Для Меламори....
Держи, родная, обещанное, только не пугайся =))
* * *
Осколками осени, буйной и пьяной,
Умершими листьями в чаше фонтана...
- Уходишь... не рано?
- Ты знаешь, не рано,
А чувства пусты, как попытка обмана.
От шелка осенних промокших дорожек,
Бежит неизбежность морозом по коже...
- А может быть можно?..
- Увы, не поможет.
Порою покой всех терзаний дороже.
Сквозь полог тумана, тревожный и зыбкий,
Не видно ни слез, ни морщин, ни улыбки...
- А может быть?..
- Брось, не исправишь ошибки.
...И ветер тихонько играет на скрипке...
Закулисное на выдохе…
Себя разыграй, как в последнем спектакле -
По нотам, секундам, мгновеньям… по капле.
Как выдох - как крик. И взрывайся словами
Пред сотней безумцев - как пред небесами.
Чтоб взгляд наизнанку вывертывал души.
Чтоб в муках рождать, и в мгновение - рушить.
Чтоб чувство конца перед каждым порогом.
Пусть жизнь - это миг… только как это много!
Твой голос - хорал. По натянутым нервам
Пройди сквозь толпу. И последний, как первый,
Тот миг на века, а века - на мгновенье.
В блаженстве немом соверши преступленье -
По шагу. По вере. По истинной мере.
На сцене - и в ложах, балконах, в партере…
- Что там, позади?
- Брось, тебе лишь приснилось.
- Себя разыграть?.. Что ж, почти получилось…
* * *
Опущен занавес. Привратник гасит свечи.
Все кончено. Пора уйти, забыть
И на день умереть. Чтоб снова вечер
Пришел к тебе, заставив пережить
Всю власть над миром, грязные лохмотья,
Молчанье стали, зала тишину,
Смерть королей, быт нищего отродья -
Семь сотен жизней - только не одну.
Свинцовый маски груз и легкость правды,
И невозможность быть самим собой,
И обреченность жить чужой судьбой,
И быстро проходящий отблеск славы…
А зал молчит, а лица сплошь лукавы,
И ты не сможешь не закончить бой.
Безумен персонаж, безумней - чтец…
А время снова отливает пули,
И облекает истину в свинец.
Опущен занавес. Тебе - тебя вернули,
Ты рад бы жить… но ты уже мертвец.
Актер вне рампы, публики, и сцены.
Долою грим. Простые перемены
Способны убивать, но не рождать…
Средь сотен лиц - таких простых и… сложных,
Живых, шальных, глумливых, осторожных
Сложней всего - себя не потерять.
Итоги Черного Шута...
Это не я, это кто-то другой
Пепельным вереском, дымкою рваною
Снова уходит в проклятый покой,
Это опять чьи-то сны за туманами
Тянутся в даль и зовут миражи…
Дождь разбивается о витражи…
Брызгами, болью, потерей…
Ты до конца доиграл эту роль,
Больше не шут, но еще не король,
Молча замерший у двери.
Это не я, это просто весна
Осенью катится в пропасть неверия -
Воспоминанье из глупого сна…
Вновь подменяя прощеньем доверие
Рвем безоглядно последнюю нить,
Слепо решаем - быть или не быть,
Пренебрегая словами.
Мы вновь сильны и все также глупы,
И выживая под крики толпы
Мы предаем себя сами
Попытка оправдания...
И опять игра… Вновь - смешная поза,
осипший голос.
И вперед на свет - это время ждет,
но отнюдь не лечит.
Что, уже пора? И летим вперед,
набирая скорость.
Что, уже? Еще? - Ожиданьем сердце б
не искалечить.
Не назад - вперед. Обернуться? Нет!
Обернуться?! Поздно…
Это просто миг оборвался звонкою
ноткой боли.
Посмотри на небо - кто-то в нем шальные
зажег звезды.
Посмотри и прикован останься навек
к земной юдоли.
И опять игра… Вновь - смешная поза,
осипший голос.
Посмотри наверх - небеса играют
без ноты фальши.
За чертой беды как нигде уже
неуместна гордость.
Обернись к звезде, и скажи мне, что
ожидает дальше?…
Сезон гореть черновикам...
