Воздушный шарик со свинцовым грузом (часть 4)
Я и в самом деле не знал, куда иду, целиком положившись на свои ноги, которые в подобных случаях умнее головы. Ноги привели меня на цетнтральную улицу городка, носившую имя Свободы.
«Славно, - подумал я. - Свободы я, кажется, достиг. Вопрос в том, что мне теперь с этой свободой делать».
Справа от меня показалось здание почтамта. Продолжая повиноваться ногам, я зашел внутрь. В небольшом помещении было пусто. В углу темнели за стеклом несколько телефонных кабинок, за окошком скучала миловидная девушка лет двадцати с небольшим.
- Добрый день, - сказал я. - Можно от вас позвонить?
- Дзвоныть соби, - пожала плечами девушка. - Колокольчыка даты?
- Выбачтэ, - я усмехнулся. - Затэлэфонуваты вид вас можна?
- Куды?
- На Марс.
- Ни, нэ можна.
- Чому?
- Звъязок тымчасово нэ працюе. *
- А в Бостон можна?
- А це що?
- Мисто. В Амэрыци.
- Радше б вже на Марс тэлэфонувалы... **
- Так можна?
- Ни. Щэ замовлэння будуть чы даты вам колокольчыка?
- А з Кыйивом звъязок е?
- Хоч щось трохы людськэ... Який нумэр?
Я назвал.
- Зачэкайтэ. Прысядьтэ покы...
Я присел в стоявшее у окна кресло из кожзаменителя. Через пару минут девушка окликнула меня:
- Пройдить. Друга кабина.
Я вошел в кабинку и взял трубку.
- Алло? - услышал я искаженный расстоянием голос Даши.
- Привет, - сказал я. - Как дела?
- Нормально. Ты откуда? Тебя плохо слышно.
- С летающей тарелки.
- Откуда?
- С тарелки летающей. Меня похитили инопланетяне.
- Да? Я им не завидую.
- Им никто не завидует. Они маленькие, уродливые, синего цвета. Кроме того, у них отсутствуют рты и органы размножения. Они не пьют, не курят, не...
- Понятно, - перебила меня Даша. - И как долго они тебя продержат?
- Пару деньков. А, может, насовсем оставят. Ты бы что предпочла?
- Я бы предпочла принять горячую ванну.
- Ладно, - сказал я, - принимай. Извини, что побеспокоил.
- Подожди. Так откуда ты звонишь?
- Долго рассказывать. Ванна остынет.
- Не остынет. Я еще воды не набрала.
- Тогда слушай... Нет, лучше я потом расскажу. Когда вернусь.
- Как хочешь. Пока...
- Подожди, - снова сказал я.
- Жду.
- Даша... - Я замолчал.
- Что?
- Я тебя люблю.
- Поэтому сбежал от меня, не сказав куда?
- Конечно. От нелюбимых не сбегают.
- Забавно. А что с нелюбимыми делают?
- Живут с ними. Как правило, долго и несчастливо.
- Глупости.
- Наверное. Чего еще от меня ожидать.
- Ладно, Мишаня. Ты позвонишь, когда приедешь?
- А ты хочешь, чтоб я позвонил?
- Допустим, хочу.
- Ты скучаешь по мне?
- Предположим, скучаю. Только не задавай так много вопросов.
- Больше не буду. Пока.
- Пока.
Мы одновременно повесили трубки. Я еще несколько секунд постоял в кабине, затем вышел и направился к девушке за окошком.
- Поговорылы? - спросила она.
- Поговорили, - рассеянно ответил я.
- З вас рубль симдэсят.
Я расплатился.
- З дивчыною своею балакалы?
- С сестрой, - зачем-то соврал я.
- Ага, - хмыкнула девушка. - Так то вы сэстри сказалы, що йийи любытэ?
- Что ж я, не могу сестру любить?.. А вы подслушивали?
- Ага, - простодушно усмехнулась девушка. - Цикаво ж. А от вона нэ сказала, що вас любыть.
- Она стеснительная. Вы что сегодня вечером делаете?
- А вам нащо?
- Хотив вас у гости запросыты.
- Ага. Зараз мий Стэпан прыйидэ, вин нас обох так запросыть...
- Такый лютый?
- Звир. Прыбье. Я тоби, скаже, курва, погуляю по москалях...
- А чого це я москаль?
- Стэпан колы злый, так у нього вси москали... Вы бы йшлы соби.
- Пиду, - кивнул я. - Бо дуже Стэпана боюся. Так вы не придете?
- Ни.
- И правильно. А знаете, всё это вранье, будто нас какой-то груз к себе вяжет. Ничего нас не вяжет. Мы этот груз в себе носим.
- Якый щэ груз?
- Такый соби.
- Нэ зрозумила.
- Я тоже. До побачэння.
Я вышел из здания почты и зашагал по улице Свободы обратно к турбазе. К тому времени смерклось. Шел я неторопливо, потому что спешить было некуда. Дойдя до моста через Прут, я остановился, затем спустился вниз, к воде, и присел на какой-то пенек, торчавший из снега. Река, полускрытая сумерками, убегала вдаль, исчезая за поворотом. На мосту появились два темных силуэта.
- Ну що, - сказал один, - запалымо?
- Давай, - отозвался другой.
В темноте вспыхнула спичка, затем она погасла и засветились два маленьких оранжевых огонька.
- Ты до Любкы на турбазу вэчэряты? - спросил первый.
- Но, - ответил второй. - А ты?
- А я на коляцию в рэсторацию. ***
- Дорого.
- Та що там дорого. Сьогодни майно, завтра лайно.**** Затэ у рэсторацийи москалив нэма. А на турбази ступыты нидэ, у москаля вляпаешся.
- Угу, - зловещим басом отозвался я снизу. - Повна турбаза москалив. Будэмо быты? Чы нэ будэмо нэ быты?
Мост так удачно отрезонировал звук моего голоса, что я сам немного испугался. Огоньки дрогнули. Некоторое время царило молчание, затем первый неуверенно спросил:
- Ты хто?
- Чорт, - ответил я.
- Тьху! - боязливо сплюнул второй
- Нэ плюйся, бо вылизу, - пригрозил я.
Снова наступила тишина, затем послышался робкий голос второго:
- Вуйку, посьорбалы звидсы. Така лыха нич...
- А, можэ, набьемо чорту морду? - предложил первый.
- Я тоби зараз таку морду набью, - прогудел я, - що у зэркало дывытыся знудыть. *****
- Вуйку, - второй потянул первого за рукав, - ходимо, га? Чы воно чорт, чы нэ чорт, а цэ лыха людына.
Первый - видимо, посмелее - перегнулся через перила моста и уставился в темноту.
- Убэры харю, - сказал я, - бо мэнэ вже нудыть.
- Ходимо, вуйку, - не унимался второй. - Цэ, ачэй, якась божэвильна тварюка. До крыминалу довэдэ... ******
Первый с сомнением покачал головой и по-новой наклонился и глянул вниз. Я набрал пригоршню снега, слепил круглый шарик и запустил ему в физиономию.
- От зараза, - удивленно сказал первый, вытирая лицо. - Твоя правда, вуйку, пишлы звидсы. Бо-зна, що отому чорту ще прыйдэ в голову.
Они поспешно двинулись прочь от моста. Я встал с пенька и вскарабкался наверх.
- Гэй! - крикнул я им вдогонку. - Я набрэхав. Ничого я не чорт. Я кыйивський москаль з Бостону.
