У истоков Прутской катастрофы
К 305-летию Прутского похода Петра Великого
Отправляя в 1701 году послом-резидентом в Константинополь боярина Петра Андреевича Толстого, Пётр Великий напутствовал его следующими словами: "Должен ты мне, Пётр Андреич, мир с османами достать. Ежели что понадобится - проси, отказа не будет. А спрос один - мир. Любой ценой мир!"
Аллегорическое изображение Прутского похода Петра Великого.
Очевидно, картинка была сделана при выступлении армии в поход,
когда поражения ничто ещё не предвещало.
Пётр знал, кому поручить дело. Его убелённый сединами тёзка, боярин Толстой, был лицом более чем запятнанным. В пору стрелецких бунтов 1682 года Толстой энергично поддерживал "партию" царевны Софьи и лично ездил по Москве, сея слухи о намерении Нарышкиных убить царевича Ивана. Когда же в 1689 году дело Софьи рухнуло, и у власти прочно утвердился молодой царь Пётр, боярин временно оказался в опале. Но в отличие от многих своих собратий по несчастью, Толстой не стал злобиться на весь белый свет и дожидаться, скрипя зубами, когда "проклятый выродок нарышкинской медведицы" сломает себе шею за "марсовыми" и "нептуновыми" потехами. Пётр Андреевич нашёл в себе мужество признать, что царь Пётр Алексеевич - это всерьёз и надолго. И лично явился ко двору с прошением: дозволить ему отбыть за границу на обучение мореходному делу.
В ту пору отправка молодых дворян на обучение за границу была ещё в новинку. На какие только ухищрения ни шли знатные родители, чтобы избавить своего отпрыска от столь "тяжкой" участи. Если же откупиться не получалось - новоявленного курсанта провожали со слезами, как покойника на кладбище. Поэтому человек, вызвавший ехать учиться добровольно, неизбежно обращал на себя внимание. Просителю на тот момент было 52 года...
Пётр Андреевич Толстой
Моряка из Толстого не вышло. Но он приобрёл то, к чему стремился в действительности - доверие строгого государя. Теперь это доверие нужно было оправдать. Толстой понимал, что "спрос" с него, как с человека запятнанного, будет по всей строгости. Не раз царь в порыве откровенности говаривал ему: "Эх, голова, голова, слетела бы ты с плеч, когда б не так умна была!" Но Толстой и впрямь был умён. Кроме того, в свои 50 с гаком он был опытным интриганом - как раз то качество, которое и требовалось при стамбульском дворе.
На первых порах Толстой прекрасно оправдывал доверие своего суверена. Не особо ограничивая себя в вопросах морали, он со спокойной совестью подкупал нужных информаторов (прекрасно отдавая себе отчёт в том, что, попадись они, их ждут пытки и мучительная казнь), со столь же спокойной совестью отравил сотрудника посольства, уличённого им в измене, стравливал друг с другом турецких чиновников, старательно оттирая от ушей султана "ястребов". Занятая им позиция была проста: Россия воюет со Швецией. Поддерживать Швецию туркам невыгодно - ибо король Карл XII слишком амбициозен и слишком агрессивен, в случае его победы Польша оказывается фактически шведским доминионом, а это значит, что владения Турции и воинственной Швеции начнут непосредственно соприкасаться. Но Турции невыгодно поддерживать и Россию, так как у России - свои планы по выходу в Чёрное море. Турции выгодна война России и Швеции - и пусть потенциальные противники истощают друг друга как можно сильнее. Такая циничная откровенность была туркам в новинку - и ей верили. До поры.
Всё изменилось после Полтавской победы. Разгромленный Карл XII вместе с изменником Мазепой и несколькими приближёнными бежал в турецкие владения и укрылся в крепости Бендеры. Король жаждал реванша, но поначалу привлечь Турцию на свою сторону не смог. Однако постепенно турки начали приглядываться к новой политической обстановке, сложившейся после Полтавы - и в результате русский посол оказался под арестом в Семибашенном замке.
