Подступы к рецензии на "Белого Человека" (Самара) - II
Если в первом подступе шла речь об определённой позиции манифестации, которую представляет собой "Белый Человек", то теперь мне бы хотелось взять иной аспект, а именно - кто манифестирует. Прошлый раз я упомянул о некотором разговоре на даче, на сей раз это был разговор с Сергеем Поничевым (badger_grol). тезис которого в общем был таков, что в "Белом Человеке" нет ничего нового. Меня лично тогда этот аргумент очень удивил (и до сих удивляет), покуда - на мой скромный взгляд - после Гомера вообще ничего нового нет в литературе. Но сейчас я хотел бы привести более авторитетные источники. Во-первых, Пруст говорит о том, что не существует такого великого художника, о произведении которого нельзя было бы сказать: "То же самое и, однако, нечто другое". Во-вторых, Делёз говорит:
"Художник не устаревает потому, что он повторяется; ибо повторение есть движущая сила разнообразия, и не меньше, чем разнообразие - движущая сила повторения. Художник устаревает тогда, когда "обветшав рассудком, он судит упрощенно о том, что находит непосредственно в жизни, и только это выражает в своём произведении, только это в нём различает и повторяет". Устаревший художник доверяет жизни, "красоте жизни". Но он имеет только суррогат того, чтоо составляет искусство. Повторения становятся механическими, потому что они уже не в состоянии оживить, и одухотворить внешние и застывшие различия, заново воплощённые в материале. Жизнь не имеет этих двух движущих сил искусства; она получает их только в ослабленном и деградированном виде, и воспроизводит сущность лишь на самом низком уровне и в минимальной степени" (Делёз Ж. Марсель Пруст и знаки, С.76).
Под жизнью имеются в виду те срезы, которые Делёз находит у Пруста - мир светского общения (тусовки), мир любовей, мир чувственных (интимных, т.е. говорящих нечто только мне) ощущений.
Впрочем, это опять не то, что хотелось бы сказать, а цитаты подвернулись под руку, вот и привожу их здесь. Но я благодарен Сергею за то, что он заставил меня в этой полемике обратить внимание на другой, куда более значимый и давний спор, коего я уже касался и в "Письмах о стиле", и в устных прениях многажды - манифестация, на которую ты можешь ответить так или иначе, это всегда манифестация определённых людей, определённого этоса этих людей, что бы там в ней ни говорилсь.
Выражаясь проще, можно сказать: мне может быть симпатичен определённый текст, но отвратителен человек, который его написал. Это - не констатация, это жесточайшая дилемма. Как тут быть?
Был период в жизни, когда я полагал, что текст важнее, и если человек - говно, то какое мне до этого дело, мол, это его проблемы.
Но затем я стал понимать, что отвратитетельный человек может написать лишь по-видимости замечательный текст, потому как то, что автор - говно, с неизбежностью просочится в его искусство. Нужно только уметь видеть. Можно, конечно, сказать, что таким образом можно научиться высматривать всё что угодно где угодно. Можно, не спорю. Но тогда следует посмотреть - а зачем это высматривается? В этом случае речь идёт не об отделении хороших людей от плохих, а о смысле искусства как таковом. Для одних искусство может делать кто угодно - и это - одно искусство. Для других искусство могут делать лишь те. кто обладает определённым этосом - и это совсем другое искусство.
Не стоит сейчас ставить дурацкие вопросы - а кто определит - говно человек или хороший? Я определю.
В каждый данный момент, когда буду иметь с ним дело.
И проблема не в том, что нет судьи, а проблема в том, что мы в нём нуждаемся, не находим его и даём ход всякому дерьму, надежду и шанс на его распространение. И слабый человек во всех отношениях это тот, кто не может провести такого элементарного, совершаемого ещё до сознания, на уровне чутья, различия.
И не стоит говорить, что зачем тогда искусство, пусть будут вокруг только хорошие люди. Дело в том, что это такое же элементарное дело - окружить себя в этой жизни прекрасными людьми. И это следует делать не за счёт искусства, не вопреки ему. Это следует делать лично. И, возможно, это более важно, чем всё-всё остальное. Но это, повторяю - независимо от искусства совершаемое дело. Потому как искусство - оно само по себе.
И любая манифестация - это манифестация определённого типа человека. И любая поддержка этой манифестации - это поддержка этого типа человека. Как мы поддерживаем людей? Даём им денег? Спим с ними? Дарим им книгу, машину, женщину? Нет. Это такая же бессознательная и само собой понятная процедура, что мы, даже не эксплицируя её, уже знаем - нас поддерживает вот этот, а этот - нет. И точно также нельзя выделить: какой именно тип, что именно в этом человеке ты поддерживаешь - это понятно без слов.
Так вот, если бы я писал рецензию на "Белого Человека", я бы с необходимостью упомянул о том, что делали журнал изначально двое людей, двое замечательных людей - Леонид Немцев и Сергей Рутинов. И я бы стремился поддержать их, даже если был бы в чём-то не согласен с каждым.
И я бы сказал: "Белый Человек" не говорит ничего нового, также, как не говорят ничего нового все-все так называемые авангардные, перформансистские и прочие паразитические "новые" виды искусств. Он говорит не новое, а важное. А важное для каждого - всегда новость.
