Прутский поход: а была ли конфузия?
К 305-летию Прутского похода Петра Великого.
Прутский поход 1711 года смело можно считать самой большой неудачей Петра-полководца. "Жестокой конфузией царя Петра" назвал Прутский поход Руфин Гордин, популярный автор исторических романов. Неудача усугублялась тем, что речь шла уже не о юном малоопытном царе, каким был Пётр в период Первого Азовского похода, а о зрелом военачальнике, имевшем за плечами немало убедительных побед. И под командой у него находилось не изнеженное за время правления Фёдора и Софьи стрелецкое войско, незначительно разбавленное "полками нового строя", "выборными" полками и "потешной" гвардией, а настоящие регулярный войска и настоящая гвардия, более того - испытанные в боях и походах ветераны. Тем не менее, поход против турок кончился для Петра военной катастрофой, а последовавший за ней мир - территориальными уступками. Впечатление усугубляется тем, что эта катастрофа случилась аккурат через 2 года после блистательной победы под Полтавой, которую Пётр одержал над одним из лучших полководцев тогдашней Западной Европы. И добивало то обстоятельство, что противостояли на Пруте европеизированной армии Петра плохо организованные войска турок, регулярной армии не имевших. Было отчего поднять голову противникам петровских преобразований внутри России!
Тем неожиданнее для меня стало встретить на книжных прилавках книгу "Прутский поход: поражение на пути к победе?", написанную Е.В. Беловой. У автора книги свой, весьма свежий и неожиданный взгляд на события 305-летней давности, взятые в общем контексте русско-турецких, украино-турецких и русско-украинских отношений XVII - XVIII веков. А также в контексте связей России с угнетёнными христианскими народами Османской империи.
Так что же произошло в 1711 году? А произошло то, чего Пётр сумел благополучно избежать за 16 лет до этого. История порой горько шутит над победителями. По сути, Пётр повторил ошибку своего предшественника - князя Василия Голицына, погубившего свою армию в Крымских походах из-за того, что двинулся через безлюдные и безводные степи.
Прутский поход не был политической авантюрой. Петра можно упрекать в чём угодно, но не в авантюризме. Ведя тяжёлую многолетнюю войну со шведами за обладание балтийским побережьем [1], он прилагал все возможные усилия, чтобы поддержать нейтралитет Турции. До поры, до времени ему это удавалось, но в 1711 году Турция сорвалась с дипломатического поводка. Русский посол в Константинополе граф Пётр Толстой был арестован и брошен в Семибашенный замок [2]. Почему такое произошло - об этом я имел честь писать отдельно, здесь же просто констатирую несомненный факт: вина за развязывание войны целиком и полностью лежит на турецкой стороне, Россия же оказалась вынуждена защищаться.
У Петра был выбор - не идти с армией на Прут, а дожидаться турок на Правобережной Украине. Здесь русская армия могла бы опираться на дружественное украинское население и союзную польскую армию. Однако, это означало бы предоставить собственной участи угнетённое христианское население Османской империи, в котором Полтавская победа России пробудила надежды на скорое освобождение от турецкого ига - коль скоро в Европе возникала православная великая держава [3]. С началом Русско-Турецкой войны эти надежды начали приобретать более-менее конкретные очертания. Тем более, что Пётр не гнал от себя эмиссаров от балканских и придунайских христиан, напротив - всячески привечал их. В европейской Турции одно за другим стали вспыхивать национально-освободительные восстания. Пётр, понимая выгоду от этого национально-освободительного движения, старался своими грамотами всячески обнадёживать повстанцев, рассылал воззвания к колеблющимся. Отказ от поддержки этого движения Петром не был бы понят Церковью [4] - он выглядел бы прямым предательством. А Пётр, при всём своём пренебрежении к представителям духовенства, значение Православной Церкви для русского общества отлично понимал. И второе соображение, которого Пётр никак не мог сбросить со счетов: дожидаясь турок на Украине, он подвергал дружественное России украинское население всем ужасам иноземного нашествия, а возможно - и оккупации. Да и отношения с Польшей вполне могли бы испортиться, если бы на территорию Речи Посполитой из-за России вступила бы турецкая армия. Польша являлась союзницей России против шведов, но - по крайней мере, официально - не против турок. После Полтавы Пётр не сомневался в своих силах. Турки как противник были ему уже хорошо известны - он лично бил их под Азовом. И армия выступила в поход.