- Псых! - ответили мне уже издалека. - Скажэный. Алкоголик. Пишлы, вуйку, водкы выпъемо...
Они пропали в темноте. Я немного постоял, затем перешел через мостик и направился к турбазе.
В номере меня ожидал сюрприз: стол был сервирован парой бутылок вина, стаканами и тарелками с простенькой закуской, а на кроватях сидели, поджидая меня, Ярик и Леся с Тасей.
- Пришел, наконец! - обрадованно воскликнул Ярик. - Хеллоу, Майкл! Хау ду ю ду?
- Он что, уже выпил? - обратился я к Лесе с Тасей.
Те покачали головами.
- Девочки, вы не обидетесь, если я на минутку украду его у вас?
Те пожали плечами. Я схватил Ярика за рукав и вывел из номера.
- Это как понимать? - спросил я. - Что они делают у нас в комнате?
- А ты не догадываешься? - весело ответил Ярик.
- Догадываюсь. Мне только интересно, как ты...
- Последовал твоему совету, - объяснил Ярик. - Самостоятельно позаботился о светлом будущем. Ты кого выбираешь - Лесю или Тасю?
- А ты согласен на то, что останется?
- Вполне.
- То есть, тебе всё равно?
- Абсолютно.
- Ярик, это скотство.
- А ты, оказзывается, моралист, да? Специалист по этике половой жизни?
- Просто ты, Ярик, никого не любишь.
- Я всех люблю! И всем готов отдаться... То есть, наоборот, всех готов отдать... Короче, Майкл...
- Кто?
- Извини... Мишка, не будь сволочью. Поддержи друга в светлом начинании. Вспомни, как мы красиво всё распланировали накануне отъезда...
- Ладно, - сказал я, - пойдем. Нехорошо, когда девушки ждут.
Мы вернулись в комнату. Леся и Тася выжидательно сидели рядышком на кровати, как две неудачно сросшиеся и совершенно непохожие друг на друга сиамские близняшки.
- Прошу прощения у милых дам, - галантно улыбнулся Ярик. - Суета светских приготовлений... Милые, приятные хлопоты... К столу!
Мы расселись. Леся оказалась по правую руку от меня, Тася - по левую от Ярика. Воодушевленный Ярик откупорил вино и разлил его по стаканам.
- Предлагаю выпить за знакомство! - провозгласил он.
- Так мы же, вроде, уже знакомы, - удивилась Тася. Кажется, я впервые за всё это время услышал ее голос.
- Это было шапочным знакомством, - объяснил Ярик. - Поезд, автобус, улица, столовая - всё это убогость и нищета духа. А сегодня мы имеем честь лицезреть вас в нашем скромном, но гостеприимном жилище... Словом, выпьем!
Он был явно в ударе - должно быть, от предвкушения.
- Что-то Майкл сегодня молчалив, - заметила Леся.
- Я молчалмв по жизни, - ответил я.
- Да? Не замечала.
- Потому что я застенчив и не люблю выставлять свою молчаливость напоказ. Но внутренне я молчалив.
- Шутишь?
- Нет. Просто за словами нужно уметь расслышать молчание.
Ярик разлил по-новой.
- А теперь, девоньки, выпьем за вас! - объявил он.
- И за вас, - вежливо откликнулись девушки.
- Хорошо, за всех вместе и за каждого в отдельности.
Мы выпили.
- А вы, дечонки, где учитесь? - поинтересовался Ярик.
- В КПИ.
- Надо же! Я тоже. Странно, что мы не встречались.
- Так политех большой...
- Эт точно. Вы на каком факультете?
- Химико-технологическом. А ты?
- На инженерно-физическом.
- А ты, Майкл?
- Что? - невнимательно спросил я.
- Где учишься?
Я чуть было не брякнул, что учусь в инязе, но вовремя вспомнил, что я американец.
- В художественном, - сказал я.
- Да ты что! - восхитилась Леся. - Ты еще и художник?
- Что значит «еще»?
- Ну, кроме того, что ты... - Она замялась.
- Американец?
- Да...
- Леся, должен тебя разочаровать, американец - это не профессия.
- Я понимаю... Извини, я не то хотела сказать... Майкл, а ты нарисуешь мой портрет?
- Увы, - сказал я. - Не могу.
- Почему?
- Я давал клятву Леонардо.
- Какому Леонардо?
- Не какому, а какого. Леонардо да Винчи. Все, кто поступает в художественный институт, дают клятву Леонардо не рисовать и не писать портреты живых людей, пока не овладеют тайнами мастерства. Первая заповедь художника - не навреди.
- Снова шутишь?
- Я серьезен, как паровой каток.
- Значит, не нарисуешь?
- Нет. Я не могу нарушить клятву. Для меня это дело принципа.
- Ты такой принципиальный?
- Конечно. Принципы для меня - святое. Ради принципа я человека убью.
- Кошмар какой! - Леся на всякий случай от меня отодвинулась.
- Не бойся, - усмехнулся я. - Один из моих принципов - не убий. Как в Библии. Я сам ему следую и другим спуску не дам. А если кто вздумает этот принцип нарушить, я его зарежу.
- Девочки, не обращайте внимания, - вмешался Ярик. - У Майкла чисто американское чувство юмора.
- Мы его прощаем, - улыбнулась Леся.
- Спасибо, - сказал я. - Хорошо быть американцем. Если я сейчас открою окно и помочусь в него, это не отнесут к моей невоспитанности, а спишут на мое американство. Попробовать, что ли?
Я встал. Ярик и Леся с Тасей испуганно глянули на меня. В это время в дверь постучали. Ярик досадливо поморщился.
- Войдите! - излишне гостеприимно сказал я.
Дверь открылась и в комнату зашли Серега и Павел. Серегины руки были заняты стаканами, Павел нежно и трогательно прижимал к груди большую литровую бутыль с полупрозрачной жидкостью.
- Привет, - сказал Серега. - Не помешали? Решили, типа, нагрянуть к вам, по-простому, по-соседски.
- И отлично сделали, - заявил я. - Что это у вас в бутылке?
- Самогон, - ответил Павел. - Бабкин. У меня бабка под Васильковом живет, такой первач гонит... Лучше всякой водки. Мы, это, подумали: грех, чтоб американец нашего самогону не попробовал... А мы точно не мешаем? - Он глянул на Лесю с Тасей.
- Как можно! - искренне воскликнул я. - Гость в дом - бог в дом. Два гостя - два бога.
- И самогон, - напомнил Серега.
- Точно, - кивнул я. - Святая троица. Присаживайтесь, пацаны.
Серега с Пашкой присели на краешек кровати. Ярик бросил в их сторону косой взгляд. Леся поправила прическу. Тася глянула под ноги. Чтобы заполнить эту неуютную паузу, я спросил:
- А что, урожаи под Васильковом в том году были хорошие?
- Чего? - не понял Павел. - Какие урожаи?
- Ну, что там у вас растет..
- Всё у нас растет.
- И хорошо растет?
- Нормально растет.
- А в прошлом году?
- Что в прошлом году?
- Нормально выросло?
- Нормально.
- Хоть одна приятная новость.
- Может, самогону выпьем? - предложил Серега.
- Отличная идея! - оживился я. - Девочки, вы как?
- Ни в коем случае! - возмущенно ответили те.
- А ты, Ярик?
Ярик глянул на бутыль, затем на девушек и с видимым сожалением покачал головой.
- Как хотите... А мы с ребятами выпьем, верно?
Серега и Павел кивнули.
- Майкл, не пей, - сказала Леся. - Ты не знаешь, что такое деревенский самогон.
