Кольцо из кораллов. Часть IV
Содержание: Часть I | Часть II | Часть III | Часть IV | Часть V
Пока я летел, единственным звуком, что я слышал, был ровный шум двигателя. В наушниках стояла тишина - не было даже редкого треска помех, который я слышал раньше. Попытка настроиться на приводной радиомаяк «Йорктауна» тоже ничего не дала. Напрягая все чувства, я продолжал осматривать море и небо перед собой. Наконец, прямо перед кончиком правой плоскости я увидел едва заметную на таком расстоянии слабую белую полоску на сине-серой воде. Присмотревшись, я обнаружил, что она тянется за настоящим «Made in USA» эсминцем, на большой скорости идущим параллельным курсом мне навстречу.
Без колебаний я повернул в сторону корабля, сбросил газ и снизился до 500 футов [150 м]. Когда я приблизился к эсминцу, то слева у горизонта увидел и другие корабли, один из которых был точно авианосцем, поворачивающим налево. Но я держал курс на эсминец и в двух милях по его правому борту, тщательно выверив крен, сделал горизонтальный разворот влево. Аккуратно выполнив оба необходимых опознавательных разворота, я направился к авианосцу, уже не опасаясь «дружественного огня» с эсминца. Приблизившись к авианосцу с правого борта, я с радостью увидел то, на что надеялся - это был «Йорктаун».
Жёсткая посадка
С сигнального мостика в мою сторону замигал прожектор, но он выдавал точки и тире с такой скоростью, что я не смог разобрать, что мне сигналят. Облетев корабль слева, я достал свой «фонарь Олдиса» и попытался передать сообщение: «Три АВ горят!». Но я был слишком близко к авианосцу - за то время, что потребовалось на передачу этих слов, я уже исчез из поля зрения этого крыла мостика, так что с противоположной стороны меня встретили вспышки прожектора, передающие: «Повторите, повторите».
Когда я во второй раз обогнул «Йорктаун» по правому борту, три F4F пронеслись мимо меня справа. Это был шкипер, но в его дивизионе не хватало одного самолёта. Я пристроился на место отсутствующего как раз в тот момент, когда командирская машина начала выпускать шасси. Расстопорив левым локтем рычаг выпуска посадочного гака, я начал крутить ручку выпуска шасси. Когда оно вышло, я потянулся, чтобы зафиксировать рычаг гака в выпущенном положении, но обнаружил, что он всё ещё находится в убранном положении - хотя обычно гак выходил просто под действием собственного веса. Пришлось приложить значительное усилие, чтобы сдвинуть рычаг и загнать его в паз. Но я не придал тогда этому особого значения. Тем более, что пилот летящего передо мной самолёта, оглянулся и показал мне большой палец, что означало: «шасси и гак выпущены». У него тоже было всё в порядке, и я тоже показал ему большой палец.
Левая сторона кокпита F4F «Уайлдкэт», красным обведён рычаг выпуска посадочного гака. Также видна ведущая к гаку тяга.
Когда подошла моя очередь я начал заход на посадку, вышел на глиссаду и, когда сигнальщик «резанул» ракеткой по горлу в знак того, что нужно сбросить обороты, потянул ручку газа на себя и опустил «Уайлдкэт» на палубу. И сразу же почувствовал, что что-то пошло не так. Когда истребитель грохнулся на палубу, не было ни характерного стука гака по ней, ни рывка тела вперед, когда трос аэрофинишёра останавливает самолёт. Вместо этого возникло ощущение неконтролируемого движения, как будто ты неожиданно наступил на очень скользкую поверхность. Отскок гака, или он вообще не вышел?
Отскочивший от палубы гак, пролетающий над тросом не был чем-то мне незнакомым. Такое часто случалось, когда мы на «Лексингтоне» летали ещё на «Брюстер» F2A-3 «Баффоло». К счастью, это только один раз закончилось встречей с аварийным барьером. Но вот в прошлом я был свидетелем достаточного количества аварийных посадок с въездом в барьер, некоторые были с летальным исходом. Но мне везло и у меня гак всегда цеплял трос, и вот, наконец, первый незацеп!
