Не знаю, как кому, а лично мне всегда было приятно узнавать, кто какая-нибудь книжка, которую я прежде воспринимал как лёгкое чтиво для приятного времяпровождения где-нибудь на курорте, оказывалась на поверку глубже, чем мне это прежде казалось. Или когда какая-нибудь малозначительная деталь в книге, за которую и глаз-то не цепляется, в свете знаний, даруемых соприкосновением с христианством, вдруг начинает играть новыми красками, с неожиданной стороны высвечивая и автора книги, и созданных его воображением персонажей.
Такая, вроде бы, малозначительная, но обретающая неожиданный смысл в свете христианской традиции подробность присутствует в биографии капитана Блада, героя романа Рафаэля Сабатини. Люди моего поколения хорошо знают, кто такой капитан Блад, ибо почти все читали в школьные годы этот роман на волне увлечения пиратской романтикой, а многие видели и фильм "Одиссея капитана Блада", снятый советскими кинематографистами на излёте существования СССР и вышедший на экраны вскоре после его распада. Для тех же, кто не в теме, поясню: Блад, ирландец по национальности и врач по профессии, в силу профессионального долга оказывает медицинскую помощь раненому мятежнику, за что королевский суд приговаривает его к каторге. С этой каторги Блад и несколько его товарищей по несчастью ухитряются бежать, после чего начинают пиратствовать на Карибском море. Образ Блада - классический для литературы романтизма образ "благородного разбойника", он - эдакий морской Робин Гуд, ставший пиратом поневоле, сурово наказывающий алчных колонизаторов американского континента (а нередко - и своих беспределящих собратьев по пиратству) и старающийся даже в качестве пирата сохранять определённые нравственные принципы.
О какой подробности речь? О самом начале его пиратской карьеры. Как я уже говорил, будущий капитан Блад вместе с группой сосланных на Барбадос политкаторжан бежит с каторги, захватив испанский фрегат "Синко Льягас", команда которого, в свою очередь, в это время атакует и грабит Барбадос. В детстве, читая роман, я как-то не придавал значения названию корабля - ну, название и название, какая-то тарабарщина на испанском языке, думалось мне. Однако в этом году, так получилось (благодаря
вот этой песне), что значение слова "синко" стало мне известно. Это "пять" по-испански.
После этого любопытство заработало - стало интересно, что же такое "льягас". И вот тут меня ждало неожиданное открытие. "Синко Льягас" - это в переводе с испанского "Пять язв". То есть - пять ран Христовых, полученных на Голгофе. Пять ран Христовых - очень популярная тема для католических молитв, благочестивых размышлений и медитаций. Монашествующие католические священники охотно делают пять ран Христовых темой своих проповедей, особенно Великим Постом. Испания - страна не просто католическая, но экзальтированно-католическая, так что удивляться, что испанцы назвали свой боевой корабль в честь евангельских реалий, не приходится. Не приходится удивляться и тому, что Сабатини выбирает именно такое название для испанского корабля - получивший католическое воспитание, он прекрасно понимал, что значат для благочестивого католика пять ран Христовых.
Фрегат "Синко Льягас". Стендовая модель.
Удивляться приходится тому, что человек, командующий кораблём со столь благочестивым названием (а человек этот - дон Диего де Эспиноса - судя по его дворянскому происхождению, сам и построил свой корабль), пользуется им отнюдь не в благочестивых целях. Фактически - для пиратства. Команда "Синко Льягас" грабит и убивает на Барбадосе мирных жителей, насилует женщин (и мы в книге наблюдаем это в режиме "онлайн" глазами капитана Блада) и вообще ведёт себя далеко не так, как подобало бы благочестивым христианам. Полагаю, такое противопоставление евангельского названия корабля и абсолютно антиевангельского поведения его команды в книге не случайно. Рафаэль Сабатини, чьи симпатии в колониальных войнах в Америке однозначно на стороне Англии, стремится таким образом показать, что испанские завоеватели Нового Света в религиозном плане - отъявленные лицемеры, прикрывающие борьбой за религию свои хищнические интересы и звериные инстинкты. Распространённое, надо сказать, для Нового Времени представление и отнюдь не беспочвенное.
Что же касается Питера Блада (тогде ещё не капитана, а просто беглого политкаторжанина), то он, захватив "Синко Льягас" и объявив себя его капитаном, меняет название корабля на "Арабелла" - в честь своей возлюбленной Арабеллы Бишоп. И под этим названием корабль в дальнейшем и фигурирует в романе, пока не исчезает в пучине Карибского моря. Здесь уже никуда не деться от вопроса о самом Питере Бладе: для чего Сабатини заставляет своего героя совершить данный поступок, какую черту в характере Блада он хочет этим подчеркнуть? Предположений тут два. Первое - Блад, прекрасно понимающий, что путь у него теперь остаётся только один - в пираты, понимающий, что данное ремесло плохо совмещается с его религиозными убеждениями (а Блад, согласно книге, - католик и неоднократно об этом говорит), боится скощунствовать и сознательно отказывается от того лицемерия, которое не составляет нравственной проблемы для дона Диего. Второе - Блад просто равнодушен к религиозным вопросам, и любовь к Арабелле для него куда важнее, чем собственная принадлежность к католичеству. Какая же из этих трактовок лучше отражает его мотивацию?
Капитан Блад и его возлюбленная Арабелла
Увы, сам Сабатини не оставляет шансов для более благородного варианта мотивации своего героя. Он прямым текстом пишет в своей книге, что Блад, "когда ему было нужно, всегда вспоминал, что он католик". Ключевые слова - "когда ему было нужно". На корабле Блада нет священника (да и странным было бы наличие священника на пиратской посудине). Более того: захватывая испанские города, чтобы содрать с них выкуп, Блад напрочь игнорирует факт наличия в этих городах храмов. Ни разу, даже для проформы, он не заворачивает в католический храм на богослужение. Принадлежность его к Католической Церкви для Блада - лишь фактор самоидентификации, но не более. Он типичный человек Нового Времени, по инерции продолжающий считать себя христианином, но в душе давным-давно ни во что не верящий. Так что любовь к женщине для Блада действительно значит куда больше, чем вероисповедание, что и отражается в смене названия корабля. Он ещё способен, как благовоспитанный человек, воздать должное уважение даме (это выгодно отличает его не только от большинства пиратов, но и от его противников - испанских колонизаторов), но воздать должное почитание Богу - уже не способен. И сколько бы Сабатини ни пытался слепить из своего героя образ благородного рыцаря, по крайней мере, в отношении личной религиозности Блад недалеко ушёл от дона Диего. И то, что Блад при этом - положительный герой, надо сказать, очень тревожный сигнал для всей западноевропейской культуры.
Такие вот мысли родились из одного только случайно встреченного в песне испанского слова.