Кума
Рассказ Ларисы Бортниковой из ноябрьского номера журнала "Космополитен" за 2008 год о русской девушке, вышедшей замуж за турка и уехавшей с ним в турецкую глубинку. Оказалось, что она - уже вторая его жена, так называемая "кума" (с ударением на 1-й слог).
В конце 1990-х работала я в дальнем уголке нашей необъятной родины на одной турецкой строительной фирме переводчиком. Там-то мы и познакомились. Ах, Алиса...
Не звали бы её Алисой, а как-нибудь поспокойнее: Валя, Галя, Уля, - меня бы эта история, пожалуй, так не растревожила. Но её звали именно Алисой, и фамилия у неё была такая очень красивая, на "-ская". Какая точно - сейчас не вспомню, но знаю, что в сочетании с именем "Алиса" звучало это волшебно. Да и ста’тью Алиса тоже удалась. Плечищи такие, что любой культурист обзавидуется, ручищи тоже здоровые и бюст 4-го размера. Кровь с молоком! Лицо ясное, открытое, полнолунное, прозрачные синие глаза и белая коса до пояса. Когда Алиса выходила из-за плиты (она у нас поварихой числилась) и выплывала в столовку, тащила она за собой нечеловеческое сияние. Ступает павой, шейку лебединую чуть вбок гнёт, персями вздымает. Ну точно "месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит".
Звёзды в "княжий" лоб с завидной периодичностью впечатывал её сожитель - турок Байрам. Весьма колоритный мужичок. Родом из деревушки не то под Диярбакыром, не то под Манисой, вредный, хитрый, с веснушчатой мордочкой и полыхающей рыжей шевелюрой. Он напоминал анатолийское солнце, горячее, непослушное, бессовестное. Ещё Байрам обладал удивительной, "сырной" ухмылкой и подростковой юркостью. Куда ни глянешь, а Байрам уже здесь. Снуёт туда-сюда, плывёт лучисто морщинками у глаз и белыми-пребелыми зубами и лопочет на забавной смеси турецкого и русского. Они рядом были будто парад планет. И обязательный "красный карлик" на Алисином лбу, цветущий звёздным спектром. Краси-иво!
[Диярбакыр и Маниса - это два областных центра в Турции, но Диярбакыр - на самом юго-востоке, почти на границе с Сирией, а Маниса - на крайнем западе, недалеко от Эгейского моря.]
Любили они друг друга. Давно, лет семь. Познакомились под Иркутском: Байрам гостиничные стены выкладывал плиткой. Плиточником он был знатнейшим. Пальцы длинные, тонкие, нежные, как у пианиста. И каждый выложенный им туалет - ноктюрн, соната, симфония. Так вот однажды, отыграв штук сто "концертов" в Иркутске, Байрам перебрался в Москву, прихватив с собой "музу". В Москве Байрам продолжал "лабать" свои керамические "гаммы", а Алиса пристроилась поварихой. И всё у них было как у людей: съёмная двушка на "Молодёжной" [это станция на крайнем западе Москвы; при Брежневе была конечной станцией Филёвской линии, сейчас вошла в состав Арбатско-Покровской], новый диван, регулярный секс. И по башке Алиса тоже получала регулярно. А что? Бьёт - значит, любит. Да и не просто так лупил жену Байрам, а за дело. Потому что как нашей девке ни талдычь, что на стройплощадку в декольте и мини ходить не след, что не надо оттопыренной "мадам Сижу" и 4-м размером смущать скромных турецких тружеников, не понимает...
И плыла Алиса между столиками, колыхая бёдрами в трикотажной юбчонке, и шевелила пухлыми губами, и дышала задумчиво, и глазами коровьими бездумно так ласкалась... Производительность среди турок падала в какую-то бездонную пропасть. Любопытно, что Байрам Алису колотил скорее по необходимости, чем от огорчения за её поведение. Ему было важно продемонстрировать соплеменникам, что он мужские функции выполняет, а дальше... Кажется, Байрам даже гордился, что у него такой "белий-белий прекрасный женщин" есть. Ой! А как они миловались в подсобке, думая, что никто не слышит... Слышали все. Производительность обнулялась.
* * *
Долго ли, коротко ли, а начала Алиса настаивать на узаконивании отношений, из-за чего её лоб и прочие фрагменты прельстительной плоти превратились в карту звёздного неба. Её это не пугало, она продолжала настаивать, а он продолжал "астрономические" изыски. И всё получилось хорошо, потому что, когда на Алисе уже почти не осталось места для новых "созвездий", они подали заявление. Мы гуляли на свадьбе до утра. Даже немного напились. И добрый шеф подарил новобрачным холодильник, а я подарила Алисе книгу "Королёк - птичка певчая" и самоучитель турецкого, потому что проект заканчивался и турки собирались валить на родину. Алиса, как новоиспечённая турчанка, понятное дело, тоже.
Через месяц я куда-то переустроилась, подтёрла файлы с ненужными воспоминаниями. Среди этих файлов оказались и Алиса с Байрамом. И только года через три случайно встретила Алису в Шереметьево. Она всё ещё была лунной и томной, легко ворочала огромные чемоданы и прихлёбывала пиво "Туборг" из банки. Четвёртый размер соблазнительно выпирал из декольте, а бёдра всё так же бултыхались туда-сюда под красным трикотажем. Мы, хоть и с трудом, но вспомнили друг друга и отправились в "Айриш паб" [то есть в "Ирландскую пивную"] поболтать.
- Ну как ты? - спросила я.
- Да нормально, - ответила Алиса и стрельнула глазами на пробегавшего мимо араба. - Живём потихоньку. Вот к маме моталась, в Иркутск.
- А живёте где?
Она назвала турецкий населённый пункт, который, по моим прикидкам, находился чуть дальше Бетельгейзе, короче - у шайтана на куличках.