Самолёт катился вперёд, а мои мысли неслись чуть не быстрей него. Уже на полдороги я решил, что буду делать. Как только перед глазами показался аварийный барьер, я выжал ручку управления максимально от себя и сам последовал за ней. Наклонившись вперед и свернувшись в клубок, я попытался пригнуть голову как можно ближе к коленям. Лопасть пропеллера зацепила один из тросов барьера, и двигатель мгновенно заглох. «Уайлдкэт» кувыркнулся через нос и рухнул на палубу кверху брюхом. Остекление фонаря разлетелось, и кокпит не воткнулся в палубу лишь благодаря гаргроту и бронеплите за сиденьем.
Тот редкий случай, когда описанное можно проиллюстрировать аутентичной кинохроникой. Вот как выглядело в замедленной съёмке капотирование Тома Чика. Хорошо видно, как он пригнулся перед встречей с аварийным барьером.
Оглушённый и дезориентированный, я повис вверх ногами на ремне безопасности. В голове мелькнула мысль о возможном возгорании, и я потянулся к главному выключателю электропитания - но не той рукой и не с той стороны приборной панели. Послышались голоса и звук топающих ног, потом слева на уровне палубы появился какой-то свет, и я повернулся в его сторону. И первое что увидел, был торчащий прямо у меня перед глазами нос человека, пытавшегося заглянуть в кокпит. И тут я заорал: «Уберите от меня этого сукина сына!». Нос исчез, и я услышал голос: «Он в порядке!». В ответ на это хвост самолёта начал подниматься. Я расстегнул ремень безопасности и, проскользнув под одним из тросов аварийного барьера, выбрался из разбитого истребителя.
Я поднялся на ноги, выпрямился, и первым делом увидел нацеленную на меня кинокамеру, размером с сарай. Тут меня переклинило, и я начал махать кулаком в сторону оператора, но кто-то удержал меня, схватив за руку. Это был начальник медслужбы нашей авиагруппы. «Давай-ка спустимся в санчасть», - приказал он. Не осознавая, что по правой стороне лица у меня течёт кровь, я вырвал руку, повернулся и вместо санчасти направился в комнату готовности.
Раненый
На полпути я встретил Тача. «Ты в порядке? - спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Что там было?». «Один „Зеро “ я завалил точно…» - начал я, но Тач прервал меня: «Нет! Что ты видел... те корабли», - потребовал он. «Там было три авианосца, - ответил я. - Я видел попадания бомб во все три, и, кажется, одно торпедное. Они все адски горели, когда я улетал». Тач повернулся и побежал к люку, ведущему в надстройку, а затем вверх по трапу на мостик.
Я последовал за ним через люк, но повернул налево, в переполненную комнату готовности, где нашёл Дибба и Макомбера. Бассета не было, Шиди тоже. Вопросы сыпались на нас со всех сторон. Я повторил то, что рассказал Тачу, добавив, что видел, сбитый «Уайлдкэт», и что я не видел Шиди после того, как развернулся к первому «Зеро». В ответ я узнал, что прикрытие сверху, на которое я рассчитывал, было окружено роем «Зеро», и пришлось через них прорываться. «Там было столько японцев, что им пришлось выстроиться в очередь, чтобы делать на нас заходы!»
Уже знакомый нам «Уайлдкэт» Тома Чика с тактическим номером 16. Ангарная палуба АВ «Йорктаун», 4 июня 1942 г.
Вскоре появился Тач. Он вручил каждому из вернувшихся пилотов эскорта по листу бумаги и приказал писать рапорты о бое. Я сидел, уставившись на бумагу, пытаясь привести в порядок мысли, и тут какое-то тупое жжение привлекло моё внимание к подъёму левой ступни. Где сквозь дырку в ботинке - размером с полдоллара - виднелось красное месиво. А это ещё когда? Я смотрел на рану, она имелась, это факт, но мой разум отказывался в него верить. Забыв о рапорте, я всё ещё пялился на дырку в ноге, когда система громкой связи вернула меня к реальности: «Всем занять боевые посты! Вражеские самолёты с левой раковины, дистанция 35 миль!» [65 км]
Все, кто был в комнате готовности, немедленно ломанулись на полётную палубу. Там уже все смотрели на северо-запад, где спиралевидные полосы чёрного дыма в небе выдавали падающие самолёты. Похоже, наши истребители охранения уже встречали противника. Глядя на эти дымные полосы, нам оставалось лишь гадать: «А кого сейчас сбили - вражеский самолёт или наш?»