Правители вассальных от Турции дунайских княжеств - Молдавии и Валахии - звали на свою территорию русские войска, обещая всяческое содействие. Молдавия вообще несколько раз уже просилась в русское подданство, и лишь отсутствие общей границы мешало Петру и его предшественникам - Алексею Михайловичу и Фёдору Алексеевичу - удовлетворить их просьбу. Эти ходатайства со стороны молдавского господаря Дмитрия Кантемира возобновились с началом Русско-Турецкой войны. Соответственно, у Петра и его формального главнокомандующего Бориса Шереметева была твёрдая надежда пополниться в княжествах как съестными припасами, так и многочисленными добровольцами.
Петру приходилось спешить. Если бы турецкая армия (а она, по имевшимся сведениям, превосходила русскую по численности) успела занять княжества раньше Петра, она бы и воспользовалась всеми их ресурсами, подавив любое сопротивление. А ресурсы - и прежде всего продовольствие - были Петру жизненно необходимы. Поэтому и подгонял Пётр своего фельдмаршала Шереметева, требуя во что бы то ни стало поспеть к Дунаю до конца весны, а лошадей и волов для подвод при необходимости реквизировать у обывателей. "Для Бога, не медлите в назначенное место, - писал Пётр Шереметеву, - ибо и ныне от всех христиан паки писма получили, которые Самим Богом просят, чтобы поспешить прежде турок, в чем превеликую пользу являют. А ежели умешкаем, то вдесятеро тяжелее или едва возможно будет свой интрес исполнить, и так все потеряем умедлением" [5].
Борис Петрович Шереметев - формальный главнокомандующий
русскими войсками в Прутском походе
24 мая русская армия форсировала Днестр. При этом произошло боестолкновение с турками, стоившее русским двоих убитых, а туркам - 20-ти. Казалось, что расчёты Петра на тактическое превосходство русской армии начинают оправдываться. Армия вступила в Молдавию, жители которой начали записываться в неё добровольцами. В ответ Пётр строжайше запретил производить реквизиции у православного населения - продовольствие и лошадей активно приобретали по рыночным ценам. За мародёрство полагалась смертная казнь.
1 июня созвали военный совет, на котором стало известно, что турки находятся в 7 переходах от Дуная. Генерал Алларт предложил, овладев крепостью Бендеры, остаться на Днестре и здесь поджидать неприятеля. В этом случае турок ожидал бы переход через безлюдную и безводную степь, который наверняка утомил бы их армию и погубил бы значительную её часть. Однако, план Алларта лишал русских возможности использовать ресурсы Валахии - а в Молдавии армия неплохо пополнилась добровольцами и столь же неплохо разжилась припасами. Да и отказ в поддержке валашскому господарю Брынковяну был бы истолкован далеко не в пользу Петра и не способствовал бы продолжению антиосманских восстаний на Балканах. Приняв во внимание эти соображения, Пётр отверг разумное предложение Алларта [6]. Армия выступила на Дунай. Теперь все неудобства похода по безводной и безлюдной степи ложились на плечи русских войск.
Дмитрий Кантемир, молдавский господарь
5 июня русские войска подошли к Пруту, где соединились с Кантемиром и добровольцами, которых собрал и привёл молдавский господарь. А 7 июня стало известно, что турки форсировали Дунай и двигаются навстречу русским.
Дальнейшее движение русской армии было сильно затруднено жарой и засухой. Лошади дохли от жажды и бескормицы, смертность среди солдат достигала 500 - 600 человек в день. Положение усугублялось тем, что стоял Петров пост, а хлеб был уничтожен нашествием саранчи. Русское командование было вынуждено издать специальный приказ о том, чтобы солдаты ели мясо. Но и его достать оказалось проблематично из-за падежа скота. Стоит ли удивляться, что передовой отряд русской кавалерии, столкнувшись с передовыми же силами турецкой армии, форсировавшими Прут, не попытался им воспрепятствовать, а повернул назад [7]?
Униформа русской армии в период Прутского похода.
