В два дня
1.
А накануне, вечером
голуби слетались ему под ноги,
а он видел как во сне
мёртвая бабушка в ночь
перед его днём рождения
в доме, полном неведомых гостей,
предложила ему лечь на её место;
а какое у тебя место, спросил он,
самое жёсткое, под спиной -
голые доски, ответила она,
а теперь, отгоняя голубей,
он шёл спиной к закату,
но перед глазами его не было рассвета,
лишь надвигающиеся неоновые сумерки,
сменившие в местных городах ночи
никакой утренней зари в восхождении
давно уже
ветви деревьев чем-то шуршали, трескали,
казалось, будто небо падает с неба -
под ноги или прямо на голову,
но это казалось,
и тогда он подумал, что давно уже
казалось, давно уже казалось,
что давно уже он никак не поступал,
а только действовал и действовал,
непрестанно действовал,
и ему казалось давно уже,
слилось как лицо ребёнка
обещающее ему личное счастье,
давно уже казалось,
и тогда он решил поступить:
закатные лучи ещё освещали угол дома,
голуби разлетелись, ветви затихли,
казалось
всё предвещает счастье
давно уже
всему, что осталось здесь
и он поступил - исчез.
2.
я тридцать три года иду вдоль реки дерьма,
куда-то на восток,
запах настолько дурен, что мне дурно,
да что там -
я сам одурел, стал даже дурным,
в какой-то момент давно уже, я не помню когда,
мне путь перерезал тонкий ручеёк
прорванной канализации,
который я без труда перепрыгнул -
и он потёк вдоль моего тротуара,
я морщился от вони,
расходящейся по холодному воздуху паром,
и ждал, казалось:
вот-вот, ручей встретит слив или сам иссякнет,
но он набирал силу -
и поток вдоль моего пути набирал силу,
через какое-то время его шум стал мне привычным,
люди вокруг меня тоже не обращали на него внимания,
и я посчитал, что они тоже свыклись,
все мы - люди, и я человек, свыкнусь,
я засыпал под него,
видел сны при нём,
просыпался от него,
бодрствовал с ним -
и даже свыкся с мыслью, что так будет всегда,
хотя где-то, в глубине души,
затаилась надежда на безвонные воды,
на чистый воздух, на счастливых людей,
но однажды: это было во время солнечного заката,
я дошёл до того места, где поток иссяк;
обрадовано воскликнул я тогда: наконец-то!
но вот что открылось моим глазам через полчаса ходьбы:
пошедшая трещинами земля, сухая, мёртвая,
никаких оазисов, лесов, луговой зелени,
всё вокруг взывало к влаге, и я понял: здесь мир тоскует
и пересохшее русло потока жаждет дерьма,
встречаемые мною горстки крестьян, парами и тройками,
смотрели на меня воспалёнными глазами,
у них не было слов, не было языка -
они указывали пальцами в мёртвое русло,
шевеля растрескавшимися губами;
если прежде мне встречались люди, лишённые счастья,
теперь я воочию убедился в несчастье этих людей,
там где кончился поток дерьма,
там поселилась жажда дерьма,
а не луга, не озёра, не лес,
я хотел как-то поступить, помочь им и себе,
но не смог ни на что решиться,
и просто исчез.