Под ударом
Атаковавшие нас 18 «Вэлов» и 6 «Зеро» были с «Хирю». Скрытый дождевым шквалом, четвёртый японский авианосец не был замечен нашими пикировщиками, наносившими удар по Первому ударному авианосному соединению. Теперь уже и пятидюймовые универсалки «Йорктауна» начали добавлять черные облачка на пути приближающихся самолётов. Тут на палубе появился Тач. «Бегом на место! - приказал он. - Вы стоили Дяде Сэму слишком много денег, чтобы торчать здесь!»
Вернувшись в комнату готовности, мы сидели, напряжённо прислушиваясь к тому, как волнами менялись звуки зенитного огня снаружи. Лай пятидюймовок сигнализировал о приближении каждого атакующего, за ним последовательно шли тарахтение 28-мм автоматов, стрёкот 20-миллиметровок и, наконец, треск .30 и .50 пулемётов, когда враг уже приближался к точке сброса. В тот момент, когда зенитный огонь слился в непрерывный рёв, нас внезапно тряхнуло взрывом в кормовой части корабля. За ним немедленно последовал второй, затем третий, на этот раз более близкий и сильный. Я ещё крепче ухватился за подлокотник своего кресла и постарался вжаться в мягкое сиденье.
Судовые плотники заделывают пробоину от 250-кг фугасной бомбы, а на заднем плане тела погибших стрелков, поднятых с зенитной галереи ниже. Полётная палуба АВ «Йорктаун», 4 июня 1942 г.
Внезапно наступила тишина. Пока мы ждали, в комнату готовности хлынул удушливый чёрный дым. Люк, ведущий внутрь надстройки был оставлен открытым, и дым с копотью поднимались по колодцам трапов, ведущих на нижние палубы. Комната готовности опять мгновенно опустела. Задыхаясь и протирая слезящиеся глаза, мы выскочили на свежий воздух полётной палубы и огляделись.
Корабль практически стоял на месте, а крейсеры и эсминцы эскорта вспенивали воду, окружая его защитным кольцом. Вскоре к нам присоединились кашляющие, почерневшие от копоти механики из машинного и котельного отделений. Последняя бомба пробила полётную палубу под углом, а затем вошла в дымовую трубу, где и взорвалась. Взрывная волна прошла по дымогарам, сбила огонь в котлах и заполнила отсеки удушливыми газами и дымом.
На полётной палубе позади надстройки бомба взорвалась при контакте с палубным настилом, и теперь ремонтные бригады споро заделывали зияющую дыру заплаткой из листов котельного железа. Осколки этой бомбы выкосили расчёты зенитных автоматов и всех остальных, кто находился поблизости. Вокруг кормовой пары 28-мм счетверёнок суетились команды первой помощи, вытаскивая тела и проверяя у них признаки жизни. Живых не было.
Кормовая нижняя установка 28-мм зенитных автоматов, а под ней и у надстройки тела погибших зенитчиков. Полётная палуба АВ «Йорктаун», 4 июня 1942 г.
Любопытство потянуло меня в том направлении. Я прошёл в сторону кормы и попал в переворачивающую сознание зону. Подходя к задней части «острова», я вдруг увидел причудливой формы кровавое пятно на серой стене надстройки - оно напомнило мне детский рисунок «пряничного человечка». А на палубе под ним лежала куча окровавленного мяса вперемешку с рваной джинсой рабочей униформы.
«Я только наклонился за следующим барабаном. Что-то меня шарахнуло, а когда встал - он уже был такой!» Срывающийся на визгливый крик голос доносился от группы, собравшейся у края полётной палубы напротив пробоины от бомбы. Все, кроме говорившего, молча смотрели на батарею 20-мм зенитных автоматов на галерее уровнем ниже, где пристёгнутый ремнями к плечевым упорам обезглавленный стрелок продолжал стоять, сжимая ручки своего «Эрликона».