- Дом у нас. Хозяйство. Байрамчик работает. Вот ребёночка будем делать.
Я вспомнила забавы в подсобке и поняла, что удивительно, как до сих пор не сделали.
- А вообще как? - У нас с Алисой были разные рейсы, и я немного торопилась. - Нравится?
- Ага... Здорово. Тепло...
Вдруг мой рейс отложили, и мы решили выпить "Туборга" вместе. Алиса рассчитывалась за свои пол-литра, и в её бумажнике я заметила чёрно-белое фото: неулыбчивая и печальная, жаловалась на судьбу девушка в надвинутом на лоб платке и чаршафе. (Чаршаф - это турецкий хиджаб, чёрное длиннополое пальтишко с глухим воротом.)
- О! Это кто? Сестра?
- Ха, сестра! - заржала Алиса. - Ку’ма это моя! Кума!
Опа... Я неприлично громко сглотнула. Кума... не кума, а именно кУма - так называют вторых жён... Вторых! Жён!.. Я сглотнула ещё громче.
- Ну-ка, выкладывай...
Если бы её звали Галей, Валей или даже Ларисой... Оно было бы не так любопытственно. Но её звали Алисой, и она попала в нору... И точно как та самая Алиса, наша красавица не испугалась, не отчаялась... а просто потопала дальше по тропке, изумляясь тому, что’ происходит вокруг и повторяя "всё чудесатее и чудесатее".
* * *
Сначала был Стамбул - шумный, весёлый. Они жили в отеле, питались вкусностями, гуляли по Босфору и кормили с руки голубей. Потом была Анталья - песок, море, жара, мартини и много секса. А потом медовый месяц завершился, и Байрам повёз Алису домой.
Турецкие деревушки - отдельная мелодия. Заунывная, тоскливая, русскому уху непривычная. Случаются такие чудные места, где нет освещения и где женщины полощут бельё в горных реках, дети зимой бегают босиком по снегу и не знают, как лепить снеговика, потому что он - это уже почти изображение человека, что есть великий грех. Бывают деревни менее чудные. Там в кособоких мазанках старушки перебирают шерсть или лущат фисташки, а девушки похожи на козочек и даже умеют читать. Бывают деревни, похожие на наши сёла... И там всё в порядке со школами, и телевизор ловит все каналы, по вечерам старики могут смотреть MTV-шные страсти и плеваться от отвращения. Я плохо знаю турецкую провинцию. Знания мои больше киношные, но в любом случае для этой истории достаточные.
Например, я точно представляю, в какую дырищу попала Алиса. В симпатичную дырищу с большим рынком-базаром, с начальной школой и поликлиникой с одним врачом-энтузиастом и парой фельдшеров. Горсть мечетей и мужские кафе в количестве 4 штук... Бакалейные лавки и кондитерская... Там даже имелся какой-то клуб, куда девицы ходили по утрам на курсы домоводства, а парни толпились по вечерам перед старенькими компьютерами. Да, райцентр был в получасе езды на машине, что означало почти цивилизацию. В райцентре существовал настоящий бар, где подавали пиво. Эта "юдоль разврата" посещалась крайне редко и только мужчинами. В самой деревушке спиртного не водилось. Поэтому Байрам прихватил с собой пару бутылок виски и ящик "Эфеса" и с помпой, а также с молодой женой въехал в родную деревню...
<День первый>
Пялиться на русскую красавицу пришли все, включая младенцев и парализованных старух. Алиса гордо вывалила из машины ляжки, обтянутые стретчами, а затем вынесла на улицу свой 4-й размер, предварительно укутанный Байрамом в шарф. "О-о-а-ахх", - зашевелилась толпа. Даже максимально завёрнутая в тряпьё, Алиса была нестерпимо хороша. И белые косы на голове - как корона. (Кстати, в турецком "белые волосы" означают седину, а вот для блондинок употребляется термин "желтоволосая".) Наша желтоволосая Алиса плыла под пристальными взглядами соседей и ощущала себя богиней. А кем ещё она могла себя ощущать, когда все остальные женщины были плотно упакованы в чаршафы (помните, что чаршаф - это хиджаб?) угольного цвета?
* * *
Царствование Алисино завершилось минут через десять, когда Байрамов батюшка - лысый, бровастый и злой - швырнул через порог чёрную тряпку.
- Теперь так ходить будешь, - рявкнул Байрам и проследил, чтоб жена правильно нацепила бесформенный балахон. - У нас тут женщина скромный, нешлюх. Ты теперь тоже нешлюх.
Вообще я полагаю, что Байрам вот в это "шлюх-нешлюх" ничего обидного вовсе не вкладывал. Просто у него была такая гибкая этика, основанная на двух понятиях: шлюх и нешлюх. В Москве, Стамбуле и даже в Анталье Байрамов менталитет прогибался под объективную реальность, поэтому парадигма "шлюх-нешлюх" была иной. А здесь, в родной деревне, парадигму устанавливали старшие и исторически сложившийся образ жизни...
Короче, Алиса повыступала, словила в лоб и пошла знакомиться с роднёй. В режиме "нешлюх" всё прошло очень даже симпатично. Ей разрешили перецеловать старикам руки, перелобызать женщинам щёки и перегладить макушки многочисленных детей.
- Благословляю. Иншаллах, будет вам счастье, - произнёс "священную" формулу Байрамов папа и сообщил, что вечером прибудет ходжа, дабы детей обрачевать уже на небесах, а не по шайтановым законам. После брачевания Алисе наконец дозволили остаться с Байрамом наедине, и они "отожгли" как следует. Оказалось, что брачевание на небесах очень способствует отжогу.
<День второй>
А с утра Алисе вручили пылесос и определили зону применения. Она, кстати, радостно включилась в помывку дома. Ей хотелось побыстрее стать своей. Пока она драила окна под надзором свекрови, Байрам "свинтил".