- Где уж мне, - хмыкнул я. - А ты знаешь, что такое американский муншайн?
- Нет.
- Жуткий самопал.
- Ты что, его пил?
- Ведрами.
- Тебе ж двенадцать лет было, когда ты из Америки уехал!
- Было двенадцать, стало двадцать один. Цифры поменялись местами, а суть не изменилась. Наливай, Павел.
Павел аккуратно открыл бутыль и так же аккуратно разлил самогон по стаканам.
- Ну, - сказал Серега, поднимая стакан, - предлагаю выпить...
Закончить он не успел - в дверь снова постучали.
- Между прочим, прекрасный тост, - заметил я Сереге. - Войдите!
Новым гостем оказался Витя Богданович. На сей раз он был одет по-домашнему - в спортивный костюм и войлочные тапки без задников. В руках он держал пластиковый пакет, внутри которого что-то многозначительно позвякивало.
- Не помешаю, - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он. Затем бросил взгляд на стаканы и бутыль и с укоризной добавил: - Пьете... А у нас, между прочим, завтра с утра лыжное мероприятие в Ворохте.
- А что, в Ворохту пьяных не пускают? - поинтересовался я. - Это село повальной трезвости?
- У нас госуларство повальной трезвости, - серьезно заявил Витя. - В свете последних решений ведется повсеместная борьба с пьянством...
- Не понял, - сказал я. - Если в государстве повальная трезвость, почему ведется борьба с пьянством?
Витя подумал и ответил:
- В профилактических целях.
- Понятно, - кивнул я. - Какое оружие лично ты припас для борьбы?
- В смысле?
- Что у тебя в кульке звенит?
- Это? - Витя смущенно глянул на кулек. - Это чисто символически...
- «Белый аист», что ли?
- Ну.
- Тогда, конечно, чисто символически. Не пить же его, в самом деле.
- Понятно, что не пить, - кивнул Витя, доставая из кулька бутылку и стакан. - Тем более в свете последних решений... - Он поставил стакан на стол и сорвал с коньяка закрутку. - Разве что по чуть-чуть... В профилактических целях...
Мы едва успели выпить, как появились новые гости - сразу несколько человек, жаждущих проведать американца и его спутника. Ярик безнадежно махнул рукой. К полуночи наша комната стала напоминать открытое купе плацкартного вагона, так что я даже удивился, отчего пейзаж за окном остается неподвижен. Стоял невообразимый гам. Кто-то бренчал на гитаре. Кто-то требовал, чтоб ему налили. Каждые полчаса Витя напоминал, что завтра с утра нам ехать в Ворохту и чтобы мы пили поменьше. Какие-то Марина и Артур упрашивали меня прислать им из Америки приглашение... Я шумел с остальными. Что-то пробовал подпевать. Чокался стаканом со всеми подряд. Заверял Витю, что всенепременно наведаюсь в Ворохту, даже если меня придется нести туда на руках, завернув в американский флаг. Клятвенно пообещал Марине с Артуром выслать им приглашение в бутылке из-под кока-колы, едва нога моя ступит на землю Соединенных Штатов. И лишь далеко за полночь, прощаясь со всеми, каким-то уцелившим обломком подсознания отметил, что среди гостей нет Леси и Таси, которые, видимо, давно и незаметно ушли.
Утром мое бренное, как никогда, тело безвольно расположилось в кресле автобуса, готового отправиться на лыжную базу под Ворохтой. Во рту было сухо, в голове стучали молоточки.
- Все на месте? Американец на месте? - привычной скороговоркой осведомился Витя и, получив утвердительный ответ, бросил водителю: - Поехали.
Автобус тронулся. Витя двинулся вдоль прохода и подошел ко мне.
- Ну как? - поинтересовался он. - Голова болит?
- Болит, - ответил я.
Витино лицо расплылось в улыбке.
- Человек! - приязненно сказал он. - На вот, держи.
Он достал из кармана куртки небольшую металлическую флягу и протянул мне.
- Это что? - спросил я.
- Коньяк. Хлебни, легче станет.
Я отвинтил крышечку и сделал большой глоток. Сперва меня чуть не стошнило, затем по телу поползло приятное тепло.
- Спасибо, - сказал я, возвращая Вите флягу.
- Всегда пожалуйста, - двусмысленно ответил Витя. - Человек человеку кто?
- Кто угодно, - ответил я.
- Эх, американец... - Витя покачал головой, спрятал флягу в карман и направился к своему креслу.
В проеме между сиденьями показалась голова расположившегося впереди Павла.
- Ты как, Майкл? - полюбопытствовал он.
- Знаешь, Паша, - сказал я, - если, не дай Бог, между Америкой и Союзом начнется ядерная война, первый удар следует нанести по Василькову.
- Чего это?
- Чтоб самогон не гнали. Это химическое оружие массового истребления.
- Не бреши, отличный самогон!
- Самогон, конечно, отличный. Только пить его не надо.
Павел обиделся, убрал голову и откинулся в кресле.
- Это тебе наказание, - заявил Ярик.
- Хоть ты помолчи, - поморщился я.
- За тавое хамское отношение к девушкам, - не унимался Ярик.
- Нормально, - сказал я. - Ты, как животное, пытаешься затащить их в постель, всё равно какую, а я веду себя по-хамски?
- Конечно. Ты их оскорбляешь невниманием. Зачем мы сюда приехали? Для этого самого. А они? Для того же. Так какого черта...
- Заткнись, Ярик, - сказал я. - Философствуй про себя.
Ярик пожал плечами и замолчал. Я повернулся к окну. Небо, серое с утра, прояснялось, делаясь светло-синим, под золотистым солнцем красиво блестел снег. Когда мы прибыли на лыжную базу, блеск этот превратился в сплошное белое сияние, с непривычки слепящее глаза. Мы разобрали лыжи и палки.
- Значит, так, - коротко проинструктировал Витя, - катаемся спокойно. Ходим, не бежим. Уменьем не хвастаем, рекордов не ставим. Держимся цепочкой. Чтоб я потом никого не искал. Ну, поехали.
Наша лыжная кавалькада тронулась с места. Поначалу мы и правда шли цепочкой, затем разница в навыках сказалась, и цепь распалась на звенья. Я оказался где-то посередине. Чуть впереди от меня пестрели ярко-красная куртка Леси и нежно-голубая курточка Таси. По обе стороны простиралась заснеженная долина, сжатая в полукруг невысокими Карпатскими горами. Вдалеке белела снежная шапка Говерлы. Чистый воздух почти полностью выветрил из меня вчерашний хмель, стало легко и необъяснимо радостно. Мне вдруг показалось нелепым предвигаться шагом, захотелось бежать и даже лететь. Я прибавил темп и вскоре поравнялся с Лесей и Тасей. Я собрался было крикнуть: «Лыжню!», затем передумал и молча их объехал.
- Майкл, - раздался у меня за спиною голос Леси.
Я сделал вид, что не услышал, и помчался дальше. Ощущение было такое, словно и лыжи, и ноги мои, и весь я состою из воздуха. По пути я поочередно обогнал Серегу, Павла, затем Витю.
- Эй, американец! - окликнул меня Витя. - Ты куда?
- В Бостон, - ответил я. - Пишите до востребования.
- Псих, - сказал Витя. - Дыхалку посадишь. Как обратно добираться будешь?
- Никак, - отозвался я, убегая. - Мне обратно не надо.
