
Тяжесть борьбы с партизанскими восстаниями в тылу легла преимущественно на, так называемые, отряды особого назначения, организованные казачьими офицерами, по местному названию - атаманами, Красильниковым, Волковым, Катанаевым и Анненковым ещё задолго до ноябрьского переворота.
После переворота большевики получили неожиданно для себя весьма ценных союзников в лице подпольных организаций эсеров, энергично взявшихся за «работу».
После изгнания Авксентьева, Зензинова и Аргунова из Омска эсеровские организации повели из подполья объединённую с большевиками работу по свержению правительства. К тому же времени стало известно о начавшихся переговорах между советским правительством и некоторыми лидерами эсеровской партии о примирении. Сообщались имена членов партии Вольского, Шмелёва, Падвицкого и др., протянувших руку советскому правительству и уехавших через уфимский фронт в Москву. Омск, как и вся Сибирь, был наполнен эсеровскими агентами, укрывавшимися в общественных и государственных учреждениях. Город кишел также большевистскими агентами, официально выступавшими под фирмой эсеров. На окраине Омска находился большой концентрационный лагерь, в котором содержалось несколько тысяч пленных мадьяр и красногвардейцев. Лагерь охранялся чехословацкими и русскими отрядами. Можно понять, какой опасности подвергалось только что возникшее правительство адмирала Колчака и в каком нервном состоянии жила тогдашняя резиденция правительства.
В то время в местной тюрьме сидело много большевистских комиссаров со своим главой Михельсоном, бывшим председателем Омского совдепа. Благодаря слабости стражи и её подкупленности, Михельсон получил возможность из тюрьмы сноситься со своими, оставшимися на воле, товарищами и руководить подготовкой восстания. Подпольный коммунистический комитет имел свои ячейки в местном гарнизоне, милиции и других организациях; совместно с группой железнодорожных рабочих, он разработал план восстания до мельчайших подробностей. Расчёт был, главным образом, на пленных красногвардейцев и рабочих. Небольшой отряд вооружённых заговорщиков должен был захватить городские склады оружия, освободить военнопленных из лагеря, арестантов из тюрьмы, вооружить их и с ними отправиться на узловую станцию Куломзино (в 7 верстах от Омска). Там предполагалось захватить железнодорожный путь, прервать телеграф и телефоны, разрушить железнодорожный мост на Иртыше и этим воспрепятствовать подвозу правительственных войск с фронтов. После этого было легко захватить и правительство. Заговорщики, если не рассчитывали на поддержку чехов, то были всё же уверены, что чехи, как и другие союзники, сохранят нейтралитет.
Охранные власти Омска агентурным путём узнали о заговоре за два дня раньше. Удалось накрыть тайную квартиру в момент заседания большевистского штаба, обсуждавшего последние мероприятия задуманного дела. Было арестовано 20 человек главарей и в ту же ночь они, по приговору военно-полевого суда, были казнены. Другая же часть заговорщиков успела скрыться и решила, по-видимому, привести задуманное в исполнение.
В некоторых частях омского гарнизона заговорщики имели своих людей. В ночь на 22 декабря взбунтовались две роты, расположенного в городе 8-го сибирского полка в количестве 300 человек и, захватив оружие, вышли на улицу. Там их ожидали предводители. По дороге им удалось в некоторых местах прервать телефонную и телеграфную проволоку. Подойдя к тюрьме они вошли в караульное помещение, обезоружили караул в 40 человек, связали караульного офицера, потребовали ключи и вошли внутрь. Всё это было проделано в 15 минут; внутренняя тюремная стража, совершенно растерявшись, исполнила беспрекословно приказания бунтовщиков.
В то время в омской тюрьме содержались доставленные из Уфы и Челябинска бывшие члены Учредительного Собрания, несколько служащих канцелярии «Комуча» - партийные лидеры социалистических организаций. Среди арестованных были эсеры Нил Фомин, Подвицкий, Лотошников, Филипповский, Павлов, Девятов, Локотов, Иванов, Николаев, Еврасов, Сперанский, Нестеров, Феодорович и др., задержанные в Уфе; редактор социалистической газеты в Челябинске «Власть народа» Евгений Маевский, социал-демократ Брудерер, и бывший уполномоченный Екатеринбургского Временного Правительства социал-демократ Кириенко. Деятели «Комуча» обвинялись в расхищении многомиллионных сумм из Уфимской конторы Государственного Банка и Казначейства, в произвольном печатании денежных знаков и в участии в заговоре против центральной власти, организованной группой Чернова. Маевский обвинялся в призыве к восстанию. Газета «Власть Народа», которую редактировал Маевский, изо дня в день вела резкую пропаганду против Омского правительства и открыто призывала к вооружённому выступлению. Военные власти подвергли её предварительной цензуре и требовали её закрытия. В одной из своих статей под заглавием «Всё о том же», Маевский между прочим писал: «Народу пора сказать адмиралу Колчаку: твоё место на острове Святой Елены». Тогда по распоряжению Ставки Верховного Главнокомандующего, Маевский был арестован и доставлен в омскую тюрьму. Штаб настаивал на предании его прифронтовому военно-окружному суду для осуждения по законам военного времени. Но по личному распоряжению адмирала было решено предать его в распоряжение прокурора Омского окружного суда. Некоторые другие лица были задержаны по распоряжению местных начальников гарнизонов, как опасные антиправительственные агитаторы, но им конкретных обвинений не предъявлялось.