Согласитесь, не слишком удобная форма для путешествий по тридцатиградусной жаре
А дальше началось следующее. Рано утром 8 июля 1711 года турецкий главнокомандующий (а по совместительству - великий визирь, т.е., премьер-министр султанской Турции) Балтаджи-Мехмет-паша выслал на рекогносцировку "небольшой" отряд в 3700 человек кавалерии. Этот отряд втиснулся в промежуток между передовым отрядом Януса (к которому на помощь подошла дивизия Энсберга) и основными русскими силами. Шереметев немедленно выстроил войска в линию и выкатил вперёд пушки. Стрелять было приказано с предельно короткой дистанции, чтобы обеспечить максимальную поражающую силу огня. Одного турка, слишком близко подошедшего к русским боевым порядкам, немедленно взяли в плен и допросили. По его словам, численность турецкой армии составляла 100 тысяч человек конницы и 50 тысяч человек пехоты. Для сравнения: численность русской армии в Прутском походе составляла 38 тысяч человек плюс 5 - 6 тысяч человек плохо обученного молдавского ополчения [8]. Несмотря на такой огромный перевес, Балтаджи-Мехмет-паша не решался дать бой - слишком уж громкой стала слава полтавского победителя, да и сами турки испытали на себе тяжёлую длань Великого Петра. К тому же два перебежавших из русской армии к туркам офицера-шведа существенно завысили численность русских войск (определив её в 70 тысяч).
Итак, расклад перед сражением выглядел не в пользу русских. Армия Петра была измучена долгим переходом и бескормицей, лошади доведены до крайнего истощения, в то время, как турецкая кавалерия имела свежих лошадей и значительно превосходила в численности всю русскую армию. О нерешительности турецкого главнокомандующего в ставке Петра не знали. Поэтому было решено отступить, оградить место нового лагеря рогатками и построиться в каре, пока главные силы турецкой армии ещё не переправились через Прут. Чтобы отступление прошло максимально быстро, Пётр приказал генералам и офицерам сократить число своих повозок с багажом, а всё оставляемое - сжечь.
В 11 часов вечера 8-го июля русские войска начали отход. При этом гвардейцы, шедшие в арьергарде, замешкались из-за нескольких опрокинувшихся повозок. В образовавшийся зазор между Преображенским полком и остальной армией хлынула турецко-татарская конница, стремясь отрезать преображенцев от основных сил и уничтожить. Героям-гвардейцам, как в 1700-м под Нарвой, пришлось делом доказывать, что Пётр не зря кличет их "лейб-гвардией" [9], не зря доверяет своим бывшим "потешным". Преображенцы стояли против неприятельской кавалерии 6 часов - и всё-таки сумели пробиться к своим.
Преображенцы в период Прутского похода 1711 г.
Гренадер и барабанщик.
В 5 часов вечера на следующий день, 9 июля, русская армия остановилась на берегу Прута близ Станилешти, где выстроила укреплённый лагерь, выставила рогатки, а затем начала выстраивать боевой порядок согласно линейной тактике. Турки некоторое время не решались атаковать. Медлительный, неуверенный в себе Балтаджи-Мехмет-паша не только позволил русским беспрепятственно выстроить укреплённый лагерь, но и возвести против позиций его армии вал в половину человеческого роста. Турки, однако, окружили русские позиции, заняв господствующие высоты. И их многократному численному превосходству ослабленной армии Петра противопоставить было, увы, нечего.
Пётр созвал военный совет. Одновременно военный совет созвал и визирь. Каждая из сторон хотела обсудить свои дальнейшие действия, взвесив все за и против. Однако, русским генералам долго совещаться не позволили: установив на господствующих высотах пушки, турки начали обстреливать русский лагерь. И хотя эффект от турецкого огня был невелик, Пётр приказал своим генералам занять место в строю. Прутская битва, начавшаяся стычкой Преображенского полка с татарами, возобновилась.
