без мамы. репортаж без правок. 15-17.11.18.
15.11.2018. Около 9:30.
Я встаю уже сразу с горой забот в голове, что не даёт мне даже на минуту размазаться и начать истерику. На завтрак опять кофе и хлебец с сыром. Я начинаю представлять всё, что будет происходить, от этого очень сильно волнуюсь. С вечера ещё мы заезжали в аптеку за валидолом, проверила, что мы его не забудем. Принимая душ, плакать вообще удобно! От души там поревела, но тихо. Севины родители собирались приехать поддержать, теперь я у них приёмыш получаюсь. Сначала мы должны встретиться с папой Сергеем и поехать на Рижский рынок цветов. Там я куплю большую охапку лилий. Был у меня как-то в переходном возрасте порыв одарить маму на день рождения таким букетом. С тех пора она не раз вспоминала тот букет и восхищалась. Не знаю, почему я дальше дарила ей всякие розы, сложные букеты, короче, лилий-то с тех пор вроде и не было больше, могли быть вообще просто подарки без цветов. Не было у нас принято в семье очень много такого, что представляется обязательным в семейных традициях. Семейные традиции, кажется, канули в лету ещё в зачаточном состоянии. Пока всё не пошло по наклонной, мы как-то и без этого обходились, много шутили, весело проводили время на даче за стройкой и просто отдыхом, катались с папой на машине.
Родители развелись в начале 2000-х, почему не разъехались - всё ради детей.
Дальше в метро мы уже встретились с мамой Лялей (Аллой Львовной), в это же время подбежали хорошие ребята, друзья из Севиной Вышки, мы попросили их и ещё Диму Гурского приехать помочь погрузить гроб в машину. Мы пошли к моргу, я шла по навигатору (до этого на машине приезжали), что меня отвлекало. Ребята что-то обсуждали между собой. По приходу надо было сначала показать дяде в подвале, что мы оплатили это злосчастное бальзамирование. Потом оставалось только ждать, когда предыдущие скорбящие простятся с покойником. Подошли мамины подруги, расспрашивали меня о причинах смерти, у всех в глазах был застывший ещё с начала недели шок. Ирина Николаевна принесла мне огромный мешок сушеных трав (Заходите в гости, будем теперь готовить ароматно и пить чаи с добавками!), сказала, что давно обещала маме, но все никак не получалось отдать. Я ей отдала смартфон, который мама купила к её дню рождения 24 ноября, но передать не успела. Ирина Николаевна совершала какие-то сумасшедшие подвиги на нашей даче, мама возводила её чуть ли не в лики святых (без намерений кого-то оскорбить).
Ещё была Нина Михайловна, соседка по садовому товариществу, мама для неё забирала какие-то дачные документы последнюю свою поездку. Нина Михайловна - сделаю ей скидку на что-то вроде возраста (обычно такой привычки не имею) и на трагичность ситуации - сообщила мне, что я теперь совсем одна осталась (за считанные минуты до созерцания тела мамы в гробу это невероятно «помогает» держать себя в руках), и что у меня такой хороший муж, что надо семью сохранять, я поблагодарила, но в обычной обстановке, вероятно, попыталась бы узнать причину такого назидания.
Ещё была Ольга Ивановна, мама с ней вообще была повязана по ряду дачных и семейных вопросов. Изначально они познакомились через сыновей. Но потом стали общаться так плотно, что я в каждом разговоре с мамой слышала эти заветные два слова «Ольга» и «Ивановна».
Ещё была одноклассница Лена Финагина, они знакомы практически всю жизнь, их мамы считали детей общими. Был Лена Родионова, мама Оли, моей одноклассницы из начальной гимназии. Мама моя много лет сопровождала меня в моём образовании так или иначе. Если я не ошибаюсь, моя православная началка была очень дорогая, и мама решила устроиться туда, чтобы частично окупать расходы. Далее была педагогическая гимназия, мама и там поработала, работала в библиотеке, вела уроки ОБЖ, даже пару лет была классным руководителем. Потом пошла работать в Спеццстрой России, пока её не задолбала коррупция и задержки копеечной зарплаты. Дальше были цветы. Мама, не имея никакого специального агрономического образования, умудрилась стать высококлассным специалистом агрономом. Проработала в множестве совхозов, мы вместе работали в одном из них летом. У неё была какая-то растительная интуиция, у неё росло всё. Ирина Николаевна в том числе познакомилась с ней в одном из совхозов, с тех пор они дружили.