Когда-нибудь, устав от лжепророчества,
Причалив к новым берегам,
Поймешь ты вдруг всей силой одиночества:
Сезон гореть черновикам…
Когда-нибудь, стряхнувши пепел с головы
Отдавши долг чужим богам,
Поймешь ты вдруг - они давно мертвы:
Сезон гореть черновикам…
Перенизавши четки старые - Господь спаси!
Услышь неведомо-упрямое - Долой мессий!
Ты научись не падать с лестницы, прощать врагам…
А с неба, гласом горевестницы:
Сезон гореть черновикам…
Догоревшее...
Полузадушенная в кармане, дрожала совесть…
В слепом тумане, кричали совы: Запри засовы!
Кто тут ведущий, а кто ведомый?..
Полураздавленное на трассе, горело счастье -
Сгорало счастье в остатках страсти:
Кому спасенье - кому ненастье…
Полузабытое на арене, благословенье -
Петлей на рее, ножом по вене -
Благоспасенье… Благозабвенье!..
* * *
Мне холодно от слов, как от прикосновений.
Последнее «прости» затихло за спиной.
Я ухожу от снов, не терпящих сомнений -
Что было, то прошло. То навсегда со мной.
Вновь разрывает ночь нелепым криком птичьим
Фальшивая тоска по сломанным мирам.
Себя не превозмочь - горьки до неприличья
Баллада «не про нас» и тризна «не по нам».
Пульсирует в висках безжалостное скерцо,
Натянута струна на грани бытия.
Прощай и не пиши. Прости. Закрыта дверца.
Рабы иной войны - не «мы», но «ты» и «я»...
Каждую ночь снится...
Каждую ночь - снится. Каждую ночь, правда.
В небо - шальной птицей, в небо - лететь рада.
Чтоб за спиной - крылья, чтоб позади - беды,
Чтобы внутри - сила, раз Бог другой не дал.
Если закат - алым, если вокруг - стая,
Разве этого мало - мира, с земли до края?
Если бы мне - в небо... может ведь так случиться?
Дом, где ни разу не был, каждую ночь снится...
Оглянуться назад...
Мы уходим легко, не стремясь оглянуться назад.
Повезет - навсегда, ну а нет - не судите пристрастно,
Если вновь тишина за спиной, если вновь листопад...
Если все повторяется - так неизменно... напрасно.
Мы уходим, смеясь, только взгляд припорошен слегка.
Просто снег в октябре, повинуясь прогнозу дрянному
Торопился придти, так стремился к нам издалека...
Заметая безжалостно узкую тропку до дома.
Дом там, где тебя ждут - даже если бессмысленно ждать.
Даже если возврат не прописан в небесном билете.
Мостик из безнадежной любви и бессмысленных дат,
Никому незаметный, но очень уж нужный на свете,
Тем кто хочет хоть раз, уходя, оглянуться назад...
* * *
Горят небеса. В синеве догорают страницы.
Небесный вокзал. Отправление в двадцать ноль три.
А время - в обрез. Нет возможности остановиться.
Так хочется крикнуть: "Куда ж ты? Постой, посмотри!"
Но надо спешить. Не хватает терпенья и такта -
Обучена верить наукой пророческих снов.
Вот шулер-закат вынимает последнюю карту -
И козырь на стол - под звучание колоколов.
Задача проста - приумножить, удвоить, утроить.
Забыли добавить, что главное - не потерять.
Спасительный бред: корабли уходили под Трою.
Но ждать ли обратно? Ведь время не движется вспять…
Горят небеса… Догорела последняя искра.
В лиловом просторе безжалостно - двадцать ноль две.
Напрасна попытка. Но разве не стоило риска
Желанье удрать за зарей босиком по траве?..
* * *
Уходить не прощаясь - такая дурная привычка.
Невдомек человеку, что нити - прочнее цепей.
И трепещет неловко, сгорая, последняя спичка:
Ее тоже волнует вопрос - что же будет за ней?
Что же будет за мной? Кто пройдет проторённой дорожкой?
Кто на хитрой развилке сумеет казаться умней?
На окне равнодушно мурлыкает черная кошка -
Ведь она точно знает, что выбор остался за ней.