Что же произошло? А произошло то, что Россия, наголову разгромив шведскую армию, вдруг оказалась в числе великих европейских держав. Знаменитый "европейский концерт", как в XVIII - XIX веках называли политическое равновесие на континенте, радикальным образом изменился, и в этом концерте, образно выражаясь, неожиданно громко зазвучала православная скрипка. Победители отнюдь не собирались ограничиваться защитой собственных территорий и завоеваний на севере, судьба которых мало волновала Турцию. Русская армия вступила в Польшу, низложила марионеточного прошведского "короля" Станислава Лещинского и торжественно возвратила престол законному монарху - Августу Сильному. Который, со своей стороны, не замедлил возобновить союзнические отношения с Россией. В течение 1710 года русские войска одну за другой взяли несколько мощных прибалтийских крепостей, полностью подчинив себе Лифляндию и Эстляндию, а затем перенесли боевые действия на территорию шведской Финляндии.
Русская артиллерия при осаде Риги
За успехами русского оружия с тревогой наблюдали в Стамбуле и приходили к неутешительным для себя выводам. На северных рубежах Турции возникал сильный русско-польский конгломерат, Швеция же явно терпела поражение. И в турецком правительстве не могли не задуматься о том, что же, собственно, будет дальше, по ту сторону Великой Северной войны? В прошлый раз русско-польский военный союз оказался враждебен Турции. Что изменилось с 1695 года? Да пожалуй, что ничего, за исключением того, что Азовом теперь владели русские и держали на Азовском море мощный флот. Да ещё построили крепости Таганрог и Каменный Затон, соваться в которые было страшновато. А в остальном - Крымское ханство, экономика которого напрямую зависела от работорговли, как и прежде, периодически ходило в набеги как на русские, так и на польские земли, уводя пленников и угоняя скот. Урезонивать своих вассалов Турция не собиралась, ибо большинство захваченных пленников (а особенно пленниц) в итоге оказывалась в домах турецкой знати. Значит, приходилось ожидать, что за Швецией наступит и их очередь - ибо Россия и Польша наверняка захотят обезопасить свои южные рубежи. А Азовский флот Петра Первого становился серьёзной угрозой Крымскому ханству.
Однако, за успехами России наблюдали не только в Стамбуле. За успехами России с замиранием сердца следили в европейских провинциях Османской империи, где под игом мусульманских султанов оказалось большое количество православных народов - сербы, болгары, черногорцы, греки. В вассальной зависимости от Турции находились романоязычные православные княжества Молдавия и Валахия. Представители этих народов давно ездили в Москву, просились в русское подданство. Однако до Петра Россия ничего не могла им обещать. Теперь же Россия прочно входила в число великих держав, и в этом качестве вполне могла бы если и не потребовать пересмотра границ Турции в Европе, то, по крайней мере, взять под своё покровительство интересы православного населения. После Полтавы, как свидетельствует историк Е.В. Белова, контакты молдавских, валашских и сербских эмиссаров с Москвой резко активизировались, тем более, что посланцам из придунайских княжеств теперь открывалась дорога в Россию через дружественную последней Польшу, сербы же и черногорцы имели многочисленные диаспоры в австрийских владениях. "О, благочестивейший царю, красносиятельное солнце правды! Милостивым оком воззри на нас, убогих, и твоими царскими щедротами промысли о нашей отеческой Сербской земле, ярмом басурманским обременённой!" [1] - такие письма после Полтавы поступали к Петру регулярно. Несмотря на столетия турецкого господства, патриотизм покорённых народов, подогреваемый религиозными разногласиями с завоевателями, никуда не делся, а террор оккупантов только усиливал эти патриотические чувства.
Нестабильность политическая в Турции усугублялась нестабильностью экономической. За год в стране сменились два визиря, что никак не помогало оздоровить ситуацию [2]. Учитывая склонность янычар к бунтам и переворотам, новый визирь Балтаджи-Мехмет-паша решил занять их "маленькой победоносной войнушкой" - лучшим, по мнению многих политиков, средством отвлечь внимание от внутренних проблем в стране. А заодно - и обезопасить границы Османской империи от усиливающегося влияния Русского Царства, само существование которого укрепляло национально-освободительные движения православных народов. Поскольку Россия воевала со Швецией, и бои шли далеко на севере, Балтаджи вполне мог предполагать благоприятный исход кампании.