Приехали двоюродный дядя Ростик и троюродный брат Вадик из Рязани, большое им за это спасибо. Дяде Ростку это тоже было нужно самому, он знал и любил маму с самого своего детства, хоть они не прямые родственники, они со стороны папы. Мы ездили к ним в гости в Рязань несколько лет назад с мамой и братом, они хорошие все. Больше родственников не было. Всё просто: у мамы никого близкого и не было уже давно (какие-то очень дальние, я про них за всю жизнь почти ничего и не слышала), со стороны папы остались люди, которых мне сложно вообще людьми называть, не то, что родственниками. Раз уж я здесь, кратко расскажу. Когда-то моя бабушка жила на Ленинском в отличной квартире. Затем её старший сын начала стареть (ему сейчас уже за 70 должно быть), и его жена начала паниковать из-за отсутствия денег. Они заставили бабушку отдать свою долю квартиры на Ленинском им (50/50 было исходно), купили ей халупу в Борисово с отвратительными условиями, на остальные деньги видимо помогли себе и дочерям. Спустя несколько лет деньги видимо кончились. Бабушка в это время уже начала слепнуть (она умерла в 2016 году в возрасте 95 лет!), это начало сводить её с ума, сначала просто страх, а позднее уже пошла деменция. Застав её в беззащитном положении, они заставили её подписать документ, при котором вся её ветеранская пенсия (немалая) переводилась бы на карту дяди, якобы в целях заботы о бабуле. В этот момент началась война между нами и семьёй дяди (хотя мне кажется, их дочки так и не в курсе). У бабушки из квартиры они унесли её паспорт, награды мужа, ценнейшие книги, оставили просто с голой попой и без пенсии. Так вот, мама, моя мама, которая уже никакого отношения к бабушке не имела, забрала бабушку к нам, и начались два года невыносимой жизни с психом, не способным себя обслужить и не дававшим спать по ночам. За это время мама какими-то неимоверными усилиями выбила бабушке пенсию обратно, восстановила ей документы. Когда мы поняли, что мама уже больше не выдержит бабушкиных песнопений по ночам (им пришлось спать в одной комнате), удалось найти вариант дома престарелых при госпитале для ветеранов ВОВ. Говорят, дядя к ней туда заходил как-то.
Нас позвали прощаться. Я зашла первая, сзади меня придерживал Сева. Лицо мамы было таким молодым, бальзамирование и отсутствие макияжа сразу сбросили лет 20. Я приготовила ей платье, в котором помню её больше всего из ранних лет, школы, оно какое-то вечное. С белым воротничком. Вообще мама довольно хорошо одевалась, на свадьбу немного переборщила с антуражем, но мне кажется теперь, что тогда все перья и другие детали были на своих местах.
Лицо мамы было спокойным, но я ещё с понедельника помню эти болевые морщины, надеюсь, в тот страшный момент боль сковывала её всего доли секунды. Там было что-то похожее на лицо мамы в годы полного раздрая в семье, когда на мне мама срывала всю боль и злобу от неустроенности жизни, вот она подходила ко мне и смотрела этим каменным и разочарованным лицом. Что при этом мы друг другу говорили (орали), вспоминать страшно, как страшно и то, что многие годы подряд мама не видела во мне никакой надежды на светлое будущее, постоянно проводя аналогии с неблагополучными развитиями событий у других членов семьи. Когда я немного оклемалась от депрессий, радикально сменила работу, всё как-то немного поменялось и дома у нас с мамой. А когда появился Сева, у неё как будто появилась главная цель в жизни, сделать всё, что в её силах (и, как теперь стало ясно, не в её силах), чтобы помочь нам, как семье зажить хорошо и как можно дольше не беспокоиться о всяком.