И ещё бы я сказал, что "Белый Человек" - это не только то, что в нём содержится, но и это тот фронт выступления, не политического в современном смысле слова, но политического в значении античном - когда искусство было таким же общим делом, политикой, как и война с налогами, это фронт, где он идёт в определённом авангарде (то есть: своеобразная конъюнктура), но и - что более важно - это также и определённый отчёт о внеБелоЧеловековой деятельности его авторов, определённого рода лакмусовая бумага.
Всё остальное - в третьем подступе.
"Художник не устаревает потому, что он повторяется; ибо повторение есть движущая сила разнообразия, и не меньше, чем разнообразие - движущая сила повторения. Художник устаревает тогда, когда "обветшав рассудком, он судит упрощенно о том, что находит непосредственно в жизни, и только это выражает в своём произведении, только это в нём различает и повторяет". Устаревший художник доверяет жизни, "красоте жизни". Но он имеет только суррогат того, чтоо составляет искусство. Повторения становятся механическими, потому что они уже не в состоянии оживить, и одухотворить внешние и застывшие различия, заново воплощённые в материале. Жизнь не имеет этих двух движущих сил искусства; она получает их только в ослабленном и деградированном виде, и воспроизводит сущность лишь на самом низком уровне и в минимальной степени" (Делёз Ж. Марсель Пруст и знаки, С.76).
Под жизнью имеются в виду те срезы, которые Делёз находит у Пруста - мир светского общения (тусовки), мир любовей, мир чувственных (интимных, т.е. говорящих нечто только мне) ощущений.
Впрочем, это опять не то, что хотелось бы сказать, а цитаты подвернулись под руку, вот и привожу их здесь. Но я благодарен Сергею за то, что он заставил меня в этой полемике обратить внимание на другой, куда более значимый и давний спор, коего я уже касался и в "Письмах о стиле", и в устных прениях многажды - манифестация, на которую ты можешь ответить так или иначе, это всегда манифестация определённых людей, определённого этоса этих людей, что бы там в ней ни говорилсь.
Выражаясь проще, можно сказать: мне может быть симпатичен определённый текст, но отвратителен человек, который его написал. Это - не констатация, это жесточайшая дилемма. Как тут быть?
Был период в жизни, когда я полагал, что текст важнее, и если человек - говно, то какое мне до этого дело, мол, это его проблемы.
Но затем я стал понимать, что отвратитетельный человек может написать лишь по-видимости замечательный текст, потому как то, что автор - говно, с неизбежностью просочится в его искусство. Нужно только уметь видеть. Можно, конечно, сказать, что таким образом можно научиться высматривать всё что угодно где угодно. Можно, не спорю. Но тогда следует посмотреть - а зачем это высматривается? В этом случае речь идёт не об отделении хороших людей от плохих, а о смысле искусства как таковом. Для одних искусство может делать кто угодно - и это - одно искусство. Для других искусство могут делать лишь те. кто обладает определённым этосом - и это совсем другое искусство.
Не стоит сейчас ставить дурацкие вопросы - а кто определит - говно человек или хороший? Я определю.
В каждый данный момент, когда буду иметь с ним дело.
И проблема не в том, что нет судьи, а проблема в том, что мы в нём нуждаемся, не находим его и даём ход всякому дерьму, надежду и шанс на его распространение. И слабый человек во всех отношениях это тот, кто не может провести такого элементарного, совершаемого ещё до сознания, на уровне чутья, различия.
И не стоит говорить, что зачем тогда искусство, пусть будут вокруг только хорошие люди. Дело в том, что это такое же элементарное дело - окружить себя в этой жизни прекрасными людьми. И это следует делать не за счёт искусства, не вопреки ему. Это следует делать лично. И, возможно, это более важно, чем всё-всё остальное. Но это, повторяю - независимо от искусства совершаемое дело. Потому как искусство - оно само по себе.
И любая манифестация - это манифестация определённого типа человека. И любая поддержка этой манифестации - это поддержка этого типа человека. Как мы поддерживаем людей? Даём им денег? Спим с ними? Дарим им книгу, машину, женщину? Нет. Это такая же бессознательная и само собой понятная процедура, что мы, даже не эксплицируя её, уже знаем - нас поддерживает вот этот, а этот - нет. И точно также нельзя выделить: какой именно тип, что именно в этом человеке ты поддерживаешь - это понятно без слов.
Так вот, если бы я писал рецензию на "Белого Человека", я бы с необходимостью упомянул о том, что делали журнал изначально двое людей, двое замечательных людей - Леонид Немцев и Сергей Рутинов. И я бы стремился поддержать их, даже если был бы в чём-то не согласен с каждым.
И я бы сказал: "Белый Человек" не говорит ничего нового, также, как не говорят ничего нового все-все так называемые авангардные, перформансистские и прочие паразитические "новые" виды искусств. Он говорит не новое, а важное. А важное для каждого - всегда новость.
И ещё бы я сказал, что "Белый Человек" - это не только то, что в нём содержится, но и это тот фронт выступления, не политического в современном смысле слова, но политического в значении античном - когда искусство было таким же общим делом, политикой, как и война с налогами, это фронт, где он идёт в определённом авангарде (то есть: своеобразная конъюнктура), но и - что более важно - это также и определённый отчёт о внеБелоЧеловековой деятельности его авторов, определённого рода лакмусовая бумага.
Всё остальное - в третьем подступе.