Указанные лица воспользовались предложением прибывшего ночью в тюрьму большевистского отряда и ушли вместе со своими освободителями. Как удостоверяет эсеровский «летописец» (см. брошюру «В застенках Колчака» члена ЦК Д. Ракова), дело происходило так: «начали освобождать „политических“ и прежде всего большевиков и красногвардейцев. Часть наших стала обсуждать, следует или не следует покидать тюрьму. Большевики торопили с выходом. Солдаты по наивности говорили „учредителям“, чтобы те шли в казармы и образовывали власть. Наконец, все вышли. Чуваши сейчас же отправились на квартиру к знакомым. Павлов, Лотошников, Подвицкий и ещё несколько человек отправились на квартиры кооператоров - возрожденцев. Положение остальных становилось критическим. Большевистский отряд отправился на Куломзино. Начало светать и в городе поднялась тревога, показались патрули казаков. Наши всей толпой двинулись в дом „Земля и воля“, что на углу Гасфортовской и Второго Взвода. Владыкина, у которого больная нога, пришлось нести на руках. С огромным риском прошли мимо патрулей, спрятались в подвальном этаже указанного дома».
Продолжение следует.
Предисловие доктора исторических наук В.Ж. Цветкова.
Так называется представляемый читателям «Русской линии» отрывок из неопубликованной рукописи известного российского публициста и политического деятеля Анатолия Гутмана (А. Гана). Хотелось бы обратить внимание, на достаточно объективную оценку им трагических событий декабря 1918 года, остающихся до настоящего времени (в части современной публицистики) свидетельством т.н. «белого террора» со стороны «только что захватившего власть Колчака». Оценка Гутмана (Гана) тем более интересна, что он был человеком отнюдь не «правых» взглядов. Тем не менее, «трагедия братоубийства» Гражданской войны, пресловутая «атамановщина», равно как и очевидная слабость власти самого Колчака, показана им достаточно чётко. Примечательно, что при описании подавления восстания речь идёт о казнях «социалистов» (членов эсеровской и большевистской партии), а отнюдь не об одних «учредиловцах». Таким образом, не приходится говорить о «массовых убийствах членов Учредительного Собрания», как это, подчас, утверждает современная публицистика. Приведена статистика убитых, раненых с обеих сторон. «Порядок» чисел, конечно, большой, но никак не «многотысячный». Наиболее актуальными представляются свидетельства о непричастности адмирала Колчака и возглавляемого им Российского правительства к самосудам «атаманской вольницы».
Первая часть воспоминаний Гутмана (Гана) (также не переизданная до сих пор в России) увидела свет в Шанхае, в 1921 году, под наименованием «Россия и большевизм».
Рукопись текста хранится в Государственном архиве Российской Федерации (фонд 5881, Опись 1, Д. 180. Лл. 146−168.). Сохранена пунктуация подлинника. Комментарии Гутмана (Гана) даны в скобках, комментарии публикатора - в скобках, курсивом.
Уместно также привести документальные свидетельства из сборника документов следственных органов белого правительства и советских карательных органов «Красный террор на Востоке России в 1918-1922 гг.», опубликованного в 2006-м году в издательстве «Посев» С.С. Балмасовым. Эта книга содержит убедительные сведения о причинах карательных акций белой власти, которые нередко представляли собой ответные действия на выступления местных красных партизан и подпольщиков.
В.Ж.Цветков
Текст воспоминаний А. Гутмана.