В общем, надеюсь, что та частичка боли на её лице - это только от наносекундной боли в сердце.
Меня сразу начало шатать, я дошла до стенки и плакала, опираясь на стену и Севу. Зашли следом и остальные, укладывали цветы, молчали. Где-то в процессе был валидол. Всё происходило очень быстро (я так и хотела, даже никаких органов в крематорий не заказывала), гроб завинтили, ребята отнесли его в машину. В ритуальной машине задние сиденья устроены так, что находятся вплотную к гробу, меня этот момент очень сильно разволновал ещё до погрузки. Но когда мы расселись в машине (не все поехали в крематорий), у меня как будто пропало ощущение, что гроб не пуст. Мы ехали сзади с Севой и его мамой и обсуждали самые разные вещи. Вплоть до истории про суп, который мы доедали. На эту историю у Аллы Львовны нашлась пара похожих, а порой и более несуразных. Один дальний родственник Владик спокойно неделю доедал мамины котлетки. Ещё более трешовый случай с дедом Севы (уточню, что он врач). Дед, когда умерла его тёща, не побрезговал переночевать с её трупом в одной комнате в ожидании похорон. В общем, повезло мне с новой семьёй.
Доехали очень спокойно, огромное за это спасибо свекрови и Севове.
Так, какая процедура в сам день, если вы кремируете. После того, как вам выдали тело в морге (вы его должны забрать силами бюро ритуальных услуг, либо на кладбище сразу, либо в крематорий), вы едете в крематорий, который выбираете заранее. Время предания огню тоже заранее оговаривается, хоть и происходит обычно всё быстрее запланированного. Вас, как ответственного за похороны, доставляют к администрации крематория. Как это работает в Николо-Архангельском крематории: вам нужен паспорт ваш, свидетельство о смерти, к счастью, пока не ваше, плюс нужна бумажка от бюро ритуальных услуг, что-то вроде приложения к договору, где прописаны в том числе и услуги крематория. Далее с вами быстренько заключают ещё один договор, в который обязательно войдут две услуги (плюс, если захотите, сумка для урны за 300р): выгрузка гроба из машины и загрузка в зал крематория, а также гравировка имени и даты на урне (суммарно без сумки где-то 1600р).
Вы получаете копию договора и бумажку, которую нельзя терять. Это бланк для кладбища. У нас были безвозмездные похороны, там важно ещё, чтобы поставили соответствующую печатку. После прощания в крематории с этой бумагой надо идти на кладбище, где вы будете хоронить прах (есть еще колумбарии, но это отдельная тема, там наверное другая процедура). Там вам ставят на эту же ценную бумажку свою печать, возможно, заключают договор на какие-то ещё кладбищенские услуги, его тоже сохраните. У нас были безвозмездные землекопание и табличка, а больше нам и не надо было на тот момент, так что мы без договора.
Прах выдают через день, уже начиная с 9 утра. С той самой ценной бумажкой, паспортом и свидетельством идём в пункт выдачи, там в порядке общей очереди получаем урну. Там будет ещё бумажка, вас попросят там написать, что вы получили прах, и указать номер договора. Прах можете хоронить, когда хотите (будете готовы). Просто являетесь с ценной бумажкой на кладбище, говорите, что вы готовы, они дают вам бумажки на подпись по поводу осуществления захоронения и звонят землекопам (не голым). Если у вас ещё.и родовая могила, дадут удостоверение (паспорт) на захоронение. Это означает, что ваших близких родственников или вас могут бесплатно хоронить туда (только именно хоронить, всё остальное, как у всех). Близкие родственники по Семейному кодексу это прямые родственники вверх или вниз (бабки, дедки, детки, родители), а также родных братьев и сестер (если хотя бы один родитель общий). Землекоп идёт с вами к могиле, раскопает, закопает и фоткает уже закопанный вариант (видимо, для отчётности).
