"То, что я с вами разговариваю, Дон Рэба, еще не значит, что мы беседуем".
Я так остро помню впечатления от просмотра "Хрусталев, машину!", и
я сразу понимала, что смотреть Германа мне будет непросто. Но теперь все это где-то далеко. Любые сравнения Германа с Германом " до'' совершенно неуместны.
В самом начале, в момент казни книгочея, стало жутко и я подумала, что не смогу досмотреть до конца, но тут режиссер подробностей не дал и я выдохнула. Первый час или даже потора практически нельзя заметить действия, Герман погружает нас в свой "средневековый мир". и показывает фактуру Ярмольника - дворянина -в роли Дона Руматы . Картинка мне напомнила Брегеля, а язык фильма странным образом напомнил "Гаргантюа и Пантагрюэля" только без залихватсва и веселости, гораздо тяжелее, но по плотности и насыщенности тот же. Серая, чавкающая жижа грязных улиц, ливень как из ведра, эррегированный ослиный член, испражняющиеся, плюющиеся, пускающие соплю, гримасничающие и бадающиеся, как животные жители Арканара. Первое время смотреть страшно, потом неприятно, потом привыкаешь к этому миру и выжидаешь, и вот на втором часу начинается действие, произносятся невероятные диалоги... и хотя текст точно по Стругацким, но слова Руматы, так выделены из этого чавкающего мира, что кажутся острее и глубже. В памяти спустя время сами собой всплывают сцены, такие как разговор Руматы с повешенными, с теми, кем он дорожил. Но дорожил как демиург этого мира. В фильме есть некие обозначения, что он человек: его друг барон Пампа, Кира... Но по сравнению опять же со Стругацкими любовная линия нивелирована . И постепенно мы начинаем видеть Арканар глазами Дона Руматы - глазами Бога и совсем перестает быть важна та фактура этого мира, которая была так противна вначале. Из разговора с доктором Будахом: "Уничтожить - это просто. И вшивых. И черных. И детей. Но сердце мое полно жалости. Я не могу это сделать." Как говорит сам Ярмольник, Герман взял его на роль именно после этой фразы : "сердце мое полно жалости. Я не могу это сделать." Он все- таки сможет. Совершенно гениально сыграна Ярмольником сцена перед тем, как он нарушит запрет и убьет. Как он тянет время, как он боится, как он сомневается. Ради этого и стоит смотреть фильм... "Господи, если ты есть, останови меня"... Не остановит. Румата убьет. И заснет от усталости погрузившись в чистые меха новой шубы, знак того, что ему не стать снова Антоном, он остается здесь в Арканаре. Здесь нет вечной мерзкой триеровской безысходности, который снимает на эту же тему. Потому что Бог в мире Германа не останавливается и не умирает. Через паузу мы видим Дона Румату, продолжающим играть свою прекрасную музыку и искать в этом мире признаки Возрождения.
P.S. Отдельно надо говорить о юморе Германа, котрый будто гиньолем то тут, то там выглядывает из-за ширмы: из этой серии по тексту романа например сцена с мальчиком ->
- ты мылся сегодня? Я кому про микробов рассказывал?
- три раза за ночь молился , че еще надо?
А от Германа например: " Барон, купи глаз - свет отражает" или вот финальная фраза:
- тебе нравится музыка?
- у меня от нее живот болит..)