Первая атака янычар на русские боевые порядки носила спонтанный характер: Балтаджи-Мехмет-паша в это время ещё совещался со своим заместителем, а армия не успела целиком сосредоточиться на исходных позициях. Но янычарам не терпелось скрестить оружие с "неверными", и их командир Юсуф-ага с развёрнутым знаменем в руках повёл их в бой. Турки добежали до рогаток, но увидев, что русский лагерь укреплён, и взять его с ходу не получится, отхлынули назад, укрывшись за одним из холмов. 80 русских гренадер по приказу Шереметева двинулись в контратаку и отбросили янычар ещё на 30 шагов назад. Однако, когда они возвращались на свои позиции, турки кинулись в преследование.
Вообще, бой был ожесточённым. Сам Пётр, бесстрашие которого хорошо известно, отдал должное своим противникам: "Пехота турецкая, хотя и нестройная, однако ж зело жестоко билась". Отразить вторую атаку янычар русские смогли только массированным огнём артиллерии, причём били как ядрами, так и картечью. Несмотря на то, что турецкие офицеры рубили отступающих саблями, вторая атака янычар захлебнулась.
Турецкая пехота XVIII века
После этого в турецком лагере состоялся весьма симптоматичный диалог между заместителем главнокомандующего и польским графом Понятовским, сторонником прошведской партии и главой польского отряда в составе армии Балтаджи. "Мой друг, - сказал Понятовскому турецкий военачальник, - мы рискуем быть разбитыми". Это говорил человек, армия которого превосходила противника в шесть раз по численности. Запомним эту фразу: она нам ещё пригодится.
После этого турки ещё дважды ходили на приступ и оба раза откатывались с большими потерями. К ночи в их лагере воцарилось уныние. Русские генералы, одушевлённые успехом, предлагали Петру собрать в единый кулак расстроенные боем войска и атаковать турецкий лагерь. Пётр, однако, не поддержал этого предложения. Как мы теперь можем судить, это решение было ошибочным: турки сами свидетельствовали, что если бы русские перешли в решительное контрнаступление, их армия наверняка дрогнула бы и побежала, бросая артиллерию, обозы и амуницию. Но Пётр ничего не знал о настроениях в турецком лагере, рисковать же армией он не мог - ему ещё предстояло принудить к миру разбитую при Полтаве, но далеко ещё не смирившуюся с поражением Швецию. Пётр сам впоследствии указывал на огромное численное превосходство турок как на главную причину, вынудившую его отказаться от наступления. К тому же армия турок располагала большими массами конницы (а потому имела большую манёвренность), русская же кавалерия была истощена бескормицей и долгим переходом по степи. И у Петра не было уверенности, что после выхода всей армии из лагеря этот лагерь не будет захвачен турецкой кавалерией, а его войска - окружены на открытой местности.
В итоге на Пруте сложилась патовая ситуация. Турки, четырежды отбитые, больше не рисковали нападать. А русские не имели достаточно сил, чтобы одержать победу. В этих условиях Пётр, посовещавшись с Шереметевым, решился начать мирные переговоры. В качестве парламентёра, уполномоченного от имени России подписать мир, к туркам отправился присутствовавший при армии известный дипломат барон П.П. Шафиров. Пётр понимал, что турки, хоть и отражены, и, следовало предполагать, порядком деморализованы, но спешить им некуда. К тому же валашский господарь Брынковяну, на соединение с которым и выступил в свой злополучный поход Пётр, изменил, и все ресурсы, заготовленные волохами для Петра, достались Балтаджи и его войску. Не штурмом, так измором турки вполне могли уничтожить малочисленную русскую армию, солдаты которой уже три дня не ели. Поэтому Пётр советовал Шафирову идти на уступки. Царь был готов отдать туркам Азов вместе с новопостроенными крепостями Таганрог и Каменный Затон, признать Станислава Лещинского - ставленника шведов - королём Польши, беспрепятственно пропустить Карла XII в его владения. Предполагая, что турки будут стараться в пользу Карла, скрывшегося в их владениях, Пётр готов был уступить шведам все завоёванные у них земли, кроме Петербурга. Взамен Петербурга Пётр соглашался отдать шведам Псков и прилегающие территории - Петербург был нужен как выход в Балтийское море. Без него многолетняя война со шведами полностью обесценивалась. Другие же земли царь, вероятно, рассчитывал отвоевать в ходе дальнейших боёв: речи о мире со шведами не шло. Более того, Пётр наставлял Шафирова всячески задабривать пашу, дабы тот не слишком старался в пользу Карла. Видим таким образом, что Пётр даже в таких отчаянных обстоятельствах оставался дальновидным политиком, понимавшим, что корень его бед - в турецко-шведском союзе, что союз этот - явление временное и непрочное и что разбить его вполне в его силах. Прекрасно знал Пётр также и о зашкаливающем за все мыслимые и немыслимые пределы уровне коррупции в Османской империи, знал от своего посла графа П.А. Толстого - и надеялся этим обстоятельством воспользоваться.