С момента свержения в Сибири советской власти, большевики ушли в подполье, энергично продолжая свою работу. Отогнанные правительственными войсками от центров железнодорожной магистрали, они ушли частью в тайгу, частью в отдалённые от центров селения, где оправлялись от ударов, собирались с силами. Поддерживая оживлённую связь с хорошо законспирированными городскими ячейками, большевикам время от времени удавалось вызывать местные восстания, не носившие, однако, серьёзного характера. Сибирь всегда таила в себе массу бродяжного, таёжного и уголовного элемента, к которому присоединялись разбитые в боях в середине 1918 г. с чехословаками и белыми русскими и бежавшие в тайгу красногвардейцы (Красной армии, как известно в продолжении первой половины 1918 года ещё не существовало). Комиссары, в большинстве уголовные преступники, прошедшие тяжёлую школу каторги, умели использовать активный преступный элемент. Вокруг них группировались социальные отбросы городов и сёл, при любом строе готовые на грабежи и убийства. Красногвардейцы из военнопленных мадьяр опасались, что в случае поимки их ждёт неминуемая смерть, главным образом, со стороны чехов не дававших им никакой пощады. Они предпочитали укрываться в тайге и, присоединяясь к разбойничьим шайкам, спасались от голодной смерти. Пользуясь сибирскими безлюдными пространствами и тайгой, большевики учли невозможность организации их врагами правильной с ними борьбы.
Они продолжали накапливать свои силы, организовывая исподволь восстания. В средствах у них недостатка не было, так как они при побеге успели захватить награбленные в казначействах и Государственных банках денежные знаки и золото.
30 ноября в Тюмени большевикам удалось взбунтовать мобилизованных омским правительством новобранцев. Произошла кровавая свалка. Убито и ранено было несколько десятков чинов администрации и милиции. Благодаря подоспевшей воинской части бунт был скоро подавлен, и наиболее виновные, в числе которых оказались комиссары, были расстреляны. Через некоторое время большевики подняли восстание в Мариинском уезде на станциях Камарчага и Иланской Сибирской железной дороги. Эти восстания кончились для них также неудачно. Правительственным войскам не стоило большого труда восстановить порядок. При ликвидации восстаний зачинщики и главари обыкновенно уходили своевременно, а страдающим элементом оказывалась слепая толпа, соблазнявшаяся возможностью погромить начальство и пограбить богатых людей.
Непрекращающиеся восстания в тылу Сибирской армии, сражавшейся на главном фронте создали крайне напряжённую атмосферу в Омске, откуда часто приходилось посылать специальные, преимущественно казачьи отряды, для их подавления. Бунты носили крайне жестокий, зверский характер. Партизаны, предводительствуемые коммунистами, бесчеловечно убивали и истязали правительственных чиновников, офицеров и солдат.
Вот характерная выдержка из протокола осмотра трупов погибших во время крестьянского бунта в Мариинске, Томской губернии.
« В город привезли пять трупов офицеров. У каждого из них вырезаны ремни из спины. Медицинским осмотром трупов установлено, что ремни были вырезаны у живых. Все офицеры взятые крестьянами в плен, варварски перебиты» (Заря, Томск, 5 февраля 1919 г.). Такие сообщения часто появлялись в повседневной печати (в следующих документальных публикациях предполагается привести свидетельства подобного рода - прим. В.Ц.).
Тяжесть борьбы с партизанскими восстаниями в тылу легла преимущественно на, так называемые, отряды особого назначения, организованные казачьими офицерами, по местному названию - атаманами, Красильниковым, Волковым, Катанаевым и Анненковым ещё задолго до ноябрьского переворота.
После переворота большевики получили неожиданно для себя весьма ценных союзников в лице подпольных организаций эсеров, энергично взявшихся за «работу».
После изгнания Авксентьева, Зензинова и Аргунова из Омска эсеровские организации повели из подполья объединённую с большевиками работу по свержению правительства. К тому же времени стало известно о начавшихся переговорах между советским правительством и некоторыми лидерами эсеровской партии о примирении. Сообщались имена членов партии Вольского, Шмелёва, Падвицкого и др., протянувших руку советскому правительству и уехавших через уфимский фронт в Москву. Омск, как и вся Сибирь, был наполнен эсеровскими агентами, укрывавшимися в общественных и государственных учреждениях. Город кишел также большевистскими агентами, официально выступавшими под фирмой эсеров. На окраине Омска находился большой концентрационный лагерь, в котором содержалось несколько тысяч пленных мадьяр и красногвардейцев. Лагерь охранялся чехословацкими и русскими отрядами. Можно понять, какой опасности подвергалось только что возникшее правительство адмирала Колчака и в каком нервном состоянии жила тогдашняя резиденция правительства.