Может быть, она мне предоставит восьмую попытку -
Я нырну с головой в этот омут, похожий на сон,
Обменяю осколочек жизни на взгляд и улыбку,
Что мне светит в ночи лишь в одном из десятков окон.
Из десятков окошек… плюс минус одна бесконечность:
Ведь считать огоньки в темноте - все равно ни к чему.
Ах, как просто сложить из осколков нелепое «вечность»
Чтобы вечно стремиться на встречу к тебе одному.
Ну а после уйти не прощаясь… опять, по привычке -
Бесполезно меняться, пройдя половину пути.
А в ладони смеется, сгорая последняя спичка -
Не спеши, мне ведь завтра еще половину пройти.
* * *
Глупо за горло душить сомненья:
с миру по рифме - стихотворенье.
А между делом - упадок зренья,
кашель и насморк - привет, прогресс.
Каждый ухаб у тебя - горою,
кожа и банты клейма не скроют
Детка, прикинь, нелегко порою -
жизнь ведь не чудо, а Двор Чудес…
С миру по нитке - рубаха сшита.
Гулко по нервам стучат копыта:
Вот налицо парадоксы быта:
с детства заучено - принцев нет.
Мятый, небритый, местами теплый,
пиво и рыбка "со вкусом воблы",
Знаешь, а ночью все кошки… темны.
Веришь, не веришь… гаси-ка свет.
С миру по нотке - ни капли слуха.
На клавикордах зимует муха,
В ветхих альбомах - "пространство духа",
или же попросту - чистый лист.
С миру по вере - прошу на выход.
Господи, тут у тебя так тихо,
Ты погоди, не гони так лихо!..
а в голове - только ветра свист.
С миру по гвоздику - вбила в небо,
счет по зарубкам - на "был" и "не был"
Птицы под окнами просят хлеба.
Птицам - птенцов по весне кормить.
Хлеба и зрелищ - банальность прозы.
В мае - снега, а должны быть грозы...
Господи, к черту! К чему вопросы?
Видно и вправду пора сходить.
* * *
Мой Гамлет, сегодня безудержно пьян
Нелеп и смешон, и почти безобразен.
И даже его самый мелкий изъян
Заметен в любой мельком брошенной фразе.
Мой Гамлет несчастен. Так будет всегда…
Но он так привык. Уже пару столетий
Со стен Эльсинора стекает вода…
Всего лишь вода, как поток междометий.
Шотландское небо и лондонский сплин,
А датский - тут разве что титул и только
Всей жизни вопрос - несомненно, один:
Что в жизни любовь? Это только прослойка
Меж "быть" и "не быть", лишь завязка игры,
Начатой не нами…
- Гертруда, Полоний!
Он умер! Запомни, все связки стары,
Придуманы Богом в плацкартном вагоне,
Когда вовсе нечего выпить, и ждать
Уже невтерпеж. Когда люди как карты -
В засаленный веер ложатся опять,
И пляшет безумец на плеши Монмартра,
Забыв, что меж нами разлился Ла-Манш,
А может быть Северный и Ледовитый…
Мой Гамлет, несчастный, ничтожный, mon ange,
Пьет горькую, вязнет средь пошлого быта,
Дырявых носков, потемневших корон,
Оплывших свечей, официальных парадов,
На кладбище грязном считает ворон,
Могильщика впрямь называет собратом…
Не нашего века, но все же - герой.
Не нашего… но характерный без спора.
- Скажи мне, Офелия, как под водой
Дышать, избежав ядовитого сора,
Людских шепотков, что проникли извне,
Скажи мне, о как… я не знаю, мне больно.
Скажи мне…
- Оставьте же, сударь, довольно
Она уже там на другой стороне!..
Мой принц… лишь сегодня до чертиков пьян,
Но вечно один в этом сумрачном доме.
Король во дворце, собутыльники в коме,
Актеры сыграли последний обман,
Из взглядов и вздохов, из пошлых картин,
Предательств покрытых сырой позолотой…
"…or not to be" - шепчет, безумец, кретин!
Он жизнь свою кончит, конечно, гароттой
В умелых руках…
…Не запить этот бред,
Его сохранит полоумный поэт.