Барон П.П. Шафиров
На случай же, если бы турки не пожелали заключить мир, Пётр отдал приказ готовиться к прорыву. Ослабленных лошадей приказано было забить, повозки и бумаги - сжечь, солдат - как следует накормить, разделив имевшиеся продовольственные запасы. Меры эти, однако, оказались излишни. Шафирову удалось заключить мир на гораздо более выгодных условиях, нежели рассчитывал Пётр. Уступок в пользу шведов Балтаджи вообще не потребовал. Россия отдавала Турции Азов и обязалась срыть крепости Таганрог и Каменный Затон [10]. Вся артиллерия, знамёна и амуниция русской армии оставлялись ей в неприкосновенности - вместо этого туркам передавались пушки и боеприпасы из Каменного Затона. Карл получал полную свободу вернуться в Швецию когда пожелает и как пожелает - выяснилось, что туркам он самим изрядно надоел, и они ждали - не могли дождаться удобного случая выпроводить этого беспокойного гостя. России удалось отстоять молдавского господаря Дмитрия Кантемира и его волонтёров - они получали право переселиться в Россию. Кроме того, Россия обязывалась вывести свои войска из Польши и не преследовать запорожских казаков-мазепинцев, нашедших приют во владениях султана. В качестве гарантов, что Россия выполнит условия, турки оставляли у себя в заложниках барона Шафирова и сына формального главнокомандующего русской армией Б.П. Шереметева - Михаила. Михаила Шереметева Пётр распорядился немедленно произвести из полковников в генералы и выдать ему жалование на год вперёд, после чего Шереметев-младший отбыл к туркам. Добавлю от себя, что этот самоотверженный молодой человек, охотно пожертвовавший своей свободой ради интересов Отечества, подорвал своё здоровье в казематах Едикуле и умер по дороге в Россию.
Когда Карл XII узнал о заключении Прутского мира, он стремглав примчался в турецкий лагерь и принялся осыпать Балтаджи-Мехмет-пашу упрёками, уверяя его, что победа у них в руках, и что он лично с отрядом верных людей обязуется привести Петра пленным в турецкий лагерь. Балтаджи, знавший цену этому словесному поносу, дал Карлу выговориться, после чего меланхолично заметил: "Ты их (русских - М.М.) уже отведал, а и мы их видели. И буде хочешь, то атакуй, а я миру, с ними поставленного, не нарушу" [11]. Вообще, как вспоминал потом Шафиров, Балтаджи не скрыл своей радости, услышав о предложении русских уступить Азов, после чего у визиря с русским парламентёром сразу же установились доверительные отношения. В разговоре с Шафировым Балтаджи не скрыл, что считал Карла XII умным человеком, но после разговора с ним полагает его дураком и сумасбродом.
Мир был заключён 12 июля 1711 года. Немедленно после этого янычары, которых упорство обороны русских так недавно привело в состяние, близкое к панике, начали приближаться к русскому лагерю, называли русских солдат "братьями" и завязали торговлю. Среди русских офицеров нашлись люди, владевшие турецким и арабским языками, и уже вскоре солдаты измученной армии Петра могли не отказывать себе в еде - недавние враги щедро снабдили их продовольствием. Сам Балтаджи распорядился безвозмездно передать русской армии хлеба и риса на 11 дней пути.