«« Предыдущая часть | Следующая часть »»
Пока я летел, единственным звуком, что я слышал, был ровный шум двигателя. В наушниках стояла тишина - не было даже редкого треска помех, который я слышал раньше. Попытка настроиться на приводной радиомаяк «Йорктауна» тоже ничего не дала. Напрягая все чувства, я продолжал осматривать море и небо перед собой. Наконец, прямо перед кончиком правой плоскости я увидел едва заметную на таком расстоянии слабую белую полоску на сине-серой воде. Присмотревшись, я обнаружил, что она тянется за настоящим «Made in USA» эсминцем, на большой скорости идущим параллельным курсом мне навстречу.
Без колебаний я повернул в сторону корабля, сбросил газ и снизился до 500 футов [150 м]. Когда я приблизился к эсминцу, то слева у горизонта увидел и другие корабли, один из которых был точно авианосцем, поворачивающим налево. Но я держал курс на эсминец и в двух милях по его правому борту, тщательно выверив крен, сделал горизонтальный разворот влево. Аккуратно выполнив оба необходимых опознавательных разворота, я направился к авианосцу, уже не опасаясь «дружественного огня» с эсминца. Приблизившись к авианосцу с правого борта, я с радостью увидел то, на что надеялся - это был «Йорктаун».
Жёсткая посадка
С сигнального мостика в мою сторону замигал прожектор, но он выдавал точки и тире с такой скоростью, что я не смог разобрать, что мне сигналят. Облетев корабль слева, я достал свой «фонарь Олдиса» и попытался передать сообщение: «Три АВ горят!». Но я был слишком близко к авианосцу - за то время, что потребовалось на передачу этих слов, я уже исчез из поля зрения этого крыла мостика, так что с противоположной стороны меня встретили вспышки прожектора, передающие: «Повторите, повторите».
Когда я во второй раз обогнул «Йорктаун» по правому борту, три F4F пронеслись мимо меня справа. Это был шкипер, но в его дивизионе не хватало одного самолёта. Я пристроился на место отсутствующего как раз в тот момент, когда командирская машина начала выпускать шасси. Расстопорив левым локтем рычаг выпуска посадочного гака, я начал крутить ручку выпуска шасси. Когда оно вышло, я потянулся, чтобы зафиксировать рычаг гака в выпущенном положении, но обнаружил, что он всё ещё находится в убранном положении - хотя обычно гак выходил просто под действием собственного веса. Пришлось приложить значительное усилие, чтобы сдвинуть рычаг и загнать его в паз. Но я не придал тогда этому особого значения. Тем более, что пилот летящего передо мной самолёта, оглянулся и показал мне большой палец, что означало: «шасси и гак выпущены». У него тоже было всё в порядке, и я тоже показал ему большой палец.
Левая сторона кокпита F4F «Уайлдкэт», красным обведён рычаг выпуска посадочного гака. Также видна ведущая к гаку тяга.
Когда подошла моя очередь я начал заход на посадку, вышел на глиссаду и, когда сигнальщик «резанул» ракеткой по горлу в знак того, что нужно сбросить обороты, потянул ручку газа на себя и опустил «Уайлдкэт» на палубу. И сразу же почувствовал, что что-то пошло не так. Когда истребитель грохнулся на палубу, не было ни характерного стука гака по ней, ни рывка тела вперед, когда трос аэрофинишёра останавливает самолёт. Вместо этого возникло ощущение неконтролируемого движения, как будто ты неожиданно наступил на очень скользкую поверхность. Отскок гака, или он вообще не вышел?
Отскочивший от палубы гак, пролетающий над тросом не был чем-то мне незнакомым. Такое часто случалось, когда мы на «Лексингтоне» летали ещё на «Брюстер» F2A-3 «Баффоло». К счастью, это только один раз закончилось встречей с аварийным барьером. Но вот в прошлом я был свидетелем достаточного количества аварийных посадок с въездом в барьер, некоторые были с летальным исходом. Но мне везло и у меня гак всегда цеплял трос, и вот, наконец, первый незацеп!