- Мужчинам - мужская работа, - сказала свекровь. Алиса, поковырявшись в разговорнике, поняла, о чём речь.
На мужской работе Байрам околачивался до полуночи. Алиса утомилась шарить по разговорнику и пояснять соседкам, что она хорошая. Ночью припёрся Байрам, похлопал жену по спине и сообщил, что завтра они переедут.
- Большой дом. Ты - хозяйка.
Алиса радостно прижималась к рыжей волосатой груди и мечтала о холодильнике фирмы "Бош". Свой-то они оставили в Москве.
* * *
<День третий>
А наутро Алису погрузили на переднее сиденье старенькой машины. Устроившись и разложив уже привычный чаршаф на коленях, чтоб не мялся, Алиса обнаружила, что они не одни. Сзади робко моргала молоденькая турчанка, замотанная в чёрное тряпьё. Она выглядела раза в четыре миниатюрнее, чем Алиса, и её было как-то трудно заметить. Зато двух бойких пацанов заметить оказалось проще. Особенно после того, как старший ни с того ни с сего вцепился в Алисину башку и начал тянуть за чаршаф, и за платок под чаршафом, и за жёлтые волосы.
- Ааа! Очумели! - заорала Алиса по-русски, но тут за руль втиснулся Байрам, рыкнул и навёл идеальный порядок и тишину.
- Кто они? - шёпотом спросила Алиса своего спасителя.
- Жена моя и сыновья. - Байрам повернул ключ, и машина зарычала, заглушив Алисино "обана ситуёвина".
- А я? Я кто? - Алиса бегала по пустому дому и картинно лупила себя кулаком в 4-й размер.
- Ты тоже жена. Любимый. А она - жена-так-папа-мама-хотел. Давно... - оправдывался Байрам. Он чувствовал вину и поэтому даже не размахивал руками. Собственно, предмет спора притулился на узлах в уголке и зыркал любопытными глазищами. Дети шныряли по комнатам, громко лопоча.
- Папа сказал. Мужчина может два жена. Или не мужчина...
Вообще-то мужчина может и "три жена", и "пять жена", и двадцать - главное, чтобы денег хватило. Но Алиса об этом не думала. Она нервничала. Пыталась что-то уяснить, но "что-то" выскакивало и убегало прочь.
Уяснила всё она уже вечером, прикладывая чайные примочки к левому глазу. Да, Байрам был женат. Женился он по настоянию семьи в молочном возрасте, тогда же родил детей и уехал в Россию на заработки. О бедной Фатме вспоминал редко, но деньги на воспитание отпрысков высылал регулярно. Что думал, о чём помышлял, брачуясь с Алисой, - тайна. Может, вправду думал развестись с Фатмой, сказав три раза "бош ол" и отпустив её. Может, думал, что не вернётся домой и так и будет посылать деньги одной и любиться с другой... Может, просто ни о чём не думал... Но отец произнёс: "Байрам, ты мужчина. Мужчины женщин не бросают. Учись жить с двумя жёнами, или ты мне больше не сын". Байрам кивнул. Поцеловал отцовскую руку. Заглянул в спокойные глаза. "Дом я вам купил", - добавил отец. "На большую семью хватит", - добавил ещё. "Счастья тебе, сынок", - поставил точку.
Очень короткое лирическое отступление
Спрашивают: "Правда, что там многожёнство?" Неправда. Нет в Турции многожёнства. Турция - страна светского ислама. Стремится в Евросоюз. Желает быть цивилизованным государством. Здесь давным-давно, ещё со времён Ататюрка, запрещены полигамные браки. Запрещены официально. И до Алисы я про это дело видела только в историческом кино. Да ещё слушала страшные сплетни о том, что когда-то давным-давно кто-то... И нет у меня желания разглагольствовать о предпосылках, напоминать о сложившемся объективе, давать рекомендации ознакомиться с основами шариата или поискать информацию в "Гугле". Нет... Просто хочу, чтоб вы поняли: негативного отношения к многожёнству в Турции нет и быть не может. И чтобы поняли, что желание обзавестись более чем одной супругой - это не развращённость, а скорее способность принять на себя большую моральную ответственность плюс немалое материальное бремя. Хочу ещё, чтобы вы каким-то образом почуяли это вот чуждое нам, но абсолютно уместное там отношение к полигамным бракам. Такое чуть свысока, чуть с юморком, немного с удивлением и где-то очень внутри и очень глубоко под коркой цивилизованности - с уважением. Мол, надо же... Какую мужик на себя ношу не побоялся взвалить!
А многожёнства нет. Это правда.
Лирическое на этом заканчивается...
- Я уеду домой! - рыдала Алиса. - Ты негодяй. Ты развратник! Ты кобель!
Байрам метался по комнате, как разъярённое солнце над линией горизонта, не решаясь ни закатиться, ни выкатиться обратно в зенит.
- Ты глюпий. Ты не понимаешь. Я тебя люблю. А это жена-мама-папа-так-хотел. Но я её не бросай. Два сын, и она денег нет... Нельзя. Она теперь твоя кума. Тебя уважать, слюшать, кушать готовить, трусик стирать.
Вот не знаю, "кушать готовить" явилось убийственным аргументом или всё же "трусик стирать" ("трусик"-то у Алисы был о-го-го!), но Алиса успокоилась и, взяв с Байрама клятву на Фатму как на женщину не глазеть, пошла стелить на полу постель.
<День четвёртый>
А с утра раздался робкий стук в дверь... Алиса спать была горазда и даже не услышала, что Байрам до петухов куда-то ушёл, а вот стук услышала. И шаги тихие, змеиные у изголовья. Приоткрыла глаз и вскочила как ошпаренная. Над раскинувшейся на одеялах пышной Алисой стояла куколка-кума. Держала поднос с чаем, белым сыром и маслинами.
- Завтрак приготовила. Будешь?
