Наверное впервые чувств того, что я попал в камеру и что назад выхода нет возникло еще в дошкольном возрасте. Но я решил не сдаваться и бороться здесь и сейчас до конца.
Сейчас, конечно, можно сказать уверенно, что рождение человека в мир, где зло, грех и смерть, есть помещение его в камеру. И тогда начинается борьба Бога за человека и человека со смертью.
Свящ. Иоанн Привалов
бывший настоятель храма Сретения Господня с. Заостровье Приморского района:
XX век не осмыслен, не понят. О нем говорили часто в последнее время как только о чем-то отрицательном. Один поэт писал: «Я устал от 20 века, от его окровавленных рек. И не надо мне прав человека: я давно уже не человек». Этому возражает современный мыслитель и поэт О. А. Седакова, говоря о том, что мы как-то незаметно пропустили то, что 20 век был великим веком христианства. Это был век не только сломов судеб, но это был век, в который и вырастали люди, потому что приблизились последние вещи, когда выяснилось, что вопрос о смысле жизни надо решать не в каких-то кабинетах, не когда пишутся книги, а когда тебя, например, внезапно арестовывают и возникает вопрос: за что?
И надо понять, как жить в этом мире, когда так много зла. Что должен сказать себе человек, который входит в камеру? Он должен сказать: «Жизнь моя закончилась. Несколько раньше, но ничего. Сейчас лучше, чем потом. Родственников, семьи у меня не осталось, тело мое - это уже мертвое тело, мне не принадлежащее, у меня остался один дух». А.И. Солженицын писал, что перед таким духом дрогнет следствие. Почему? Из желающих жить можно вить веревки. Тема святости и жертвенности нерасторжимы. Жертвы бывают разные… бессмысленные жертвы, бездумные жертвы. Е.Б. Пастернак говорил: «Вы знаете, надо знать, в какую кассу жертвовать». Человеку очень важно понимать, за что можно жизнь отдать, а за что не надо отдавать. Пока для нас самым главным будет здоровье, мы будем находиться в состоянии перемолотых людей. В контексте духовного сопротивления я бы сказал, что жизнь можно отдавать только Господу Богу и больше никому. И сердце человека так устроено, что оно может принадлежать только Господу Богу. Пока мы этого не поймем, той самой святости, того самого исправления, освобождения не произойдет