Самолёт катился вперёд, а мои мысли неслись чуть не быстрей него. Уже на полдороги я решил, что буду делать. Как только перед глазами показался аварийный барьер, я выжал ручку управления максимально от себя и сам последовал за ней. Наклонившись вперед и свернувшись в клубок, я попытался пригнуть голову как можно ближе к коленям. Лопасть пропеллера зацепила один из тросов барьера, и двигатель мгновенно заглох. «Уайлдкэт» кувыркнулся через нос и рухнул на палубу кверху брюхом. Остекление фонаря разлетелось, и кокпит не воткнулся в палубу лишь благодаря гаргроту и бронеплите за сиденьем.
Click to viewТот редкий случай, когда описанное можно проиллюстрировать аутентичной кинохроникой. Вот как выглядело в замедленной съёмке капотирование Тома Чика. Хорошо видно, как он пригнулся перед встречей с аварийным барьером.
Оглушённый и дезориентированный, я повис вверх ногами на ремне безопасности. В голове мелькнула мысль о возможном возгорании, и я потянулся к главному выключателю электропитания - но не той рукой и не с той стороны приборной панели. Послышались голоса и звук топающих ног, потом слева на уровне палубы появился какой-то свет, и я повернулся в его сторону. И первое что увидел, был торчащий прямо у меня перед глазами нос человека, пытавшегося заглянуть в кокпит. И тут я заорал: «Уберите от меня этого сукина сына!». Нос исчез, и я услышал голос: «Он в порядке!». В ответ на это хвост самолёта начал подниматься. Я расстегнул ремень безопасности и, проскользнув под одним из тросов аварийного барьера, выбрался из разбитого истребителя.
Я поднялся на ноги, выпрямился, и первым делом увидел нацеленную на меня кинокамеру, размером с сарай. Тут меня переклинило, и я начал махать кулаком в сторону оператора, но кто-то удержал меня, схватив за руку. Это был начальник медслужбы нашей авиагруппы. «Давай-ка спустимся в санчасть», - приказал он. Не осознавая, что по правой стороне лица у меня течёт кровь, я вырвал руку, повернулся и вместо санчасти направился в комнату готовности.
Раненый
На полпути я встретил Тача. «Ты в порядке? - спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Что там было?». «Один „Зеро “ я завалил точно…» - начал я, но Тач прервал меня: «Нет! Что ты видел... те корабли», - потребовал он. «Там было три авианосца, - ответил я. - Я видел попадания бомб во все три, и, кажется, одно торпедное. Они все адски горели, когда я улетал». Тач повернулся и побежал к люку, ведущему в надстройку, а затем вверх по трапу на мостик.
Я последовал за ним через люк, но повернул налево, в переполненную комнату готовности, где нашёл Дибба и Макомбера. Бассета не было, Шиди тоже. Вопросы сыпались на нас со всех сторон. Я повторил то, что рассказал Тачу, добавив, что видел, сбитый «Уайлдкэт», и что я не видел Шиди после того, как развернулся к первому «Зеро». В ответ я узнал, что прикрытие сверху, на которое я рассчитывал, было окружено роем «Зеро», и пришлось через них прорываться. «Там было столько японцев, что им пришлось выстроиться в очередь, чтобы делать на нас заходы!»
Уже знакомый нам «Уайлдкэт» Тома Чика с тактическим номером 16. Ангарная палуба АВ «Йорктаун», 4 июня 1942 г.
Вскоре появился Тач. Он вручил каждому из вернувшихся пилотов эскорта по листу бумаги и приказал писать рапорты о бое. Я сидел, уставившись на бумагу, пытаясь привести в порядок мысли, и тут какое-то тупое жжение привлекло моё внимание к подъёму левой ступни. Где сквозь дырку в ботинке - размером с полдоллара - виднелось красное месиво. А это ещё когда? Я смотрел на рану, она имелась, это факт, но мой разум отказывался в него верить. Забыв о рапорте, я всё ещё пялился на дырку в ноге, когда система громкой связи вернула меня к реальности: «Всем занять боевые посты! Вражеские самолёты с левой раковины, дистанция 35 миль!» [65 км]
Все, кто был в комнате готовности, немедленно ломанулись на полётную палубу. Там уже все смотрели на северо-запад, где спиралевидные полосы чёрного дыма в небе выдавали падающие самолёты. Похоже, наши истребители охранения уже встречали противника. Глядя на эти дымные полосы, нам оставалось лишь гадать: «А кого сейчас сбили - вражеский самолёт или наш?»