Такой уровень турецкого Алисе был доступен. Также ей был доступен уровень, на котором она доброжелательницу выперла из комнаты. Алиса встала, оделась и вышла в пустой салон. В уголке Фатма вышивала что-то тихонечко. Дети орали на улице. Поднос с завтраком стоял на пластмассовом, невесть откуда взявшемся столе.
Они просидели молча целый день. Алиса сначала сковыривала лак с ногтей, потом пела про "две звезды", потом молчала, боясь случайно задремать. К еде не притронулась. Фатма вышивала, робко глядя на Алису. Пару раз забегали мальчишки, схомячили по батону с сыром каждый и убрались во двор.
Вечером их загнал домой Байрам, пыльный, вонючий, уставший. И пока Фатма стаскивала с Байрама ботинки, Алиса жаловалась. Что сука-кума хочет её прирезать, придушить, отравить и потому Алиса так жить не может. Байрам хмыкнул и пошёл за хитро улыбающейся Фатмой на кухню. Там на столе стоял ужин. Когда Фатма умудрилась его приготовить, Алиса не сообразила. Ей было не до этого.
- Нет еда - плохо. Она тебя уважать. - Байрам взгромоздился на Алису с очевидной целью. - Ты её тоже любить. Она как твой младший систер. (Иногда Байрама пробивало на английский.)
<День пятый>
Систер не систер, но на следующее утро Алиса села завтракать с Фатмой. Правда, Алиса заставляла Фатму кусать от каждого ломтя хлеба и хлебать суп из одной тарелки. К вечеру на кухне жёнушки наперебой старались преуспеть в кулинарии, дабы удивить любимого. Снимать ботинки они метнулись вдвоём. Одна - левый, другая - правый. Байрам довольно похлопал обеих по спинам, поужинал и захрапел на диване. Кумы (теперь мы можем спокойно называть их кумами) переглянулись, сняли с Байрама штаны, трусы, рубашку и потопали каждая к себе в комнату.
Через неделю они спелись. Фатма учила Алису готовить совсем аутентичную еду, поправляла её ломаный турецкий, рассказывала что-то своё птичье, а Алиса Фатму жалела, давала ей померить красные трикотажные штаны и блузку с кружевами и по-матерински улыбалась, когда Фатма вертелась у зеркала, изумлённая своей нежданной "красотой". Мальчишки к Алисе привыкли и тоже что-то такое ей рассказывали наперебой и, не стесняясь, просили вытереть им носы или помыть попы.
Приходили соседки, рассаживались, щебетали. Фатма помогала Алисе понять, о чём речь, то жестами, то трудно находя нужное слово в разговорнике, то просто взглядом. Вела себя Фатма словно младшая жена, редко позволяя Алисе налить гостям или себе чаю или порезать кекс. Убирались, стирали, готовили кумы вместе, хотя основная нагрузка была на Фатме.
Байрам был доволен. Приходил поздно, падал на новоприобретённую кровать и смотрел новоприобретённый телевизор. Спал только с Алисой, держа настоящее мужское слово. А Фатма помалкивала. Заправляла утром постель. Краснела, натыкаясь взглядом на белёсые пятна на простыне. Ловила каждый мужнин жест и взгляд. Радовалась скудным похвалам. По-собачьи следила, как Байрам то прихлопнет Алису по заду, то ущипнёт за грудь. Краснела и молчала.
Как-то вечером Байрам упал перед телевизором, лениво пошаривая ладонью по Алисиному телу. Фатма быстро сварила кофе - две чашки (сама она такой дорогой продукт не пила) и, уложив детей, присела в уголке. Она сидела, наклонив голову, вязала, поглядывала на красномордого довольного мужа и луноликую куму. И вдруг разревелась, вскочила и убежала к себе.
- Что Фатма? Болеть? - Байрам недоумённо воззрился на Алису.
- Дурак ты... - Алиса в сердцах ткнула мужа кулаком в пузо и добавила: - Она же женщина. Любви хочет.
- Как это? - недопонял Байрам.
- Секс! Секс нужен! Понимаешь?
- Как секс? - совсем офигел Байрам. - Фатма - нешлюх. Ей секс плохо!
Алисе пришлось потратить целых полчаса, чтобы Байрам усомнился в истинности привычных постулатов, побрызгал подмышки дезодорантом, ещё раз переспросил у Алисы про "ты ревновать нет?" и пошлёпал босиком к двери, из-за которой доносилось мерное дыхание малышей и всхлипы Фатмы. Алиса послушала, как скрипит не её кровать, и заснула довольная.
А наутро румяная Фатма хихикала в кулачок и пихала её в бок игриво и весело. А Алиса, не поверите, радовалась. И ещё больше радовалась, когда в воскресенье Байрам взял обеих на базар и купил каждой по кофточке, а потом подумал и решил: гулять так гулять - и ещё купил по кофточке. И по юбке.
У выхода стояла тётка и торговала живыми кроликами... И Байрам поглядел на жён, которые замерли возле корзины с серыми ушастиками-пушистиками, и купил ещё и по кролику каждой. Они возвращались в дом: впереди Байрам со свёртками, чуть позади Алиса с серым кроликом, уткнувшимся ей в грудь, рядом маленькая Фатма, прижимая белого кроля к чёрному шёлку длинного чаршафа. И двое пацанов, важно топающих позади процессии с симитами (это баранки такие, посыпанные кунжутом) в чумазых ладошках. Солнце, луна, звёздочка и пара непоседливых спутников... Чем не парад планет?
* * *
- Ну вы даёте! - восхитилась я и прислушалась ("Просим пройти в салон..." - заорал голос над ухом.) - Мой рейс.
- А я купила Фатошке подарков. Моя мама ей носки связала. И пинетки. Она ж беременная у нас, - крикнула вдогонку Алиса и замахала мне рукой.