Казалось, что я отрываюсь от чего-то бессмысленно тяжелого, и нити, вяжущие меня к этой тяжести, с каждым движением делаются тоньше и вот-вот оборвутся. Затем я подумал, что глупо бежать по проложенной лыжне, свернул в сторону и покатился вниз по склону. Склон был довольно пологим, но беговые лыжи оказались не приспособлены для спуска. Под ногами откуда-то вырос бугорок, я неловко перелетел через него, нелепо кувыркнулся и рухнул спиною в снег. Лицо обожгло холодом, на ресницах повисли снежинки. Я глянул вверх. Надо мною синело небо. Оно было огромно, даже бесконечно, но бесконечность его не подавляла, а обволакивала, точно я одновременно лежал на снегу и летел по небу..
«Странно, - подумал я. - Выходит, не обязательно обрывать связи. Выходит, можно летать, не отрываясь от земли».
Внезапно небо заслонило лицо Вити, склонившегося надо мной. Рядом с ним появились лица Сереги и Павла.
- Американец, - испуганно произнес Витя, - ты живой?
- Leave me alone, - почему-то по-английски сказал я. - Please.
- Чего? - не понял Витя.
- Оствьте меня в покое, - перевел я. - Пожалуйста.
- Ты ничего не сломал?
- Ничего не сломал. И ничего не порвал. Оказывается, ничего не нужно рвать. Что мы такое без связей, которые нас держут? Ничего. Воздух. Меньше воздуха. Не будь силы тяжести, всё бы развалилось на куски.
- Ты что, головой стукнулся?
- Ничем я не сткунулся. А только если груз находится внутри нас, то и небо тоже внутри нас. У каждого свое небо под Аустерлицом.
- Каким еще Аустерлицем?
- Хорошо, пусть будет под Ворохтой.
- Может, у него сотрясение мозга? - предположил Серега.
- Завидуешь, что есть чему сотрясаться? - огрызнулся я. - Так ты не завидуй. Нет у меня сотрясение. И мозга, наверное, тоже нет. Чего вы столпились? Ложитесь рядышком. Знаете, как здорово лежать на снегу и смотреть вверх...
- Майкл, - сказал Павел, - а ты назад сможешь идти?
- Ни в коем случае, - ответил я. - Я же говорил вчера, что меня понесут на руках, завернув в американский флаг. Руку дай...
Павел протянул мне руку, я ухватился за нее и встал на ноги.
- Ну что, - сказал я, - поехали?
- Куда?
- Куда-нибудь.
- Может, тебе коньяку хлебнуть? - предложил Витя.
- Спасибо, - ответил я. - Коньяку не надо.
- А я, кажется, хлебну.
Витя достал из кармана флягу, отвинтил закрутку и сделал богатырский глоток.
- Так-то оно получше будет, - проговорил он, вытирая усы.
- Обязательно будет лучше, - кивнул я. - Давно хотел вам сказать: классные вы ребята. И классное место Ворохта. И Васильков тоже классный город. И самогон в Василькове классный делают.
- Может, всё же, глотнешь коньячку? - с сомнением покачал головой Витя. - Сотрясение не сотрясение, а мозги у тебя явно набекрень встали.
- У моих мозгов это рабочее состояние, - ответил я. - Пошли.
Мы лесенкой взобрались наверх, где нас поджидала остальная группа.
- Что случилось? - спросила Леся.
- Ничего не случилось, - буркнул Витя. - Американец с ума сошел.
- Как сошел?
- Как-как... По-американски.
- Майкл, что с тобой?
- Ничего особенного, - ответил я. - Американская трагедия тихого американца. Проигрался на бирже. Все спустил подчистую - мамину квартиру в Бостоне, папин телевизор в Киеве и личную зубную щетку. Что я без щетки буду делать - ума не приложу.
- Ты серьезно?
- Конечно, Леся. Так что я теперь не американец, а голодранец. Никакого интереса во мне нет.
- Дурак, - сказала Леся. - Просто дурак.
- Конечно, дурак, - с у лыбкой согласился я. - Зато легкий.
Леся, ничего не ответив, развернулась на лыжах и, зло отталкиваясь палками, заскользила прочь. Ярик, укоризненно глянув на меня, покатил вслед за нею. За ним потянулись остальные. Рядом со мною осталась лишь Тася.
- А ты чего не с подружкой? - спросил я.
- Майкл, - сказала Тася, - ты зачем Лесю обижаешь?
- Как это я ее обижаю?
- Она к тебе тянется, а ты ее отталкиваешь.
- К моему американству она тянется. А стоило мне проиграться на бирже, обозвала меня дураком и уехала.
- Какой еще бирже... Ты нас совсем за дурочек считаешь? Она потому и обиделась, что ты ей не веришь. И всякую чепуху рассказываешь. А ты ей по-настоящему понравился, а не потому что ты американец.
- А тебе?
- Что мне?
- Тебе я тоже нравлюсь?
- При чем тут я?
- А что, у тебя своих чувств быть не может? Подружка не разрешает?
- Она...
- Она эгоистка чертова, - сказал я. - Всё время пытается отодвинуть тебя в тень.
- Это не так.
- Это так. Скажи мне честно, я тебе нравлюсь? Говори, не бойся, я не буду ни смеяться, ни шутить по этому поводу.
- Нравишься, - тихо сказала Тася.
- Тогда какого черта ты мне рассказываешь про Лесины обиды? Почему ты говоришь от ее имени, а не от своего?
- Я не знаю...
- А я знаю.Тася, давай поцелуемся.
- Как?
- Нежно.
- Нет, - сказала Тася.
- Почему?
- Это предательство.
Я вздохнул.
- Хорошо, - сказал я. - Я не допущу, чтобы ты стала предательницей. Лучше уж я стану насильником.
Я обхватил Тасю, прижал к себе и поцеловал в губы.
- Мммм, - замычала Тася, сцепив губы так, словно боялась под пыткой выдать военную тайну.
- Понятно, - сказал я. - Поехали.
- Куда?
- За остальными. А то твоя подружка решит, что мы тут чем-то нехорошим занимались, и отругает тебя.
- Постой. - Тася по-детски шмыгнула носом, затем посмотрела мне в глаза.
- Что?
- Майкл, поцелуй меня еще раз.
- Думаешь, стоит? Я как-то не привык целоваться с Брестской крепостью.
- Извини. Я просто испугалась. Я больше не буду...
- Честное пионерское?
- Не смейся. Ты обещал надо мной не смеяться.
- Хорошо. Я тоже больше не буду.
Мы сблизили лица, прижались друг к другу и поцеловались.
- Спасибо, - сказала Тася.
- За что? - усмехнулся я.
- Никому не скажешь?
- Умру - не выдам!
- У меня это в первый раз.
- У меня тоже.
- Честно?
- Честно. Я еще никогда не целовался, стоя на лыжах.
- Да ну тебя...
- Не обижайся, - сказал я, по-новой прижимая ее к себе. - Давай закрепим наш успех.
- В смысле?
- Еще раз поцелуемся..
- А остальные?
- Что остальные?
- Нехорошо, что они будут нас ждать.
- Наоборот, очень хорошо. Или ты предпочла бы, чтоб они уехали без нас?
- А они точно без нас не уедут?
- Точно.
Тася потупилась, вздохнула, затем снова посмотрела на меня и негромко сказала:
- А жаль.
______________________________________________________________________________________________
* Связь временно не работает (укр.)
