***
Как Шерлок за Мориарти своей мечты, как кукушка за Финистом - Ясным Соколом гналась я вчера по окраинам за арт-проектом. Прошлой зимой нашла на гаражах над Иркутом неведомо чьей работы разноцветных котов. А теперь встретила его продолжение. Я скакала вдоль заборов, фотографировала и считала котов.
- Что ж, друг, ты не в форме. Выходные, считай, пропали, список твоих ошибок никто не станет читать даже до середины, смысл отсутствует, красота прячется, сердце твоё - тлеющий рулон туалетной бумаги, только пепел сыплется, а вокруг ржавые заборы. Но на них - коты. Ещё два кота, четыре, ещё, ещё… Коты тоже не в форме, неважно. Важно пройти по следам кого-то, кто оставил здесь знаки, как читатель во весь опор бежит за писателем, как Шарик с фоторужьём преследует дичь. Иди, иди, считай котов, - говорил мне ясный сокол Мориарти, упоротый художник-акционист, веял в лицо светлым октябрём. Сейчас ты завернёшь за поворот и увидишь, как в крутую гору идут козы, все розовые от солнца, и с ними старик с розовой бородой. Ты пойдёшь за ними на запах козьего молока и сыра и найдёшь ещё пару котов на верху горы. Козы встанут на линию горизонта, рыжие станут златорунными, белые - сияюще-пушистыми, как кучевые облака. Потом ты соскользнёшь по лестнице над обрывом, и у тебя будут и настоящие зыбучие пески на берегу, и руины, в очертаниях которых ты узнаешь книгу мира с прозрачными страницами окон, и круг из пяти мёртвых тополей, внутри которого поют птицы, неслышимые за пределами круга, и происходит что-то странное, что-то иное… Закат растворит стволы берёз, прилетит ворон, сядет на исчезающую в свете ветку, поговорит с тобой немного. Придёт серая белка, залезет по ноге, как по дереву, потрогает руку маленьким носом. Тебе же лучше? Тебе же стало легче, смешней, теплее? Когда ты пойдёшь домой, золотые фонари будут светиться на розовом небе и синие тени будут хранить синеву до последней искры дня. А мне пора. У меня таких шерлоков вагон и маленькая тележка, и все в унынии. Я тороплюсь, я спешу, не скучно ли вам на тёмной дороге? ...И «становится небом, но не растворяется в нём».
- Что ж, друг, ты не в форме. Выходные, считай, пропали, список твоих ошибок никто не станет читать даже до середины, смысл отсутствует, красота прячется, сердце твоё - тлеющий рулон туалетной бумаги, только пепел сыплется, а вокруг ржавые заборы. Но на них - коты. Ещё два кота, четыре, ещё, ещё… Коты тоже не в форме, неважно. Важно пройти по следам кого-то, кто оставил здесь знаки, как читатель во весь опор бежит за писателем, как Шарик с фоторужьём преследует дичь. Иди, иди, считай котов, - говорил мне ясный сокол Мориарти, упоротый художник-акционист, веял в лицо светлым октябрём. Сейчас ты завернёшь за поворот и увидишь, как в крутую гору идут козы, все розовые от солнца, и с ними старик с розовой бородой. Ты пойдёшь за ними на запах козьего молока и сыра и найдёшь ещё пару котов на верху горы. Козы встанут на линию горизонта, рыжие станут златорунными, белые - сияюще-пушистыми, как кучевые облака. Потом ты соскользнёшь по лестнице над обрывом, и у тебя будут и настоящие зыбучие пески на берегу, и руины, в очертаниях которых ты узнаешь книгу мира с прозрачными страницами окон, и круг из пяти мёртвых тополей, внутри которого поют птицы, неслышимые за пределами круга, и происходит что-то странное, что-то иное… Закат растворит стволы берёз, прилетит ворон, сядет на исчезающую в свете ветку, поговорит с тобой немного. Придёт серая белка, залезет по ноге, как по дереву, потрогает руку маленьким носом. Тебе же лучше? Тебе же стало легче, смешней, теплее? Когда ты пойдёшь домой, золотые фонари будут светиться на розовом небе и синие тени будут хранить синеву до последней искры дня. А мне пора. У меня таких шерлоков вагон и маленькая тележка, и все в унынии. Я тороплюсь, я спешу, не скучно ли вам на тёмной дороге? ...И «становится небом, но не растворяется в нём».