Сговорчивость Балтаджи-Мехмет-паши породила слухи о том, что визирь подкуплен. Говорили, в частности, о том, что царица Екатерина, присутствовавшая при армии, собрала все драгоценности генеральских и офицерских жён и вместе с собственными драгоценностями отправила их в подарок визирю. Называлась даже цифра полученной визирем взятки - 8 миллионов рублей. Поговаривали и о том, что царица лично явилась в расположение турок и отдалась визирю, чтобы выторговать для своего мужа более выгодные условия. Эти разговоры о взятке в конце концов стоили Балтаджи жизни. Однако, по размышлении зрелом, приходится признать беспочвенность подобных сплетен. Вряд ли Балтаджи осмелился принять взятку от русских в присутствии целой орды готовых к бунту янычар, которые наверняка растерзали бы его за измену. Причины, вызвавшие сговорчивость турок, гораздо прозаичнее. Перечислим их.
Первое. Перед началом Прутского похода Пётр выслал вперёд основных сил отряд генерала Ренне, состовяший из 15 тысяч кавалеристов. Ренне имел приказ зайти в тыл основным силам турок, возбудить антитурецкое восстание в Валахии, а затем - отрезать армию Балтаджи от переправ через Дунай. Как раз в разгар переговоров между Балтаджи и Шафировым визирю сообщили, что драгуны Ренне штурмуют Браилов. Балтаджи не был дураком и быстро смекнул, к чему идёт дело. Да, ему удалось окружить армию Петра, но теперь в тыл его армии заходил Ренне (численности войск которого визирь не знал). А в результате турки сами оказывались в стратегическом окружении и рисковали поменяться местами с русскими [12]. Знай Пётр о действиях своего генерала, вероятно, его позиция стали бы жёстче, а предел возможных уступок - несоизмеримо меньше. Но Пётр не имел сведений от Ренне, а Балтаджи сведения о нём получил.
Балтаджи-Мехмет-паша
Второе. Янычары были деморализованы боем при Станилешти и отказывались снова идти в наступление. Англичанин Суттон, друг которого находился при турецкой армии, свидетельствовал: "Если бы русские знали о том ужасе и оцепенении, которое охватило турок, и смогли бы воспользоваться своим преимуществам, продолжая артиллерийский обстрел и сделав вылазку, турки, конечно, были бы разбиты". Англичанину вторит предводитель янычар Юсуф-ага: "Ежели бы москвили из лагеря выступили, то бы и пушки, и амуницию турки покинули" [13]. Вспомним и слова заместителя турецкого главнокомандующего, сказанные Понятовскому: "Мы рискуем быть разбитыми". Но русские не знали о моральном состоянии янычар, в бою же янычары как раз продемонстрировали незаурядное мужество, о чём осталось свидетельство Петра.
И третье. Уничтожив русскую армию и пленив Петра, турки просто не имели, куда наступать. Впереди были те самые безводные степи и истощённые саранчой деревни, переход через которые погубил армию Петра. Впереди был переход через территорию Речи Посполитой, а ввязываться в польско-турецкую войну ни у Балтаджи, ни у султана намерений не было. Затем предстояло форсировать несколько крупных водных преград, таких как Днестр и Днепр. А затем - ещё и померяться силами с украинским казачеством, большая часть которого сохранила верность России. Что такое украинские казаки, турки неоднократно испытали на собственной шкуре и воевать с ними отнюдь не рвались. Таким образом, подписанный Балтаджи мир всецело отвечал национальным интересам Турции [14], воевать же за интересы высокомерного и наглого шведского короля в турецкие планы не входило. Прекрасно понял это и султан - потому и наградил своего визиря (а также участвовавшего в Прутской битве крымского хана) дорогими шубами и саблями.
Бой при Станилешти. Карта.
Так была ли "жестокая конфузия"? Думаю, каждый, прочитавший данную статью, будет вынужден признать: не было. Любители обвинять Россию в "заваливании врага трупами", говоря о кампании 1711 года, вполне могли бы поупражнять своё остроумие... по адресу турок: потери русских войск в бою у Станилешти составили 3 тысячи человек против 8 тысяч у турок [15]. Да, Пётр признал своё поражение в Прутской кампании, но вызвано это было не столько военными неудачами, сколько неверной оценкой обстановки. Русскому царю от начала похода и до самого заключения мира приходилось принимать решения в условиях, близких к полной неопределённости, в то время, как Балтаджи имел гораздо больше сведений. Выпестованная же Петром армия полтавских победителей в 1711 году устояла под ударами многократно превосходящего врага, избежала разгрома и вынудила этого врага в итоге пойти на мир, пусть и невыгодный для России, но на гораздо более благоприятных условиях, чем Пётр рассчитывал, затевая переговоры [16]. Убедительной победы у врагов России не получилось, что и породило многочисленные слухи о взятках.