"Страные люди, странные судьбы. Непонятные. Удивительные. Смешные и ни на что не похожие, - думала я, наблюдая в иллюминатор, как Москва делает zoom out, а облака - zoom in. - И жизнь тоже такая удивительная. Чем дальше, тем чудесатее".
В конце 1990-х работала я в дальнем уголке нашей необъятной родины на одной турецкой строительной фирме переводчиком. Там-то мы и познакомились. Ах, Алиса...
Не звали бы её Алисой, а как-нибудь поспокойнее: Валя, Галя, Уля, - меня бы эта история, пожалуй, так не растревожила. Но её звали именно Алисой, и фамилия у неё была такая очень красивая, на "-ская". Какая точно - сейчас не вспомню, но знаю, что в сочетании с именем "Алиса" звучало это волшебно. Да и ста’тью Алиса тоже удалась. Плечищи такие, что любой культурист обзавидуется, ручищи тоже здоровые и бюст 4-го размера. Кровь с молоком! Лицо ясное, открытое, полнолунное, прозрачные синие глаза и белая коса до пояса. Когда Алиса выходила из-за плиты (она у нас поварихой числилась) и выплывала в столовку, тащила она за собой нечеловеческое сияние. Ступает павой, шейку лебединую чуть вбок гнёт, персями вздымает. Ну точно "месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит".
Звёзды в "княжий" лоб с завидной периодичностью впечатывал её сожитель - турок Байрам. Весьма колоритный мужичок. Родом из деревушки не то под Диярбакыром, не то под Манисой, вредный, хитрый, с веснушчатой мордочкой и полыхающей рыжей шевелюрой. Он напоминал анатолийское солнце, горячее, непослушное, бессовестное. Ещё Байрам обладал удивительной, "сырной" ухмылкой и подростковой юркостью. Куда ни глянешь, а Байрам уже здесь. Снуёт туда-сюда, плывёт лучисто морщинками у глаз и белыми-пребелыми зубами и лопочет на забавной смеси турецкого и русского. Они рядом были будто парад планет. И обязательный "красный карлик" на Алисином лбу, цветущий звёздным спектром. Краси-иво!
[Диярбакыр и Маниса - это два областных центра в Турции, но Диярбакыр - на самом юго-востоке, почти на границе с Сирией, а Маниса - на крайнем западе, недалеко от Эгейского моря.]
Любили они друг друга. Давно, лет семь. Познакомились под Иркутском: Байрам гостиничные стены выкладывал плиткой. Плиточником он был знатнейшим. Пальцы длинные, тонкие, нежные, как у пианиста. И каждый выложенный им туалет - ноктюрн, соната, симфония. Так вот однажды, отыграв штук сто "концертов" в Иркутске, Байрам перебрался в Москву, прихватив с собой "музу". В Москве Байрам продолжал "лабать" свои керамические "гаммы", а Алиса пристроилась поварихой. И всё у них было как у людей: съёмная двушка на "Молодёжной" [это станция на крайнем западе Москвы; при Брежневе была конечной станцией Филёвской линии, сейчас вошла в состав Арбатско-Покровской], новый диван, регулярный секс. И по башке Алиса тоже получала регулярно. А что? Бьёт - значит, любит. Да и не просто так лупил жену Байрам, а за дело. Потому что как нашей девке ни талдычь, что на стройплощадку в декольте и мини ходить не след, что не надо оттопыренной "мадам Сижу" и 4-м размером смущать скромных турецких тружеников, не понимает...
И плыла Алиса между столиками, колыхая бёдрами в трикотажной юбчонке, и шевелила пухлыми губами, и дышала задумчиво, и глазами коровьими бездумно так ласкалась... Производительность среди турок падала в какую-то бездонную пропасть. Любопытно, что Байрам Алису колотил скорее по необходимости, чем от огорчения за её поведение. Ему было важно продемонстрировать соплеменникам, что он мужские функции выполняет, а дальше... Кажется, Байрам даже гордился, что у него такой "белий-белий прекрасный женщин" есть. Ой! А как они миловались в подсобке, думая, что никто не слышит... Слышали все. Производительность обнулялась.
* * *
Долго ли, коротко ли, а начала Алиса настаивать на узаконивании отношений, из-за чего её лоб и прочие фрагменты прельстительной плоти превратились в карту звёздного неба. Её это не пугало, она продолжала настаивать, а он продолжал "астрономические" изыски. И всё получилось хорошо, потому что, когда на Алисе уже почти не осталось места для новых "созвездий", они подали заявление. Мы гуляли на свадьбе до утра. Даже немного напились. И добрый шеф подарил новобрачным холодильник, а я подарила Алисе книгу "Королёк - птичка певчая" и самоучитель турецкого, потому что проект заканчивался и турки собирались валить на родину. Алиса, как новоиспечённая турчанка, понятное дело, тоже.
Через месяц я куда-то переустроилась, подтёрла файлы с ненужными воспоминаниями. Среди этих файлов оказались и Алиса с Байрамом. И только года через три случайно встретила Алису в Шереметьево. Она всё ещё была лунной и томной, легко ворочала огромные чемоданы и прихлёбывала пиво "Туборг" из банки. Четвёртый размер соблазнительно выпирал из декольте, а бёдра всё так же бултыхались туда-сюда под красным трикотажем. Мы, хоть и с трудом, но вспомнили друг друга и отправились в "Айриш паб" [то есть в "Ирландскую пивную"] поболтать.
- Ну как ты? - спросила я.
- Да нормально, - ответила Алиса и стрельнула глазами на пробегавшего мимо араба. - Живём потихоньку. Вот к маме моталась, в Иркутск.
- А живёте где?
Она назвала турецкий населённый пункт, который, по моим прикидкам, находился чуть дальше Бетельгейзе, короче - у шайтана на куличках.
- Дом у нас. Хозяйство. Байрамчик работает. Вот ребёночка будем делать.
Я вспомнила забавы в подсобке и поняла, что удивительно, как до сих пор не сделали.