И лет через триста под залпы оваций,
Поймем мы, что "фишка" трагедий не в том,
Кто был палачом - хоть бесплотный фантом:
Во всем виноват был один лишь Гораций…
...А Гамлет и в смерти своей не умней.
* * *
Дайте, я угадаю - все повторится, только…
Ноги не кормят волка, кошку не кормят пальцы.
Вечер нежнее шелка, ветер острее танца.
Дайте сложить ладони и зачерпнуть сомненья
Жизнь это лишь мгновенье, только бы не остаться
Бликом на грани зренья, девочкой из Прованса…
Тонкой, смешной, нелепой, куколкой-паутинкой,
Ссадиной на пластинке пошленького романса.
Лучше в потеках тинктур, в реквиеме по Брамсу
Искрою раствориться…
Дайте, я угадаю, все как тогда - как прежде:
Муки слепой надежды, ночи не растворяют
Пепельные одежды, город во мраке тает
Вечер смежает вежды, время его конечно.
Сумерки быстротечны, краски с небес стекают
Звезды по тропам млечным, музыку рассыпают.
Мне навевают грезы, в сети самообмана,
В списки чужих романов, розгами загоняя.
Буду цветком дурмана, Гердой, не знавшей Кая…
Надо же так влюбиться!..
Дайте, я угадаю - мы сочинили сами
Все, что в ином пространстве может не повторится
Годы ахейских странствий, ветер под парусами
Маленькую торговку... спичками? Чудесами!
Город зеленых стекол, крылья бумажной птицы,
И нас с тобой, мой рыцарь.
Дайте, я угадаю...
Осень
...Осень - время войны и страсти…
Время жечь костры, собирать урожай яблок,
в каждом новом дне видеть безумный подарок,
видеть этот мир, у которого все фломастеры разные,
но в пирогах равная степень сладости.
Осень - время любви и загадок,
деревянных качелей и золота листьев, пряностей,
что вино превращают в благоуханный паводок…
опрокинута чашка, рассыпались бусы боярышника,
только это не страшно, это такие малости, ведь
Осень - время далеких странствий, ведь правда, барышня?
в октябре все аллеи парка ведут к безбрежности,
и к пропахшей осенним дымом и горькой нежности.
От которой совсем недолго до невозвратности.
Я хочу сохранить для себя наши тихие странности
Я запомню
Осень время войны и стра-стности…
* * *
До моей Итаки осталось четыре дня.
Это вовсе не мало - куда там десяткам лет.
Сотни даймонов чахнут на кончике острия
Сотням ангелов слишком рано на этот свет.
Надо мною с утра видать посмеялся бог.
Надо мною… да я спросонья забыл - какой.
Аполлон ли мне одолжил кривоватый слог,
Или ты, Сова и Олива, взяла покой,
Унесла, стихарила, украла - что вам богам
Человечии правила - пеплом на алтарях.
Впрочем, я, как всегда, припадаю к твоим ногам,
Даже если с утра позабыл о том, второпях.
Торопясь домой, до дому, к жене, к отцу,
Даже к сыну, хоть я ему лишь чужой мужик…
Я подлец, наверно… пускай, зато все - к лицу,
Даже двадцать лет, за которые я отвык
От того что царь, от того что слаб, от того что… бог.
Я ведь тоже бог, пусть в каких-то своих морях.
Двадцать долгих лет… я вернулся домой, я смог.
До Итаки всего лишь четыре дня.
* * *
Я пишу о любви. О любви я не знаю ни слова.
Осень вальсом кружит меж бесстыдно облезших берез.
Осень тихо поет, будто плачет меж веток сосновых,
Каждой нотой своей, убеждая, что все не всерьез.
Я пишу о любви. Я без счета чернил и бумаги
Извожу в никуда, не умея закончить строки.
Сквозь сибирский туман, по брусчатке безоблачной Праги
Я бегу от себя - осень глухо разносит шаги.
Пелионской горой - моей жизни последняя веха.
Одиссея безумия тоже подходит к концу.
Я иду по страницам… я просто ищу человека.
Дождь тихонько шуршит, дождь стекает водой по лицу.