Под ударом
Атаковавшие нас 18 «Вэлов» и 6 «Зеро» были с «Хирю». Скрытый дождевым шквалом, четвёртый японский авианосец не был замечен нашими пикировщиками, наносившими удар по Первому ударному авианосному соединению. Теперь уже и пятидюймовые универсалки «Йорктауна» начали добавлять черные облачка на пути приближающихся самолётов. Тут на палубе появился Тач. «Бегом на место! - приказал он. - Вы стоили Дяде Сэму слишком много денег, чтобы торчать здесь!»
Вернувшись в комнату готовности, мы сидели, напряжённо прислушиваясь к тому, как волнами менялись звуки зенитного огня снаружи. Лай пятидюймовок сигнализировал о приближении каждого атакующего, за ним последовательно шли тарахтение 28-мм автоматов, стрёкот 20-миллиметровок и, наконец, треск .30 и .50 пулемётов, когда враг уже приближался к точке сброса. В тот момент, когда зенитный огонь слился в непрерывный рёв, нас внезапно тряхнуло взрывом в кормовой части корабля. За ним немедленно последовал второй, затем третий, на этот раз более близкий и сильный. Я ещё крепче ухватился за подлокотник своего кресла и постарался вжаться в мягкое сиденье.
Судовые плотники заделывают пробоину от 250-кг фугасной бомбы, а на заднем плане тела погибших стрелков, поднятых с зенитной галереи ниже. Полётная палуба АВ «Йорктаун», 4 июня 1942 г.
Внезапно наступила тишина. Пока мы ждали, в комнату готовности хлынул удушливый чёрный дым. Люк, ведущий внутрь надстройки был оставлен открытым, и дым с копотью поднимались по колодцам трапов, ведущих на нижние палубы. Комната готовности опять мгновенно опустела. Задыхаясь и протирая слезящиеся глаза, мы выскочили на свежий воздух полётной палубы и огляделись.
Корабль практически стоял на месте, а крейсеры и эсминцы эскорта вспенивали воду, окружая его защитным кольцом. Вскоре к нам присоединились кашляющие, почерневшие от копоти механики из машинного и котельного отделений. Последняя бомба пробила полётную палубу под углом, а затем вошла в дымовую трубу, где и взорвалась. Взрывная волна прошла по дымогарам, сбила огонь в котлах и заполнила отсеки удушливыми газами и дымом.
На полётной палубе позади надстройки бомба взорвалась при контакте с палубным настилом, и теперь ремонтные бригады споро заделывали зияющую дыру заплаткой из листов котельного железа. Осколки этой бомбы выкосили расчёты зенитных автоматов и всех остальных, кто находился поблизости. Вокруг кормовой пары 28-мм счетверёнок суетились команды первой помощи, вытаскивая тела и проверяя у них признаки жизни. Живых не было.
Кормовая нижняя установка 28-мм зенитных автоматов, а под ней и у надстройки тела погибших зенитчиков. Полётная палуба АВ «Йорктаун», 4 июня 1942 г.
Любопытство потянуло меня в том направлении. Я прошёл в сторону кормы и попал в переворачивающую сознание зону. Подходя к задней части «острова», я вдруг увидел причудливой формы кровавое пятно на серой стене надстройки - оно напомнило мне детский рисунок «пряничного человечка». А на палубе под ним лежала куча окровавленного мяса вперемешку с рваной джинсой рабочей униформы.
«Я только наклонился за следующим барабаном. Что-то меня шарахнуло, а когда встал - он уже был такой!» Срывающийся на визгливый крик голос доносился от группы, собравшейся у края полётной палубы напротив пробоины от бомбы. Все, кроме говорившего, молча смотрели на батарею 20-мм зенитных автоматов на галерее уровнем ниже, где пристёгнутый ремнями к плечевым упорам обезглавленный стрелок продолжал стоять, сжимая ручки своего «Эрликона».
«« Предыдущая часть | Следующая часть »»