_______________________________________________________
Примечания
[1] то есть - за возврат исторических русских земель, захваченных шведами в ходе неудачной для нас Ливонской войны и Великой Смуты начала XVII века
[2] Турецкое название - Едикуле. Замок был построен в XV столетии, здесь султаны хранили свою казну. И здесь же находилась главная политическая тюрьма Османской империи.
[3] После Полтавской битвы в Европе вообще многие поняли, что Россию пора воспринимать всерьёз, что полуварварская "Московия" осталась в невозвратном прошлом - на её месте страна, ведущая активную внешнюю политику и способная подкрепить свои интересы силой оружия. Боевые действия Великой Северной войны в 1710-м - 1711-м годах велись уже на территории самой Западной Европы, что ещё больше укрепляло Русское Царство в этом его новом статусе.
[4] Русско-Турецкая война 1711 - 1713 годов вполне официально объявлялась Петром освободительной, а целью её провозглашалось не столько отражение внешней агрессии, сколько защита угнетённых христиан. На знамёнах своей армии в 1711 году Пётр распорядился начертать: "За имя Иисуса Христа и христианство". Знамёна стали красными (цвет свободы!), их украсили изображения православного креста. "Намерение имеем, - писал Пётр Алексеевич, - дабы не токмо возмощи нам противу неприятеля-басурмана с воинством наступати, но и сильным оружием в средину владетельства его входим, и утеснённых православных христиан, аще Бог допустит, от поганского его ига освобождать". В ответ митрополит Стефан Яворский, резко критиковавший бытовую сторону петровских реформ и его собственную распутную жизнь, провозгласил Петра - не больше, не меньше - "вторым мессией". См. Белова Е.В. Прутский поход: поражение на пути к победе? - М.: Вече, 2011. - с. 145.
[5] Цит. по: Белова Е.В. Указ. соч. - с. 154.
[6] Это мы, зная, чем всё кончилось, находим его предложение разумным. Но поставим себя на место Петра, чьи войска уже успели в начавшейся Русско-Турецкой войне одержать ряд тактических побед и были столь тепло встречены в Молдавии. Для него совет Алларта выглядел в лучшем случае проявлением преступной нерешительности, в худшем - просто предательством.
[7] Впрочем, уклониться от боя со свежей турецко-татарской конницей измождённым русским драгунам на их полудохлых лошадях всё равно не удалось. Так что приходится согласиться с Е.В. Беловой в том, что действуй командовавший русскими драгунами генерал Янус решительнее - ему, возможно, удалось бы задержать переправу турок на несколько дней и захватить у них несколько пушек.
[8] Е.В. Белова приводит ещё меньшую цифру - по её подсчётам русская армия не превышала 15 тысяч человек.
[9] "Лейб-гвардия" в буквальном переводе - "телохранители", то есть - личная охрана государя.
[10] Каменный Затон Шафиров даже пытался выторговать - дескать, крепость нужна России для обороны от татарских набегов.
[11] Шефов Н.А. Самые знаменитые войны и битвы России. - М.: Вече, 2000. - с. 200.
[12] Там же.
[13] Цит. по: Белова Е.В. Указ. соч. - с. 195.
[14] Шефов Н.А. Указ. соч. - с. 200.
[15] Шефов Н.А. Указ. соч. - с. 198. Е.В. Белова называет даже меньшую цифру русских потерь.
[16] Пётр, измученный долгим ожиданием вестей от Шафирова, отправил ему записку в которой советовал: "Если подлинно будут говорить о мире, ставь с ними на всё (выделено мной - М.М.), кроме шклавства (т.е. плена - М.М.)". Исчерпывающе. Разумному достаточно.
_____________________________________
Ещё по теме:
1) У истоков Прутской катастрофы
2) Пока царь Пётр предавался унынию
3) См. также об Азовских походах Петра Великого
4) См. также: Эхо Переволочны
5) См. также: О Полтавском сражении