Я не знаю, зачем за перо берусь - снова и снова,
Вывожу вензеля и виньетки непрожитых грез.
Я пишу о любви… о любви я не знаю ни слова.
Это будет со мной, пусть я знаю, что все - не всерьез.
* * *
Осколками осени, буйной и пьяной,
Умершими листьями в чаше фонтана...
- Уходишь... не рано?
- Ты знаешь, не рано,
А чувства пусты, как попытка обмана.
От шелка осенних промокших дорожек,
Бежит неизбежность морозом по коже...
- А может быть можно?..
- Увы, не поможет.
Порою покой всех терзаний дороже.
Сквозь полог тумана, тревожный и зыбкий,
Не видно ни слез, ни морщин, ни улыбки...
- А может быть?..
- Брось, не исправишь ошибки.
...И ветер тихонько играет на скрипке...
Закулисное на выдохе…
Себя разыграй, как в последнем спектакле -
По нотам, секундам, мгновеньям… по капле.
Как выдох - как крик. И взрывайся словами
Пред сотней безумцев - как пред небесами.
Чтоб взгляд наизнанку вывертывал души.
Чтоб в муках рождать, и в мгновение - рушить.
Чтоб чувство конца перед каждым порогом.
Пусть жизнь - это миг… только как это много!
Твой голос - хорал. По натянутым нервам
Пройди сквозь толпу. И последний, как первый,
Тот миг на века, а века - на мгновенье.
В блаженстве немом соверши преступленье -
По шагу. По вере. По истинной мере.
На сцене - и в ложах, балконах, в партере…
- Что там, позади?
- Брось, тебе лишь приснилось.
- Себя разыграть?.. Что ж, почти получилось…
* * *
Опущен занавес. Привратник гасит свечи.
Все кончено. Пора уйти, забыть
И на день умереть. Чтоб снова вечер
Пришел к тебе, заставив пережить
Всю власть над миром, грязные лохмотья,
Молчанье стали, зала тишину,
Смерть королей, быт нищего отродья -
Семь сотен жизней - только не одну.
Свинцовый маски груз и легкость правды,
И невозможность быть самим собой,
И обреченность жить чужой судьбой,
И быстро проходящий отблеск славы…
А зал молчит, а лица сплошь лукавы,
И ты не сможешь не закончить бой.
Безумен персонаж, безумней - чтец…
А время снова отливает пули,
И облекает истину в свинец.
Опущен занавес. Тебе - тебя вернули,
Ты рад бы жить… но ты уже мертвец.
Актер вне рампы, публики, и сцены.
Долою грим. Простые перемены
Способны убивать, но не рождать…
Средь сотен лиц - таких простых и… сложных,
Живых, шальных, глумливых, осторожных
Сложней всего - себя не потерять.
Итоги Черного Шута...
Это не я, это кто-то другой
Пепельным вереском, дымкою рваною
Снова уходит в проклятый покой,
Это опять чьи-то сны за туманами
Тянутся в даль и зовут миражи…
Дождь разбивается о витражи…
Брызгами, болью, потерей…
Ты до конца доиграл эту роль,
Больше не шут, но еще не король,
Молча замерший у двери.
Это не я, это просто весна
Осенью катится в пропасть неверия -
Воспоминанье из глупого сна…
Вновь подменяя прощеньем доверие
Рвем безоглядно последнюю нить,
Слепо решаем - быть или не быть,
Пренебрегая словами.
Мы вновь сильны и все также глупы,
И выживая под крики толпы
Мы предаем себя сами
Попытка оправдания...
И опять игра… Вновь - смешная поза,
осипший голос.
И вперед на свет - это время ждет,
но отнюдь не лечит.
Что, уже пора? И летим вперед,
набирая скорость.
Что, уже? Еще? - Ожиданьем сердце б
не искалечить.
Не назад - вперед. Обернуться? Нет!
Обернуться?! Поздно…
Это просто миг оборвался звонкою
ноткой боли.
Посмотри на небо - кто-то в нем шальные
зажег звезды.
Посмотри и прикован останься навек
к земной юдоли.
И опять игра… Вновь - смешная поза,
осипший голос.
Посмотри наверх - небеса играют
без ноты фальши.
