Разговор с человеком, который никто и звать его никак: душа фээсбэшника.

[mikha_el]

Некогда в конце 80-х, школьником, мне довелось проходить практику на одном из предприятий города. Для тех, кто не знает что это такое - объясню. Так как в стране по привычке все еще вроде строили светлое будущее, то каждый школьник был прикреплен к заводу или фабрике и отрабатывал там, за маленькую денюжку конечно, свою рабскую повинность. Меня лично Господь хранил особым образом. И довелось мне "практиковаться на хлопкопрядильной фабрике в аж электромонтажном цеху! Так как мы были несовершеннолетние, - это было в 9-10 классах, - то собственно к практике нас никто не допускал. Электричество. Нам читали теорию. Читал один мужичек, что-то навроде замначальника цеха.

Мужичек обычный, но все он как-то с завистью рассказывал о том, как хорошо в КГБ. Все туда порывался пойти. Думаю что все же пошел. Бог ему судья. Но он был такой бездушный... Я увидел на нем насколько в человеке может затереться образ Божий. Не чтобы у него стыда не было, кодекса чести. Нет, но какая-то совершенная обезличенность. Человек для него был что-то вроде манекена.


Этот текст - результат неудачной попытки серьезного расследования того, что сейчас происходит в ФСБ. Причина неудачи проста: автор испугался. После первого же пятичасового интервью с одним из чекистов стало ясно, что поле взаимодействия вокруг любой спецслужбы устроено по принципу воронки. И как не бывает бывших службистов, так не может быть и журналистов, которые погрузились в эту воронку и смогли из нее вынырнуть. Хиллари Клинтон однажды всерьез предположила, что у работника КГБ по определению нет души. Права она или нет - ответ хотя бы на этот вопрос я теперь знаю точно.

Из любой точки города видны горы, но это не Кавказ. Главная улица - набережная, но это не Волга. Я стою на крыльце потрепанного зелено-коричневого з­дания, но это не библиотека. Табличку межрайонного отдела УФСБ можно разглядеть только с очень близкого расстояния. Эти люди форме всегда предпочитают содержание.

Все под контролем
Общение с сотрудником ФСБ помогает прояснить значение многих слов и выражений. Взять, например, популярную фразу «все под контролем». Оказывается, для гражданских лиц она означает совсем не то, что для бойцов невидимого фронта.

- Когда меня сюда назначили, у ФСБ здесь не было взаимодействия ни с милицией, ни с судами, ни с прокуратурой. Я первым делом пришел в местное ГУВД, собрал там всех начальников и сказал: «Значит так. Завтра каждый из вас придет ко мне в кабинет, честно расскажет, чем он кормится. И если только это не что-то запредельное, ломать ваш бизнес я не буду. Но если кто чего утаит, тут же хлопну». Двое с первого раза не поняли, пришлось посадить. Еще двое попытались втянуть меня в свой бизнес - обломались. В результате с милицией теперь проблем вообще никаких.

- Как же никаких? Они же чем кормились, тем и кормятся: берут взятки, наезжают на коммерсантов.

- Ну и пусть. Это задача не нашего уровня. Наша задача - чтобы милиция не представляла угрозу государственной безопасности. Чтобы они не торговали наркотиками по-крупному. Чтобы не были на крючке у бандитов. Чтобы не сливали в ОПГ оперативные планы. Вот недавно один попробовал - хлопнули, сидит. Потому что разглашение гостайны.

- А может, это не слив бандитам, а агентурная работа. Вы же сами говорили, что приходится обеспечивать своим агентам безопасность. Вот он и обеспечивал.

- Я не говорил, что мы обеспечиваем им безопасность. Я говорил, что мы иногда решаем их проблемы. Это не систематическая работа, а редкие исключения, они воспринимаются как сбой в системе, а не как сама система. Этот же человек просто зарабатывал деньги, торговал офицерской честью. Такое недопустимо.

«Да ругаем мы Путина, ругаем. Главное - не публично, но мы все равно исходим из презумпции правоты государства. Потому что государство - это мы»

Еще через пять минут я наконец врубаюсь, что «под контролем» - это вообще не про закон и порядок. Если человек в погонах говорит: «Все под контролем», он вовсе не обязательно имеет в виду, что на данной территории царит справедливость и исполняются законы Российской Федерации. «Все под контролем» - это всего лишь силовой термин. Он означает, что государство так или иначе доминирует, владеет обстановкой и способно на нее влиять. Все остальное можно простить. В душе фээсбэшника всегда найдется место милосердию и гуманизму, только и то и другое особого свойства.

- Нас, чекистов, тут всего пять человек на три района. И мы здесь не для того, чтобы охранять правопорядок и обеспечивать диктатуру закона, - для этого есть п­олиция, прокуратура, суды, правозащитники и так далее. Наша задача - сохранять общий контроль за о­бстановкой. Мы - государево око. Мы на все смотрим под углом государственной безопасности. Если кто-то по-мелкому торгует наркотиками - это дело ГНК, нам достаточно просто об этом знать. Но если кто-то торгует наркотиками и при этом выстраивает целую международную сеть из наркодилеров и коррумпированных полицейских, это уже и наша компетенция. Е­сли кто-то ограбил магазин, это дело полиции. Но е­сли кто-то систематически занимается грабежами и вымогательством с целью финансирования экстремистских группировок, это уже наше. Мы все про всех знаем, но активизируемся лишь в тех случаях, когда под угрозой сама система власти.

- Иными словами, мы все знаем, но ничего не можем.

- Нет, не так. Это как раз у моих предшественников была такая позиция. Здесь сидели такие унылые патриоты, которым за державу было обидно, и ждали, что когда-нибудь придет новый Сталин и даст команду «фас!». Но спецслужбы не для того существуют, чтобы жить от «фас» до «фас». Мы здесь, чтобы работать каждый день. Чтобы от нас не было тайн. Чтобы в любой момент мы могли с минимальными издержками повлиять на происходящее. Поэтому мы все про всех знаем, и мы очень даже можем. И все это знают, поэтому не зарываются.

- Какая у вас зарплата?

- Достаточная, чтобы жить, но не настолько, чтобы о ней не думать.

- С таким знанием всего про всех, наверное, непросто жить на одну зарплату?

- Знаете, у нас есть такая поговорка: хороший опер всегда наладит бизнес своей жене.

- Кажется, пришло время поговорить о горячем сердце и чистых руках.

- В ФСБ нет коррупции.

- А как же тогда называется налаживание супружеского бизнеса?

- Это называется рациональным использованием знаний о данной местности. Когда вся твоя территория у т­ебя как на ладони, тебе совершенно ясно, куда надо вложить деньги, чтобы получился хороший бизнес, как устроить выгодную комбинацию. Более того, присутствие ФСБ в местном бизнесе очень часто помогает контролировать обстановку.

- А тогда, что такое коррупция?

- Коррупция - это торговля государственными полномочиями. Это когда ты продаешься на рабочем месте. И тут сотрудник ФСБ находится в самом невыгодном положении: ему просто нечем торговать. Мент - он может какое-нибудь третьестепенное уголовное дело закрыть и на этом срубить денег на новую машину. А в ФСБ с кого ты будешь деньги брать? Ну вот с кого? С террористов? С иностранных шпионов? С воров в законе? Но это уже ­надо быть совсем подонком - таких наше профессиональное сообщество само моментально выдавливает. У нас масштаб ответственности таков, что зазора между коррупцией и предательством просто нет. Лично я не знаю ни одного сотрудника ФСБ, который зарабатывал бы деньги на своем служебном положении.

читать полностью