** Лучше б уже на Марс звонили (зап. укр.)
*** На ужин в ресторан (зап. укр.)
**** Сегодня имущество, завтра дерьмо (укр.)
***** Стошнит (укр.)
****** Это, наверное, какая-то сумасшедшая тварь. До тюрьмы доведет (зап. укр.)
«Славно, - подумал я. - Свободы я, кажется, достиг. Вопрос в том, что мне теперь с этой свободой делать».
Справа от меня показалось здание почтамта. Продолжая повиноваться ногам, я зашел внутрь. В небольшом помещении было пусто. В углу темнели за стеклом несколько телефонных кабинок, за окошком скучала миловидная девушка лет двадцати с небольшим.
- Добрый день, - сказал я. - Можно от вас позвонить?
- Дзвоныть соби, - пожала плечами девушка. - Колокольчыка даты?
- Выбачтэ, - я усмехнулся. - Затэлэфонуваты вид вас можна?
- Куды?
- На Марс.
- Ни, нэ можна.
- Чому?
- Звъязок тымчасово нэ працюе. *
- А в Бостон можна?
- А це що?
- Мисто. В Амэрыци.
- Радше б вже на Марс тэлэфонувалы... **
- Так можна?
- Ни. Щэ замовлэння будуть чы даты вам колокольчыка?
- А з Кыйивом звъязок е?
- Хоч щось трохы людськэ... Який нумэр?
Я назвал.
- Зачэкайтэ. Прысядьтэ покы...
Я присел в стоявшее у окна кресло из кожзаменителя. Через пару минут девушка окликнула меня:
- Пройдить. Друга кабина.
Я вошел в кабинку и взял трубку.
- Алло? - услышал я искаженный расстоянием голос Даши.
- Привет, - сказал я. - Как дела?
- Нормально. Ты откуда? Тебя плохо слышно.
- С летающей тарелки.
- Откуда?
- С тарелки летающей. Меня похитили инопланетяне.
- Да? Я им не завидую.
- Им никто не завидует. Они маленькие, уродливые, синего цвета. Кроме того, у них отсутствуют рты и органы размножения. Они не пьют, не курят, не...
- Понятно, - перебила меня Даша. - И как долго они тебя продержат?
- Пару деньков. А, может, насовсем оставят. Ты бы что предпочла?
- Я бы предпочла принять горячую ванну.
- Ладно, - сказал я, - принимай. Извини, что побеспокоил.
- Подожди. Так откуда ты звонишь?
- Долго рассказывать. Ванна остынет.
- Не остынет. Я еще воды не набрала.
- Тогда слушай... Нет, лучше я потом расскажу. Когда вернусь.
- Как хочешь. Пока...
- Подожди, - снова сказал я.
- Жду.
- Даша... - Я замолчал.
- Что?
- Я тебя люблю.
- Поэтому сбежал от меня, не сказав куда?
- Конечно. От нелюбимых не сбегают.
- Забавно. А что с нелюбимыми делают?
- Живут с ними. Как правило, долго и несчастливо.
- Глупости.
- Наверное. Чего еще от меня ожидать.
- Ладно, Мишаня. Ты позвонишь, когда приедешь?
- А ты хочешь, чтоб я позвонил?
- Допустим, хочу.
- Ты скучаешь по мне?
- Предположим, скучаю. Только не задавай так много вопросов.
- Больше не буду. Пока.
- Пока.
Мы одновременно повесили трубки. Я еще несколько секунд постоял в кабине, затем вышел и направился к девушке за окошком.
- Поговорылы? - спросила она.
- Поговорили, - рассеянно ответил я.
- З вас рубль симдэсят.
Я расплатился.
- З дивчыною своею балакалы?
- С сестрой, - зачем-то соврал я.
- Ага, - хмыкнула девушка. - Так то вы сэстри сказалы, що йийи любытэ?
- Что ж я, не могу сестру любить?.. А вы подслушивали?
- Ага, - простодушно усмехнулась девушка. - Цикаво ж. А от вона нэ сказала, що вас любыть.
- Она стеснительная. Вы что сегодня вечером делаете?
- А вам нащо?
- Хотив вас у гости запросыты.
- Ага. Зараз мий Стэпан прыйидэ, вин нас обох так запросыть...
- Такый лютый?
- Звир. Прыбье. Я тоби, скаже, курва, погуляю по москалях...
- А чого це я москаль?
- Стэпан колы злый, так у нього вси москали... Вы бы йшлы соби.
- Пиду, - кивнул я. - Бо дуже Стэпана боюся. Так вы не придете?
- Ни.
- И правильно. А знаете, всё это вранье, будто нас какой-то груз к себе вяжет. Ничего нас не вяжет. Мы этот груз в себе носим.
- Якый щэ груз?
- Такый соби.
- Нэ зрозумила.
- Я тоже. До побачэння.
Я вышел из здания почты и зашагал по улице Свободы обратно к турбазе. К тому времени смерклось. Шел я неторопливо, потому что спешить было некуда. Дойдя до моста через Прут, я остановился, затем спустился вниз, к воде, и присел на какой-то пенек, торчавший из снега. Река, полускрытая сумерками, убегала вдаль, исчезая за поворотом. На мосту появились два темных силуэта.
- Ну що, - сказал один, - запалымо?
- Давай, - отозвался другой.
В темноте вспыхнула спичка, затем она погасла и засветились два маленьких оранжевых огонька.
- Ты до Любкы на турбазу вэчэряты? - спросил первый.
- Но, - ответил второй. - А ты?
- А я на коляцию в рэсторацию. ***
- Дорого.
- Та що там дорого. Сьогодни майно, завтра лайно.**** Затэ у рэсторацийи москалив нэма. А на турбази ступыты нидэ, у москаля вляпаешся.
- Угу, - зловещим басом отозвался я снизу. - Повна турбаза москалив. Будэмо быты? Чы нэ будэмо нэ быты?
Мост так удачно отрезонировал звук моего голоса, что я сам немного испугался. Огоньки дрогнули. Некоторое время царило молчание, затем первый неуверенно спросил:
- Ты хто?
- Чорт, - ответил я.
- Тьху! - боязливо сплюнул второй
- Нэ плюйся, бо вылизу, - пригрозил я.
Снова наступила тишина, затем послышался робкий голос второго:
- Вуйку, посьорбалы звидсы. Така лыха нич...
- А, можэ, набьемо чорту морду? - предложил первый.
- Я тоби зараз таку морду набью, - прогудел я, - що у зэркало дывытыся знудыть. *****
- Вуйку, - второй потянул первого за рукав, - ходимо, га? Чы воно чорт, чы нэ чорт, а цэ лыха людына.
Первый - видимо, посмелее - перегнулся через перила моста и уставился в темноту.
- Убэры харю, - сказал я, - бо мэнэ вже нудыть.
- Ходимо, вуйку, - не унимался второй. - Цэ, ачэй, якась божэвильна тварюка. До крыминалу довэдэ... ******
Первый с сомнением покачал головой и по-новой наклонился и глянул вниз. Я набрал пригоршню снега, слепил круглый шарик и запустил ему в физиономию.
- От зараза, - удивленно сказал первый, вытирая лицо. - Твоя правда, вуйку, пишлы звидсы. Бо-зна, що отому чорту ще прыйдэ в голову.
Они поспешно двинулись прочь от моста. Я встал с пенька и вскарабкался наверх.
- Гэй! - крикнул я им вдогонку. - Я набрэхав. Ничого я не чорт. Я кыйивський москаль з Бостону.
- Псых! - ответили мне уже издалека. - Скажэный. Алкоголик. Пишлы, вуйку, водкы выпъемо...
Они пропали в темноте. Я немного постоял, затем перешел через мостик и направился к турбазе.