- А вообще как? - У нас с Алисой были разные рейсы, и я немного торопилась. - Нравится?
- Ага... Здорово. Тепло...
Вдруг мой рейс отложили, и мы решили выпить "Туборга" вместе. Алиса рассчитывалась за свои пол-литра, и в её бумажнике я заметила чёрно-белое фото: неулыбчивая и печальная, жаловалась на судьбу девушка в надвинутом на лоб платке и чаршафе. (Чаршаф - это турецкий хиджаб, чёрное длиннополое пальтишко с глухим воротом.)
- О! Это кто? Сестра?
- Ха, сестра! - заржала Алиса. - Ку’ма это моя! Кума!
Опа... Я неприлично громко сглотнула. Кума... не кума, а именно кУма - так называют вторых жён... Вторых! Жён!.. Я сглотнула ещё громче.
- Ну-ка, выкладывай...
Если бы её звали Галей, Валей или даже Ларисой... Оно было бы не так любопытственно. Но её звали Алисой, и она попала в нору... И точно как та самая Алиса, наша красавица не испугалась, не отчаялась... а просто потопала дальше по тропке, изумляясь тому, что’ происходит вокруг и повторяя "всё чудесатее и чудесатее".
* * *
Сначала был Стамбул - шумный, весёлый. Они жили в отеле, питались вкусностями, гуляли по Босфору и кормили с руки голубей. Потом была Анталья - песок, море, жара, мартини и много секса. А потом медовый месяц завершился, и Байрам повёз Алису домой.
Турецкие деревушки - отдельная мелодия. Заунывная, тоскливая, русскому уху непривычная. Случаются такие чудные места, где нет освещения и где женщины полощут бельё в горных реках, дети зимой бегают босиком по снегу и не знают, как лепить снеговика, потому что он - это уже почти изображение человека, что есть великий грех. Бывают деревни менее чудные. Там в кособоких мазанках старушки перебирают шерсть или лущат фисташки, а девушки похожи на козочек и даже умеют читать. Бывают деревни, похожие на наши сёла... И там всё в порядке со школами, и телевизор ловит все каналы, по вечерам старики могут смотреть MTV-шные страсти и плеваться от отвращения. Я плохо знаю турецкую провинцию. Знания мои больше киношные, но в любом случае для этой истории достаточные.
Например, я точно представляю, в какую дырищу попала Алиса. В симпатичную дырищу с большим рынком-базаром, с начальной школой и поликлиникой с одним врачом-энтузиастом и парой фельдшеров. Горсть мечетей и мужские кафе в количестве 4 штук... Бакалейные лавки и кондитерская... Там даже имелся какой-то клуб, куда девицы ходили по утрам на курсы домоводства, а парни толпились по вечерам перед старенькими компьютерами. Да, райцентр был в получасе езды на машине, что означало почти цивилизацию. В райцентре существовал настоящий бар, где подавали пиво. Эта "юдоль разврата" посещалась крайне редко и только мужчинами. В самой деревушке спиртного не водилось. Поэтому Байрам прихватил с собой пару бутылок виски и ящик "Эфеса" и с помпой, а также с молодой женой въехал в родную деревню...
<День первый>
Пялиться на русскую красавицу пришли все, включая младенцев и парализованных старух. Алиса гордо вывалила из машины ляжки, обтянутые стретчами, а затем вынесла на улицу свой 4-й размер, предварительно укутанный Байрамом в шарф. "О-о-а-ахх", - зашевелилась толпа. Даже максимально завёрнутая в тряпьё, Алиса была нестерпимо хороша. И белые косы на голове - как корона. (Кстати, в турецком "белые волосы" означают седину, а вот для блондинок употребляется термин "желтоволосая".) Наша желтоволосая Алиса плыла под пристальными взглядами соседей и ощущала себя богиней. А кем ещё она могла себя ощущать, когда все остальные женщины были плотно упакованы в чаршафы (помните, что чаршаф - это хиджаб?) угольного цвета?
* * *
Царствование Алисино завершилось минут через десять, когда Байрамов батюшка - лысый, бровастый и злой - швырнул через порог чёрную тряпку.
- Теперь так ходить будешь, - рявкнул Байрам и проследил, чтоб жена правильно нацепила бесформенный балахон. - У нас тут женщина скромный, нешлюх. Ты теперь тоже нешлюх.
Вообще я полагаю, что Байрам вот в это "шлюх-нешлюх" ничего обидного вовсе не вкладывал. Просто у него была такая гибкая этика, основанная на двух понятиях: шлюх и нешлюх. В Москве, Стамбуле и даже в Анталье Байрамов менталитет прогибался под объективную реальность, поэтому парадигма "шлюх-нешлюх" была иной. А здесь, в родной деревне, парадигму устанавливали старшие и исторически сложившийся образ жизни...
Короче, Алиса повыступала, словила в лоб и пошла знакомиться с роднёй. В режиме "нешлюх" всё прошло очень даже симпатично. Ей разрешили перецеловать старикам руки, перелобызать женщинам щёки и перегладить макушки многочисленных детей.
- Благословляю. Иншаллах, будет вам счастье, - произнёс "священную" формулу Байрамов папа и сообщил, что вечером прибудет ходжа, дабы детей обрачевать уже на небесах, а не по шайтановым законам. После брачевания Алисе наконец дозволили остаться с Байрамом наедине, и они "отожгли" как следует. Оказалось, что брачевание на небесах очень способствует отжогу.
<День второй>
А с утра Алисе вручили пылесос и определили зону применения. Она, кстати, радостно включилась в помывку дома. Ей хотелось побыстрее стать своей. Пока она драила окна под надзором свекрови, Байрам "свинтил".
- Мужчинам - мужская работа, - сказала свекровь. Алиса, поковырявшись в разговорнике, поняла, о чём речь.