В то время в местной тюрьме сидело много большевистских комиссаров со своим главой Михельсоном, бывшим председателем Омского совдепа. Благодаря слабости стражи и её подкупленности, Михельсон получил возможность из тюрьмы сноситься со своими, оставшимися на воле, товарищами и руководить подготовкой восстания. Подпольный коммунистический комитет имел свои ячейки в местном гарнизоне, милиции и других организациях; совместно с группой железнодорожных рабочих, он разработал план восстания до мельчайших подробностей. Расчёт был, главным образом, на пленных красногвардейцев и рабочих. Небольшой отряд вооружённых заговорщиков должен был захватить городские склады оружия, освободить военнопленных из лагеря, арестантов из тюрьмы, вооружить их и с ними отправиться на узловую станцию Куломзино (в 7 верстах от Омска). Там предполагалось захватить железнодорожный путь, прервать телеграф и телефоны, разрушить железнодорожный мост на Иртыше и этим воспрепятствовать подвозу правительственных войск с фронтов. После этого было легко захватить и правительство. Заговорщики, если не рассчитывали на поддержку чехов, то были всё же уверены, что чехи, как и другие союзники, сохранят нейтралитет.
Охранные власти Омска агентурным путём узнали о заговоре за два дня раньше. Удалось накрыть тайную квартиру в момент заседания большевистского штаба, обсуждавшего последние мероприятия задуманного дела. Было арестовано 20 человек главарей и в ту же ночь они, по приговору военно-полевого суда, были казнены. Другая же часть заговорщиков успела скрыться и решила, по-видимому, привести задуманное в исполнение.
В некоторых частях омского гарнизона заговорщики имели своих людей. В ночь на 22 декабря взбунтовались две роты, расположенного в городе 8-го сибирского полка в количестве 300 человек и, захватив оружие, вышли на улицу. Там их ожидали предводители. По дороге им удалось в некоторых местах прервать телефонную и телеграфную проволоку. Подойдя к тюрьме они вошли в караульное помещение, обезоружили караул в 40 человек, связали караульного офицера, потребовали ключи и вошли внутрь. Всё это было проделано в 15 минут; внутренняя тюремная стража, совершенно растерявшись, исполнила беспрекословно приказания бунтовщиков.
В то время в омской тюрьме содержались доставленные из Уфы и Челябинска бывшие члены Учредительного Собрания, несколько служащих канцелярии «Комуча» - партийные лидеры социалистических организаций. Среди арестованных были эсеры Нил Фомин, Подвицкий, Лотошников, Филипповский, Павлов, Девятов, Локотов, Иванов, Николаев, Еврасов, Сперанский, Нестеров, Феодорович и др., задержанные в Уфе; редактор социалистической газеты в Челябинске «Власть народа» Евгений Маевский, социал-демократ Брудерер, и бывший уполномоченный Екатеринбургского Временного Правительства социал-демократ Кириенко. Деятели «Комуча» обвинялись в расхищении многомиллионных сумм из Уфимской конторы Государственного Банка и Казначейства, в произвольном печатании денежных знаков и в участии в заговоре против центральной власти, организованной группой Чернова. Маевский обвинялся в призыве к восстанию. Газета «Власть Народа», которую редактировал Маевский, изо дня в день вела резкую пропаганду против Омского правительства и открыто призывала к вооружённому выступлению. Военные власти подвергли её предварительной цензуре и требовали её закрытия. В одной из своих статей под заглавием «Всё о том же», Маевский между прочим писал: «Народу пора сказать адмиралу Колчаку: твоё место на острове Святой Елены». Тогда по распоряжению Ставки Верховного Главнокомандующего, Маевский был арестован и доставлен в омскую тюрьму. Штаб настаивал на предании его прифронтовому военно-окружному суду для осуждения по законам военного времени. Но по личному распоряжению адмирала было решено предать его в распоряжение прокурора Омского окружного суда. Некоторые другие лица были задержаны по распоряжению местных начальников гарнизонов, как опасные антиправительственные агитаторы, но им конкретных обвинений не предъявлялось.
Указанные лица воспользовались предложением прибывшего ночью в тюрьму большевистского отряда и ушли вместе со своими освободителями. Как удостоверяет эсеровский «летописец» (см. брошюру «В застенках Колчака» члена ЦК Д. Ракова), дело происходило так: «начали освобождать „политических“ и прежде всего большевиков и красногвардейцев. Часть наших стала обсуждать, следует или не следует покидать тюрьму. Большевики торопили с выходом. Солдаты по наивности говорили „учредителям“, чтобы те шли в казармы и образовывали власть. Наконец, все вышли. Чуваши сейчас же отправились на квартиру к знакомым. Павлов, Лотошников, Подвицкий и ещё несколько человек отправились на квартиры кооператоров - возрожденцев. Положение остальных становилось критическим. Большевистский отряд отправился на Куломзино. Начало светать и в городе поднялась тревога, показались патрули казаков. Наши всей толпой двинулись в дом „Земля и воля“, что на углу Гасфортовской и Второго Взвода. Владыкина, у которого больная нога, пришлось нести на руках. С огромным риском прошли мимо патрулей, спрятались в подвальном этаже указанного дома».
Продолжение следует.