В номере меня ожидал сюрприз: стол был сервирован парой бутылок вина, стаканами и тарелками с простенькой закуской, а на кроватях сидели, поджидая меня, Ярик и Леся с Тасей.
- Пришел, наконец! - обрадованно воскликнул Ярик. - Хеллоу, Майкл! Хау ду ю ду?
- Он что, уже выпил? - обратился я к Лесе с Тасей.
Те покачали головами.
- Девочки, вы не обидетесь, если я на минутку украду его у вас?
Те пожали плечами. Я схватил Ярика за рукав и вывел из номера.
- Это как понимать? - спросил я. - Что они делают у нас в комнате?
- А ты не догадываешься? - весело ответил Ярик.
- Догадываюсь. Мне только интересно, как ты...
- Последовал твоему совету, - объяснил Ярик. - Самостоятельно позаботился о светлом будущем. Ты кого выбираешь - Лесю или Тасю?
- А ты согласен на то, что останется?
- Вполне.
- То есть, тебе всё равно?
- Абсолютно.
- Ярик, это скотство.
- А ты, оказзывается, моралист, да? Специалист по этике половой жизни?
- Просто ты, Ярик, никого не любишь.
- Я всех люблю! И всем готов отдаться... То есть, наоборот, всех готов отдать... Короче, Майкл...
- Кто?
- Извини... Мишка, не будь сволочью. Поддержи друга в светлом начинании. Вспомни, как мы красиво всё распланировали накануне отъезда...
- Ладно, - сказал я, - пойдем. Нехорошо, когда девушки ждут.
Мы вернулись в комнату. Леся и Тася выжидательно сидели рядышком на кровати, как две неудачно сросшиеся и совершенно непохожие друг на друга сиамские близняшки.
- Прошу прощения у милых дам, - галантно улыбнулся Ярик. - Суета светских приготовлений... Милые, приятные хлопоты... К столу!
Мы расселись. Леся оказалась по правую руку от меня, Тася - по левую от Ярика. Воодушевленный Ярик откупорил вино и разлил его по стаканам.
- Предлагаю выпить за знакомство! - провозгласил он.
- Так мы же, вроде, уже знакомы, - удивилась Тася. Кажется, я впервые за всё это время услышал ее голос.
- Это было шапочным знакомством, - объяснил Ярик. - Поезд, автобус, улица, столовая - всё это убогость и нищета духа. А сегодня мы имеем честь лицезреть вас в нашем скромном, но гостеприимном жилище... Словом, выпьем!
Он был явно в ударе - должно быть, от предвкушения.
- Что-то Майкл сегодня молчалив, - заметила Леся.
- Я молчалмв по жизни, - ответил я.
- Да? Не замечала.
- Потому что я застенчив и не люблю выставлять свою молчаливость напоказ. Но внутренне я молчалив.
- Шутишь?
- Нет. Просто за словами нужно уметь расслышать молчание.
Ярик разлил по-новой.
- А теперь, девоньки, выпьем за вас! - объявил он.
- И за вас, - вежливо откликнулись девушки.
- Хорошо, за всех вместе и за каждого в отдельности.
Мы выпили.
- А вы, дечонки, где учитесь? - поинтересовался Ярик.
- В КПИ.
- Надо же! Я тоже. Странно, что мы не встречались.
- Так политех большой...
- Эт точно. Вы на каком факультете?
- Химико-технологическом. А ты?
- На инженерно-физическом.
- А ты, Майкл?
- Что? - невнимательно спросил я.
- Где учишься?
Я чуть было не брякнул, что учусь в инязе, но вовремя вспомнил, что я американец.
- В художественном, - сказал я.
- Да ты что! - восхитилась Леся. - Ты еще и художник?
- Что значит «еще»?
- Ну, кроме того, что ты... - Она замялась.
- Американец?
- Да...
- Леся, должен тебя разочаровать, американец - это не профессия.
- Я понимаю... Извини, я не то хотела сказать... Майкл, а ты нарисуешь мой портрет?
- Увы, - сказал я. - Не могу.
- Почему?
- Я давал клятву Леонардо.
- Какому Леонардо?
- Не какому, а какого. Леонардо да Винчи. Все, кто поступает в художественный институт, дают клятву Леонардо не рисовать и не писать портреты живых людей, пока не овладеют тайнами мастерства. Первая заповедь художника - не навреди.
- Снова шутишь?
- Я серьезен, как паровой каток.
- Значит, не нарисуешь?
- Нет. Я не могу нарушить клятву. Для меня это дело принципа.
- Ты такой принципиальный?
- Конечно. Принципы для меня - святое. Ради принципа я человека убью.
- Кошмар какой! - Леся на всякий случай от меня отодвинулась.
- Не бойся, - усмехнулся я. - Один из моих принципов - не убий. Как в Библии. Я сам ему следую и другим спуску не дам. А если кто вздумает этот принцип нарушить, я его зарежу.
- Девочки, не обращайте внимания, - вмешался Ярик. - У Майкла чисто американское чувство юмора.
- Мы его прощаем, - улыбнулась Леся.
- Спасибо, - сказал я. - Хорошо быть американцем. Если я сейчас открою окно и помочусь в него, это не отнесут к моей невоспитанности, а спишут на мое американство. Попробовать, что ли?
Я встал. Ярик и Леся с Тасей испуганно глянули на меня. В это время в дверь постучали. Ярик досадливо поморщился.
- Войдите! - излишне гостеприимно сказал я.
Дверь открылась и в комнату зашли Серега и Павел. Серегины руки были заняты стаканами, Павел нежно и трогательно прижимал к груди большую литровую бутыль с полупрозрачной жидкостью.
- Привет, - сказал Серега. - Не помешали? Решили, типа, нагрянуть к вам, по-простому, по-соседски.
- И отлично сделали, - заявил я. - Что это у вас в бутылке?
- Самогон, - ответил Павел. - Бабкин. У меня бабка под Васильковом живет, такой первач гонит... Лучше всякой водки. Мы, это, подумали: грех, чтоб американец нашего самогону не попробовал... А мы точно не мешаем? - Он глянул на Лесю с Тасей.
- Как можно! - искренне воскликнул я. - Гость в дом - бог в дом. Два гостя - два бога.
- И самогон, - напомнил Серега.
- Точно, - кивнул я. - Святая троица. Присаживайтесь, пацаны.
Серега с Пашкой присели на краешек кровати. Ярик бросил в их сторону косой взгляд. Леся поправила прическу. Тася глянула под ноги. Чтобы заполнить эту неуютную паузу, я спросил:
- А что, урожаи под Васильковом в том году были хорошие?
- Чего? - не понял Павел. - Какие урожаи?
- Ну, что там у вас растет..
- Всё у нас растет.
- И хорошо растет?
- Нормально растет.
- А в прошлом году?
- Что в прошлом году?
- Нормально выросло?
- Нормально.
- Хоть одна приятная новость.
- Может, самогону выпьем? - предложил Серега.
- Отличная идея! - оживился я. - Девочки, вы как?
- Ни в коем случае! - возмущенно ответили те.
- А ты, Ярик?
Ярик глянул на бутыль, затем на девушек и с видимым сожалением покачал головой.
- Как хотите... А мы с ребятами выпьем, верно?
Серега и Павел кивнули.
- Майкл, не пей, - сказала Леся. - Ты не знаешь, что такое деревенский самогон.
- Где уж мне, - хмыкнул я. - А ты знаешь, что такое американский муншайн?
- Нет.