На мужской работе Байрам околачивался до полуночи. Алиса утомилась шарить по разговорнику и пояснять соседкам, что она хорошая. Ночью припёрся Байрам, похлопал жену по спине и сообщил, что завтра они переедут.
- Большой дом. Ты - хозяйка.
Алиса радостно прижималась к рыжей волосатой груди и мечтала о холодильнике фирмы "Бош". Свой-то они оставили в Москве.
* * *
<День третий>
А наутро Алису погрузили на переднее сиденье старенькой машины. Устроившись и разложив уже привычный чаршаф на коленях, чтоб не мялся, Алиса обнаружила, что они не одни. Сзади робко моргала молоденькая турчанка, замотанная в чёрное тряпьё. Она выглядела раза в четыре миниатюрнее, чем Алиса, и её было как-то трудно заметить. Зато двух бойких пацанов заметить оказалось проще. Особенно после того, как старший ни с того ни с сего вцепился в Алисину башку и начал тянуть за чаршаф, и за платок под чаршафом, и за жёлтые волосы.
- Ааа! Очумели! - заорала Алиса по-русски, но тут за руль втиснулся Байрам, рыкнул и навёл идеальный порядок и тишину.
- Кто они? - шёпотом спросила Алиса своего спасителя.
- Жена моя и сыновья. - Байрам повернул ключ, и машина зарычала, заглушив Алисино "обана ситуёвина".
- А я? Я кто? - Алиса бегала по пустому дому и картинно лупила себя кулаком в 4-й размер.
- Ты тоже жена. Любимый. А она - жена-так-папа-мама-хотел. Давно... - оправдывался Байрам. Он чувствовал вину и поэтому даже не размахивал руками. Собственно, предмет спора притулился на узлах в уголке и зыркал любопытными глазищами. Дети шныряли по комнатам, громко лопоча.
- Папа сказал. Мужчина может два жена. Или не мужчина...
Вообще-то мужчина может и "три жена", и "пять жена", и двадцать - главное, чтобы денег хватило. Но Алиса об этом не думала. Она нервничала. Пыталась что-то уяснить, но "что-то" выскакивало и убегало прочь.
Уяснила всё она уже вечером, прикладывая чайные примочки к левому глазу. Да, Байрам был женат. Женился он по настоянию семьи в молочном возрасте, тогда же родил детей и уехал в Россию на заработки. О бедной Фатме вспоминал редко, но деньги на воспитание отпрысков высылал регулярно. Что думал, о чём помышлял, брачуясь с Алисой, - тайна. Может, вправду думал развестись с Фатмой, сказав три раза "бош ол" и отпустив её. Может, думал, что не вернётся домой и так и будет посылать деньги одной и любиться с другой... Может, просто ни о чём не думал... Но отец произнёс: "Байрам, ты мужчина. Мужчины женщин не бросают. Учись жить с двумя жёнами, или ты мне больше не сын". Байрам кивнул. Поцеловал отцовскую руку. Заглянул в спокойные глаза. "Дом я вам купил", - добавил отец. "На большую семью хватит", - добавил ещё. "Счастья тебе, сынок", - поставил точку.
Очень короткое лирическое отступление
Спрашивают: "Правда, что там многожёнство?" Неправда. Нет в Турции многожёнства. Турция - страна светского ислама. Стремится в Евросоюз. Желает быть цивилизованным государством. Здесь давным-давно, ещё со времён Ататюрка, запрещены полигамные браки. Запрещены официально. И до Алисы я про это дело видела только в историческом кино. Да ещё слушала страшные сплетни о том, что когда-то давным-давно кто-то... И нет у меня желания разглагольствовать о предпосылках, напоминать о сложившемся объективе, давать рекомендации ознакомиться с основами шариата или поискать информацию в "Гугле". Нет... Просто хочу, чтоб вы поняли: негативного отношения к многожёнству в Турции нет и быть не может. И чтобы поняли, что желание обзавестись более чем одной супругой - это не развращённость, а скорее способность принять на себя большую моральную ответственность плюс немалое материальное бремя. Хочу ещё, чтобы вы каким-то образом почуяли это вот чуждое нам, но абсолютно уместное там отношение к полигамным бракам. Такое чуть свысока, чуть с юморком, немного с удивлением и где-то очень внутри и очень глубоко под коркой цивилизованности - с уважением. Мол, надо же... Какую мужик на себя ношу не побоялся взвалить!
А многожёнства нет. Это правда.
Лирическое на этом заканчивается...
- Я уеду домой! - рыдала Алиса. - Ты негодяй. Ты развратник! Ты кобель!
Байрам метался по комнате, как разъярённое солнце над линией горизонта, не решаясь ни закатиться, ни выкатиться обратно в зенит.
- Ты глюпий. Ты не понимаешь. Я тебя люблю. А это жена-мама-папа-так-хотел. Но я её не бросай. Два сын, и она денег нет... Нельзя. Она теперь твоя кума. Тебя уважать, слюшать, кушать готовить, трусик стирать.
Вот не знаю, "кушать готовить" явилось убийственным аргументом или всё же "трусик стирать" ("трусик"-то у Алисы был о-го-го!), но Алиса успокоилась и, взяв с Байрама клятву на Фатму как на женщину не глазеть, пошла стелить на полу постель.
<День четвёртый>
А с утра раздался робкий стук в дверь... Алиса спать была горазда и даже не услышала, что Байрам до петухов куда-то ушёл, а вот стук услышала. И шаги тихие, змеиные у изголовья. Приоткрыла глаз и вскочила как ошпаренная. Над раскинувшейся на одеялах пышной Алисой стояла куколка-кума. Держала поднос с чаем, белым сыром и маслинами.
- Завтрак приготовила. Будешь?
Такой уровень турецкого Алисе был доступен. Также ей был доступен уровень, на котором она доброжелательницу выперла из комнаты. Алиса встала, оделась и вышла в пустой салон. В уголке Фатма вышивала что-то тихонечко. Дети орали на улице. Поднос с завтраком стоял на пластмассовом, невесть откуда взявшемся столе.