17 ноября 1710 года П.А. Толстой вместе со всеми сотрудниками русской дипмиссии оказался под арестом. А незадолго до этого - 9 ноября - Турция официально объявила войну России [3].
Семибашенный замок в Стамбуле. Именно здесь в заточении содержались
российские дипломаты в период русско-турецких войн
Пётр оказался перед необходимостью того, чего он изо всех сил старался избежать - перед необходимостью воевать на два фронта. Встал вопрос о плане военных действий. И тут весьма удачно, как казалось царю, подвернулись национально-освободительные движения. Не поддержать их со стороны русского правительства было бы глупостью. В случае, если бы в тылу Османской империи удалось бы разжечь полномасштабную национально-освободительную войну православных народов, Турция сама оказывалась бы в положении, в которое поставила Россию - между двух огней. А это заставило бы её распылять силы и существенно облегчило победу русских войск. Соответственно, контакты с эмиссарами национально-освободительного движения активизируются, а сами эти эмиссары принимаются офицерами на русскую службу (именно в этот период в России обосновался впоследствии знамнитый род Милорадовичей, сербов по происхождению). К себе на Родину они возвращаются уже представителями России. И с русскими деньгами в карманах, которые должны убедить колеблющихся. Но поднимать знамя национально освободительной борьбы православных народов - и при этом сидеть на своей территории в ожидании подхода врага было бы слишком подло даже для такого прожжённого прагматика, как Пётр Великий. А главное - стратегически проигрышно: восстание поднять легко, но, не получив поддержки, оно будет быстро задавлено. То есть - войны на два фронта не получится.
В итоге Пётр, оказав моральную поддержку национально-освободительным движениям в Османской империи, был вынужден вести против Турции наступательные действия, чтобы не только получить поддержку от своих новоявленных союзников, но и оказать требуемую поддержку им самим. Русская армия, напутствуемая молитвами и проповедями духовенства, выступила в Прутский поход. Чем это кончилось - общеизвестно: окружением под Станилешти, поражением и унизительными территориальными уступками.
Встаёт вопрос: было ли целесообразным принятое Петром решение. На первый взгляд кажется, что нет: войну Пётр проиграл, театр предстоящих военных действий как следует не изучил, союзников своих переоценил [4]. Однако, не всё так просто. Когда весть о разгроме Петра и заключённом им мире дошла до восставших балканских славян, по свидетельству современника "заплакал и мал, и велик, всяк жалел царя православного". Воодушевление, которое Петру удалось возбудить в сербах и черногорцах, не только не угасло и не обратилось против самого царя (как могло бы произойти) - напротив, повстанцы прекрасно поняли ситуацию, поняли, что Пётр оказался вынужден пойти на невыгодный России мир. А раз мир этот - вынужденный, то Россия вполне может со временем и попытаться пересмотреть его в свою пользу [5]. Пророссийские настроения среди христианских народов Османской империи после прутской катастрофы только усилились. Таким образом, потерпев военное поражение, Пётр, как ни парадоксально, благодаря своим действиям добивался долгосрочной политической победы. Он не только высвобождал свои руки для продолжения Великой Северной войны, заключая мир с Турцией (пусть и ценой территориальных уступок), но и укреплял российское влияние на Балканах. В дальнейшем именно национально-освободительное движение порабощённых христианских народов Османской империи позволило России одолеть Турцию и прочно укрепиться в Северном Причерноморье. Впрочем, Петру Великому этого увидеть было уже не суждено.
_______________________________________
Примечания.
[1] Белова Е.В. Прутский поход: поражение на пути к победе? - М.: Вече, 2011. - с. 124.
[2] Там же, с. 121.
[3] Там же, с. 128, 130.
[4] Последние два фактора и стали причиной поражения.
[5] Там же, 235 - 236.