- Жуткий самопал.
- Ты что, его пил?
- Ведрами.
- Тебе ж двенадцать лет было, когда ты из Америки уехал!
- Было двенадцать, стало двадцать один. Цифры поменялись местами, а суть не изменилась. Наливай, Павел.
Павел аккуратно открыл бутыль и так же аккуратно разлил самогон по стаканам.
- Ну, - сказал Серега, поднимая стакан, - предлагаю выпить...
Закончить он не успел - в дверь снова постучали.
- Между прочим, прекрасный тост, - заметил я Сереге. - Войдите!
Новым гостем оказался Витя Богданович. На сей раз он был одет по-домашнему - в спортивный костюм и войлочные тапки без задников. В руках он держал пластиковый пакет, внутри которого что-то многозначительно позвякивало.
- Не помешаю, - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он. Затем бросил взгляд на стаканы и бутыль и с укоризной добавил: - Пьете... А у нас, между прочим, завтра с утра лыжное мероприятие в Ворохте.
- А что, в Ворохту пьяных не пускают? - поинтересовался я. - Это село повальной трезвости?
- У нас госуларство повальной трезвости, - серьезно заявил Витя. - В свете последних решений ведется повсеместная борьба с пьянством...
- Не понял, - сказал я. - Если в государстве повальная трезвость, почему ведется борьба с пьянством?
Витя подумал и ответил:
- В профилактических целях.
- Понятно, - кивнул я. - Какое оружие лично ты припас для борьбы?
- В смысле?
- Что у тебя в кульке звенит?
- Это? - Витя смущенно глянул на кулек. - Это чисто символически...
- «Белый аист», что ли?
- Ну.
- Тогда, конечно, чисто символически. Не пить же его, в самом деле.
- Понятно, что не пить, - кивнул Витя, доставая из кулька бутылку и стакан. - Тем более в свете последних решений... - Он поставил стакан на стол и сорвал с коньяка закрутку. - Разве что по чуть-чуть... В профилактических целях...
Мы едва успели выпить, как появились новые гости - сразу несколько человек, жаждущих проведать американца и его спутника. Ярик безнадежно махнул рукой. К полуночи наша комната стала напоминать открытое купе плацкартного вагона, так что я даже удивился, отчего пейзаж за окном остается неподвижен. Стоял невообразимый гам. Кто-то бренчал на гитаре. Кто-то требовал, чтоб ему налили. Каждые полчаса Витя напоминал, что завтра с утра нам ехать в Ворохту и чтобы мы пили поменьше. Какие-то Марина и Артур упрашивали меня прислать им из Америки приглашение... Я шумел с остальными. Что-то пробовал подпевать. Чокался стаканом со всеми подряд. Заверял Витю, что всенепременно наведаюсь в Ворохту, даже если меня придется нести туда на руках, завернув в американский флаг. Клятвенно пообещал Марине с Артуром выслать им приглашение в бутылке из-под кока-колы, едва нога моя ступит на землю Соединенных Штатов. И лишь далеко за полночь, прощаясь со всеми, каким-то уцелившим обломком подсознания отметил, что среди гостей нет Леси и Таси, которые, видимо, давно и незаметно ушли.
Утром мое бренное, как никогда, тело безвольно расположилось в кресле автобуса, готового отправиться на лыжную базу под Ворохтой. Во рту было сухо, в голове стучали молоточки.
- Все на месте? Американец на месте? - привычной скороговоркой осведомился Витя и, получив утвердительный ответ, бросил водителю: - Поехали.
Автобус тронулся. Витя двинулся вдоль прохода и подошел ко мне.
- Ну как? - поинтересовался он. - Голова болит?
- Болит, - ответил я.
Витино лицо расплылось в улыбке.
- Человек! - приязненно сказал он. - На вот, держи.
Он достал из кармана куртки небольшую металлическую флягу и протянул мне.
- Это что? - спросил я.
- Коньяк. Хлебни, легче станет.
Я отвинтил крышечку и сделал большой глоток. Сперва меня чуть не стошнило, затем по телу поползло приятное тепло.
- Спасибо, - сказал я, возвращая Вите флягу.
- Всегда пожалуйста, - двусмысленно ответил Витя. - Человек человеку кто?
- Кто угодно, - ответил я.
- Эх, американец... - Витя покачал головой, спрятал флягу в карман и направился к своему креслу.
В проеме между сиденьями показалась голова расположившегося впереди Павла.
- Ты как, Майкл? - полюбопытствовал он.
- Знаешь, Паша, - сказал я, - если, не дай Бог, между Америкой и Союзом начнется ядерная война, первый удар следует нанести по Василькову.
- Чего это?
- Чтоб самогон не гнали. Это химическое оружие массового истребления.
- Не бреши, отличный самогон!
- Самогон, конечно, отличный. Только пить его не надо.
Павел обиделся, убрал голову и откинулся в кресле.
- Это тебе наказание, - заявил Ярик.
- Хоть ты помолчи, - поморщился я.
- За тавое хамское отношение к девушкам, - не унимался Ярик.
- Нормально, - сказал я. - Ты, как животное, пытаешься затащить их в постель, всё равно какую, а я веду себя по-хамски?
- Конечно. Ты их оскорбляешь невниманием. Зачем мы сюда приехали? Для этого самого. А они? Для того же. Так какого черта...
- Заткнись, Ярик, - сказал я. - Философствуй про себя.
Ярик пожал плечами и замолчал. Я повернулся к окну. Небо, серое с утра, прояснялось, делаясь светло-синим, под золотистым солнцем красиво блестел снег. Когда мы прибыли на лыжную базу, блеск этот превратился в сплошное белое сияние, с непривычки слепящее глаза. Мы разобрали лыжи и палки.
- Значит, так, - коротко проинструктировал Витя, - катаемся спокойно. Ходим, не бежим. Уменьем не хвастаем, рекордов не ставим. Держимся цепочкой. Чтоб я потом никого не искал. Ну, поехали.
Наша лыжная кавалькада тронулась с места. Поначалу мы и правда шли цепочкой, затем разница в навыках сказалась, и цепь распалась на звенья. Я оказался где-то посередине. Чуть впереди от меня пестрели ярко-красная куртка Леси и нежно-голубая курточка Таси. По обе стороны простиралась заснеженная долина, сжатая в полукруг невысокими Карпатскими горами. Вдалеке белела снежная шапка Говерлы. Чистый воздух почти полностью выветрил из меня вчерашний хмель, стало легко и необъяснимо радостно. Мне вдруг показалось нелепым предвигаться шагом, захотелось бежать и даже лететь. Я прибавил темп и вскоре поравнялся с Лесей и Тасей. Я собрался было крикнуть: «Лыжню!», затем передумал и молча их объехал.
- Майкл, - раздался у меня за спиною голос Леси.
Я сделал вид, что не услышал, и помчался дальше. Ощущение было такое, словно и лыжи, и ноги мои, и весь я состою из воздуха. По пути я поочередно обогнал Серегу, Павла, затем Витю.
- Эй, американец! - окликнул меня Витя. - Ты куда?
- В Бостон, - ответил я. - Пишите до востребования.
- Псих, - сказал Витя. - Дыхалку посадишь. Как обратно добираться будешь?
- Никак, - отозвался я, убегая. - Мне обратно не надо.