Они просидели молча целый день. Алиса сначала сковыривала лак с ногтей, потом пела про "две звезды", потом молчала, боясь случайно задремать. К еде не притронулась. Фатма вышивала, робко глядя на Алису. Пару раз забегали мальчишки, схомячили по батону с сыром каждый и убрались во двор.
Вечером их загнал домой Байрам, пыльный, вонючий, уставший. И пока Фатма стаскивала с Байрама ботинки, Алиса жаловалась. Что сука-кума хочет её прирезать, придушить, отравить и потому Алиса так жить не может. Байрам хмыкнул и пошёл за хитро улыбающейся Фатмой на кухню. Там на столе стоял ужин. Когда Фатма умудрилась его приготовить, Алиса не сообразила. Ей было не до этого.
- Нет еда - плохо. Она тебя уважать. - Байрам взгромоздился на Алису с очевидной целью. - Ты её тоже любить. Она как твой младший систер. (Иногда Байрама пробивало на английский.)
<День пятый>
Систер не систер, но на следующее утро Алиса села завтракать с Фатмой. Правда, Алиса заставляла Фатму кусать от каждого ломтя хлеба и хлебать суп из одной тарелки. К вечеру на кухне жёнушки наперебой старались преуспеть в кулинарии, дабы удивить любимого. Снимать ботинки они метнулись вдвоём. Одна - левый, другая - правый. Байрам довольно похлопал обеих по спинам, поужинал и захрапел на диване. Кумы (теперь мы можем спокойно называть их кумами) переглянулись, сняли с Байрама штаны, трусы, рубашку и потопали каждая к себе в комнату.
Через неделю они спелись. Фатма учила Алису готовить совсем аутентичную еду, поправляла её ломаный турецкий, рассказывала что-то своё птичье, а Алиса Фатму жалела, давала ей померить красные трикотажные штаны и блузку с кружевами и по-матерински улыбалась, когда Фатма вертелась у зеркала, изумлённая своей нежданной "красотой". Мальчишки к Алисе привыкли и тоже что-то такое ей рассказывали наперебой и, не стесняясь, просили вытереть им носы или помыть попы.
Приходили соседки, рассаживались, щебетали. Фатма помогала Алисе понять, о чём речь, то жестами, то трудно находя нужное слово в разговорнике, то просто взглядом. Вела себя Фатма словно младшая жена, редко позволяя Алисе налить гостям или себе чаю или порезать кекс. Убирались, стирали, готовили кумы вместе, хотя основная нагрузка была на Фатме.
Байрам был доволен. Приходил поздно, падал на новоприобретённую кровать и смотрел новоприобретённый телевизор. Спал только с Алисой, держа настоящее мужское слово. А Фатма помалкивала. Заправляла утром постель. Краснела, натыкаясь взглядом на белёсые пятна на простыне. Ловила каждый мужнин жест и взгляд. Радовалась скудным похвалам. По-собачьи следила, как Байрам то прихлопнет Алису по заду, то ущипнёт за грудь. Краснела и молчала.
Как-то вечером Байрам упал перед телевизором, лениво пошаривая ладонью по Алисиному телу. Фатма быстро сварила кофе - две чашки (сама она такой дорогой продукт не пила) и, уложив детей, присела в уголке. Она сидела, наклонив голову, вязала, поглядывала на красномордого довольного мужа и луноликую куму. И вдруг разревелась, вскочила и убежала к себе.
- Что Фатма? Болеть? - Байрам недоумённо воззрился на Алису.
- Дурак ты... - Алиса в сердцах ткнула мужа кулаком в пузо и добавила: - Она же женщина. Любви хочет.
- Как это? - недопонял Байрам.
- Секс! Секс нужен! Понимаешь?
- Как секс? - совсем офигел Байрам. - Фатма - нешлюх. Ей секс плохо!
Алисе пришлось потратить целых полчаса, чтобы Байрам усомнился в истинности привычных постулатов, побрызгал подмышки дезодорантом, ещё раз переспросил у Алисы про "ты ревновать нет?" и пошлёпал босиком к двери, из-за которой доносилось мерное дыхание малышей и всхлипы Фатмы. Алиса послушала, как скрипит не её кровать, и заснула довольная.
А наутро румяная Фатма хихикала в кулачок и пихала её в бок игриво и весело. А Алиса, не поверите, радовалась. И ещё больше радовалась, когда в воскресенье Байрам взял обеих на базар и купил каждой по кофточке, а потом подумал и решил: гулять так гулять - и ещё купил по кофточке. И по юбке.
У выхода стояла тётка и торговала живыми кроликами... И Байрам поглядел на жён, которые замерли возле корзины с серыми ушастиками-пушистиками, и купил ещё и по кролику каждой. Они возвращались в дом: впереди Байрам со свёртками, чуть позади Алиса с серым кроликом, уткнувшимся ей в грудь, рядом маленькая Фатма, прижимая белого кроля к чёрному шёлку длинного чаршафа. И двое пацанов, важно топающих позади процессии с симитами (это баранки такие, посыпанные кунжутом) в чумазых ладошках. Солнце, луна, звёздочка и пара непоседливых спутников... Чем не парад планет?
* * *
- Ну вы даёте! - восхитилась я и прислушалась ("Просим пройти в салон..." - заорал голос над ухом.) - Мой рейс.
- А я купила Фатошке подарков. Моя мама ей носки связала. И пинетки. Она ж беременная у нас, - крикнула вдогонку Алиса и замахала мне рукой.
"Страные люди, странные судьбы. Непонятные. Удивительные. Смешные и ни на что не похожие, - думала я, наблюдая в иллюминатор, как Москва делает zoom out, а облака - zoom in. - И жизнь тоже такая удивительная. Чем дальше, тем чудесатее".