В крематории мы ожидали недолго, и вообще всё происходило с опережением, но я всё равно не видела смысла в оттягивании. Нас позвали на прощание в маленький зал. Заунывная тётя (вот, кто хуже тёток из ЗАГСа!) произносила страшные слова про последний путь и прочее, из-за этого наворачивались легкие слёзы. Но в целом, я была спокойна и сосредоточена, только кололо сердечко немножко. Я пропустила всех прощающихся вперёд и остановилась возле мамы. Поцеловать желания не возникло, не потому что я её не любила, просто я не видела в этом смысла сейчас, когда у нас все годы, кроме детских, любовь выражалась только в делах и подарках, но не в объятьях и поцелуях. Ко мне это снова пришло, когда я приехала на Белое, там все обнимаются. Мне было очень странно поначалу. А теперь ещё и Севоня подарил мне это счастье тактильного выражения теплых чувств. Мама, я надеюсь, получала это от подруг. И я знаю, что она чувствовала мою любовь даже через наше своеобразное общение с подколами и шутейками. Я опять ищу оправданий, но какие, к чёрту, оправдания, когда историю не перепишешь.
Я держала её за костлявое плечо (меня ещё удивило, почему оно настолько костлявое - скорее всего, результат вскрытия грудной клетки), я вцепилась в него и смотрела на маму в упор. Выглядело это, словно я спрашиваю, что же она с собой наделала, за что так с собой обошлась. На деле же я судорожно в голове перематывала моменты, которые могли бы помешать мне отпустить её. Я как будто прошлась внутри сканером недосказанности, и всё же ничего не обнаружила. С медицинскими вопросами я ещё разберусь, хотя уже почти всё понятно, но это не та зацепка, которая могла бы помешать сказать «прощай». Я искала что-то беспомощное и жалкое, но не нашла. Я сказала ей (про себя), что пора отдохнуть и что я её люблю, затем отпустила плечо и отошла. Процедура опускания гроба в дыру в полу мне уже была знакома, она не вызвала особых эмоций. Я спокойно приняла эту действительность, и факт превращения мамы в пепел.
Дальше мы поехали в кафе, на той же ритуальной машине. Посиделки-поминки выдались хорошими. Все подруги мамы высказали невероятные проникновенные слова о маме, все предлагали мне помощь, кто чем может. Дядя Ростик произнес очень личный тост, вообще все высказывания пробирали меня до слёз. Я сама сказать что-то отдельное не решилась, но благодаря вину постоянно что-то про маму вставляла по ходу дела. Когда половина гостей уже разбрелась, я поделилась некоторыми не самыми приятными фактами биографии с мамой Севы. Оказалось, что она давно подозревала, что у нашей семьи не самая счастливая история, но теперь мне уже точно скрывать нечего, назад пути уже нет.
С нами ещё оставалась Ольга Ивановна, ей как будто было необходимо со мной поговорить подольше, я была не против, я вообще в тот вечер с упоением слушала всех, кто пришёл с мамой попрощаться. Даже узнавала что-то новое. Ольга Ивановна какое-то время назад переехала на Флотскую улицу, на которой живёт мама Севы. Они даже в тот день поехали вместе на такси. Может, они будут иногда общаться, кто знает, ведь дача и мама Ляля (я надеюсь) пока остаются при мне)
Мы вернулись с Севой домой, у меня было ощущение покоя в сердце.
16.11.2018.
Кладбище-тайм! Поехали с бумажкой из крематория договариваться о захоронении (безводмездном!). Рассказали о нашей загадке с могилой и годом смерти дедушки, начальник кладбища сходил с рулеткой, измерил всё и сказал, что это таки наша могила. Ок, у меня сняли копии всяких документов (на удостоверение могилы), и мы сбежали поскорее (не самые лучшие места, знаете ли, посещаем последнюю неделю).
В этот день почти до вечера я чувствовала и вела себя очень странно. Я кривлялась, издавала упоротые звуки, шутила на похоронные темы (Сева поддерживал, на самом деле, смешно и весело было, а чего). После кладбища зашли на пролетарку, там доели суп мамин, съели мамин консерв (кижуч - очень вкусный!), убрали за котом, покормили кота. Позвонили в ветеринарку и договорились о его кастрации на воскресенье. А чего тянуть кота за яйца?