Казалось, что я отрываюсь от чего-то бессмысленно тяжелого, и нити, вяжущие меня к этой тяжести, с каждым движением делаются тоньше и вот-вот оборвутся. Затем я подумал, что глупо бежать по проложенной лыжне, свернул в сторону и покатился вниз по склону. Склон был довольно пологим, но беговые лыжи оказались не приспособлены для спуска. Под ногами откуда-то вырос бугорок, я неловко перелетел через него, нелепо кувыркнулся и рухнул спиною в снег. Лицо обожгло холодом, на ресницах повисли снежинки. Я глянул вверх. Надо мною синело небо. Оно было огромно, даже бесконечно, но бесконечность его не подавляла, а обволакивала, точно я одновременно лежал на снегу и летел по небу..
«Странно, - подумал я. - Выходит, не обязательно обрывать связи. Выходит, можно летать, не отрываясь от земли».
Внезапно небо заслонило лицо Вити, склонившегося надо мной. Рядом с ним появились лица Сереги и Павла.
- Американец, - испуганно произнес Витя, - ты живой?
- Leave me alone, - почему-то по-английски сказал я. - Please.
- Чего? - не понял Витя.
- Оствьте меня в покое, - перевел я. - Пожалуйста.
- Ты ничего не сломал?
- Ничего не сломал. И ничего не порвал. Оказывается, ничего не нужно рвать. Что мы такое без связей, которые нас держут? Ничего. Воздух. Меньше воздуха. Не будь силы тяжести, всё бы развалилось на куски.
- Ты что, головой стукнулся?
- Ничем я не сткунулся. А только если груз находится внутри нас, то и небо тоже внутри нас. У каждого свое небо под Аустерлицом.
- Каким еще Аустерлицем?
- Хорошо, пусть будет под Ворохтой.
- Может, у него сотрясение мозга? - предположил Серега.
- Завидуешь, что есть чему сотрясаться? - огрызнулся я. - Так ты не завидуй. Нет у меня сотрясение. И мозга, наверное, тоже нет. Чего вы столпились? Ложитесь рядышком. Знаете, как здорово лежать на снегу и смотреть вверх...
- Майкл, - сказал Павел, - а ты назад сможешь идти?
- Ни в коем случае, - ответил я. - Я же говорил вчера, что меня понесут на руках, завернув в американский флаг. Руку дай...
Павел протянул мне руку, я ухватился за нее и встал на ноги.
- Ну что, - сказал я, - поехали?
- Куда?
- Куда-нибудь.
- Может, тебе коньяку хлебнуть? - предложил Витя.
- Спасибо, - ответил я. - Коньяку не надо.
- А я, кажется, хлебну.
Витя достал из кармана флягу, отвинтил закрутку и сделал богатырский глоток.
- Так-то оно получше будет, - проговорил он, вытирая усы.
- Обязательно будет лучше, - кивнул я. - Давно хотел вам сказать: классные вы ребята. И классное место Ворохта. И Васильков тоже классный город. И самогон в Василькове классный делают.
- Может, всё же, глотнешь коньячку? - с сомнением покачал головой Витя. - Сотрясение не сотрясение, а мозги у тебя явно набекрень встали.
- У моих мозгов это рабочее состояние, - ответил я. - Пошли.
Мы лесенкой взобрались наверх, где нас поджидала остальная группа.
- Что случилось? - спросила Леся.
- Ничего не случилось, - буркнул Витя. - Американец с ума сошел.
- Как сошел?
- Как-как... По-американски.
- Майкл, что с тобой?
- Ничего особенного, - ответил я. - Американская трагедия тихого американца. Проигрался на бирже. Все спустил подчистую - мамину квартиру в Бостоне, папин телевизор в Киеве и личную зубную щетку. Что я без щетки буду делать - ума не приложу.
- Ты серьезно?
- Конечно, Леся. Так что я теперь не американец, а голодранец. Никакого интереса во мне нет.
- Дурак, - сказала Леся. - Просто дурак.
- Конечно, дурак, - с у лыбкой согласился я. - Зато легкий.
Леся, ничего не ответив, развернулась на лыжах и, зло отталкиваясь палками, заскользила прочь. Ярик, укоризненно глянув на меня, покатил вслед за нею. За ним потянулись остальные. Рядом со мною осталась лишь Тася.
- А ты чего не с подружкой? - спросил я.
- Майкл, - сказала Тася, - ты зачем Лесю обижаешь?
- Как это я ее обижаю?
- Она к тебе тянется, а ты ее отталкиваешь.
- К моему американству она тянется. А стоило мне проиграться на бирже, обозвала меня дураком и уехала.
- Какой еще бирже... Ты нас совсем за дурочек считаешь? Она потому и обиделась, что ты ей не веришь. И всякую чепуху рассказываешь. А ты ей по-настоящему понравился, а не потому что ты американец.
- А тебе?
- Что мне?
- Тебе я тоже нравлюсь?
- При чем тут я?
- А что, у тебя своих чувств быть не может? Подружка не разрешает?
- Она...
- Она эгоистка чертова, - сказал я. - Всё время пытается отодвинуть тебя в тень.
- Это не так.
- Это так. Скажи мне честно, я тебе нравлюсь? Говори, не бойся, я не буду ни смеяться, ни шутить по этому поводу.
- Нравишься, - тихо сказала Тася.
- Тогда какого черта ты мне рассказываешь про Лесины обиды? Почему ты говоришь от ее имени, а не от своего?
- Я не знаю...
- А я знаю.Тася, давай поцелуемся.
- Как?
- Нежно.
- Нет, - сказала Тася.
- Почему?
- Это предательство.
Я вздохнул.
- Хорошо, - сказал я. - Я не допущу, чтобы ты стала предательницей. Лучше уж я стану насильником.
Я обхватил Тасю, прижал к себе и поцеловал в губы.
- Мммм, - замычала Тася, сцепив губы так, словно боялась под пыткой выдать военную тайну.
- Понятно, - сказал я. - Поехали.
- Куда?
- За остальными. А то твоя подружка решит, что мы тут чем-то нехорошим занимались, и отругает тебя.
- Постой. - Тася по-детски шмыгнула носом, затем посмотрела мне в глаза.
- Что?
- Майкл, поцелуй меня еще раз.
- Думаешь, стоит? Я как-то не привык целоваться с Брестской крепостью.
- Извини. Я просто испугалась. Я больше не буду...
- Честное пионерское?
- Не смейся. Ты обещал надо мной не смеяться.
- Хорошо. Я тоже больше не буду.
Мы сблизили лица, прижались друг к другу и поцеловались.
- Спасибо, - сказала Тася.
- За что? - усмехнулся я.
- Никому не скажешь?
- Умру - не выдам!
- У меня это в первый раз.
- У меня тоже.
- Честно?
- Честно. Я еще никогда не целовался, стоя на лыжах.
- Да ну тебя...
- Не обижайся, - сказал я, по-новой прижимая ее к себе. - Давай закрепим наш успех.
- В смысле?
- Еще раз поцелуемся..
- А остальные?
- Что остальные?
- Нехорошо, что они будут нас ждать.
- Наоборот, очень хорошо. Или ты предпочла бы, чтоб они уехали без нас?
- А они точно без нас не уедут?
- Точно.
Тася потупилась, вздохнула, затем снова посмотрела на меня и негромко сказала:
- А жаль.
______________________________________________________________________________________________
* Связь временно не работает (укр.)
** Лучше б уже на Марс звонили (зап. укр.)
*** На ужин в ресторан (зап. укр.)
**** Сегодня имущество, завтра дерьмо (укр.)
***** Стошнит (укр.)
****** Это, наверное, какая-то сумасшедшая тварь. До тюрьмы доведет (зап. укр.)