Потом поехали в сторону дома с заездом в зоомагазин. Пока ехали, опять смотрели Прослушку, ибо попали в дичайшие пробки (жизнь-то продолжает кипеть, рабочий день, вот это всё). Где-то в последней десятиминутке просмотра у меня в груди начало что-то свербить (нервное). Сразу наплыли мысли про мамины неудачи (брак, профессиональная реализация, дети), мысли про мамины удачи и подвиги, как ни пытались, не могли их перекрыть. Я гнусно плакала по дороге в зоомагазин, и даже не могла какое-то время остановиться в начале закупок. Мы выбирали кошачий наполнитель, а я вспоминала мамины страдания в разные времена. На выборе лотков я как-то подсобралась и отбросила всё это. В самом деле, мама прекрасно знала, где в её жизни были и есть провалы, но абсолютно так же хорошо она понимала, где она выиграла в этой жизни, и где она проявила себя героически, самоотверженно, при этом с видимыми результатами. У мамы, как у любого человека с темными и мрачными моментами в биографии, всегда по жизни есть какие-то «жалейки» и нереализованные штуки. Да блин, они есть вообще у всех.
В общем, мы купили кучу херни для кота Валеры и поехали домой уже.
Дальше началась следующая волна. Ни к одному из отмеченных мной ранее эмоциональных потоков она не относилась. У меня возникла резкая потребность разобрать все бумаги, что мы привезли с пролетарки, прям до малейшей бумажки. Сева первое время помогал мне что-то выкидывать, потом понял, наверное, что я сейчас очень зациклена и не могу остановиться. Поэтому решил пойти помыть посуду, пока я тут не разберусь. Я аккуратно всё разложила, всхлипывая на попадающихся письмах и фотках. Это не помогло. На прогулке мы шли молча. Я плакала и смотрела вдаль. У меня не возникало никаких мыслей, связанных хоть как-то с этим состоянием. В какой-то момент я поняла, что это тоскливое ощущение, не поддающееся сознанию, и есть та самая настоящая прощальная скорбь по маме. Что такое чувство мне уже не испытать никогда. Я прониклась уважением к этому чувству, запомнила его, насколько это возможно. В сон меня уронила очередная усталость.
17.11.2018.
Этим днём я завершаю свой репортаж.
Утром мы проспали, надо было к 9 в крематорий за прахом, но всё всё равно сложилось удачно. Приехали в крематорий, забрали урну (она тяжелая, оказывается, у нас деревянная была, сколько же весит каменная!). Так как нам сказали держать её первое время вертикально (типа только что загерметизировали), решено было положить её сзади и зафиксировать спинкой переднего сиденья. В ногах у себя я бы не решилась повезти прах мамы, а в руках был ноутбук с этой же огроменной записью, требующий продолжения.
В багажнике у нас были купленные в пятницу искусственные пионы трёх цветов огромного размера, для могилы. Заехали домой, взяли Эрика и поехали на Калитниковское кладбище. Я там была уже третий раз за неделю, чувствовала себя там как дома (ой).
Я накануне оповестила всех желающих (из мне известных) о намечающемся захоронении в 12 часов 17 ноября. Севины родители тоже приехали ещё раз попрощаться. Прах - такая вещь, за ней нужно присматривать. Сева забыл вытащить его из машины сначала, потом мы поставили его на скамейке в администрации, а сами где-то болтались поодаль. Что я могу сказать точно - если с прахом вы можете потом вспоминать забавные моменты, то с телом, приехавшим прямиком из морга это будет сделать сложнее (хотя наверное тоже возможно). Скрытая реклама кремации.
Мы закопали прах довольно быстро и спокойно. Мне кажется, многие уже смирились к сегодняшнему дню с произошедшим, ну хотя бы наполовину. Постояли молча у могилы (мне хотелось уже в какой-то момент уйти, как-то долго стояли). Наши пионы очень красиво пристроились возле вручную написанной таблички «Михайлова Лариса Сергеевна 1954-2018». По весне займусь нормальной табличкой. Добавлю фотографию.