За чертой беды как нигде уже
неуместна гордость.
Обернись к звезде, и скажи мне, что
ожидает дальше?…
Сезон гореть черновикам...
Когда-нибудь, устав от лжепророчества,
Причалив к новым берегам,
Поймешь ты вдруг всей силой одиночества:
Сезон гореть черновикам…
Когда-нибудь, стряхнувши пепел с головы
Отдавши долг чужим богам,
Поймешь ты вдруг - они давно мертвы:
Сезон гореть черновикам…
Перенизавши четки старые - Господь спаси!
Услышь неведомо-упрямое - Долой мессий!
Ты научись не падать с лестницы, прощать врагам…
А с неба, гласом горевестницы:
Сезон гореть черновикам…
Догоревшее...
Полузадушенная в кармане, дрожала совесть…
В слепом тумане, кричали совы: Запри засовы!
Кто тут ведущий, а кто ведомый?..
Полураздавленное на трассе, горело счастье -
Сгорало счастье в остатках страсти:
Кому спасенье - кому ненастье…
Полузабытое на арене, благословенье -
Петлей на рее, ножом по вене -
Благоспасенье… Благозабвенье!..
* * *
Мне холодно от слов, как от прикосновений.
Последнее «прости» затихло за спиной.
Я ухожу от снов, не терпящих сомнений -
Что было, то прошло. То навсегда со мной.
Вновь разрывает ночь нелепым криком птичьим
Фальшивая тоска по сломанным мирам.
Себя не превозмочь - горьки до неприличья
Баллада «не про нас» и тризна «не по нам».
Пульсирует в висках безжалостное скерцо,
Натянута струна на грани бытия.
Прощай и не пиши. Прости. Закрыта дверца.
Рабы иной войны - не «мы», но «ты» и «я»...
Каждую ночь снится...
Каждую ночь - снится. Каждую ночь, правда.
В небо - шальной птицей, в небо - лететь рада.
Чтоб за спиной - крылья, чтоб позади - беды,
Чтобы внутри - сила, раз Бог другой не дал.
Если закат - алым, если вокруг - стая,
Разве этого мало - мира, с земли до края?
Если бы мне - в небо... может ведь так случиться?
Дом, где ни разу не был, каждую ночь снится...
Оглянуться назад...
Мы уходим легко, не стремясь оглянуться назад.
Повезет - навсегда, ну а нет - не судите пристрастно,
Если вновь тишина за спиной, если вновь листопад...
Если все повторяется - так неизменно... напрасно.
Мы уходим, смеясь, только взгляд припорошен слегка.
Просто снег в октябре, повинуясь прогнозу дрянному
Торопился придти, так стремился к нам издалека...
Заметая безжалостно узкую тропку до дома.
Дом там, где тебя ждут - даже если бессмысленно ждать.
Даже если возврат не прописан в небесном билете.
Мостик из безнадежной любви и бессмысленных дат,
Никому незаметный, но очень уж нужный на свете,
Тем кто хочет хоть раз, уходя, оглянуться назад...
* * *
Горят небеса. В синеве догорают страницы.
Небесный вокзал. Отправление в двадцать ноль три.
А время - в обрез. Нет возможности остановиться.
Так хочется крикнуть: "Куда ж ты? Постой, посмотри!"
Но надо спешить. Не хватает терпенья и такта -
Обучена верить наукой пророческих снов.
Вот шулер-закат вынимает последнюю карту -
И козырь на стол - под звучание колоколов.
Задача проста - приумножить, удвоить, утроить.
Забыли добавить, что главное - не потерять.
Спасительный бред: корабли уходили под Трою.
Но ждать ли обратно? Ведь время не движется вспять…
Горят небеса… Догорела последняя искра.
В лиловом просторе безжалостно - двадцать ноль две.
Напрасна попытка. Но разве не стоило риска
Желанье удрать за зарей босиком по траве?..
* * *
Уходить не прощаясь - такая дурная привычка.
Невдомек человеку, что нити - прочнее цепей.
И трепещет неловко, сгорая, последняя спичка:
Ее тоже волнует вопрос - что же будет за ней?
Что же будет за мной? Кто пройдет проторённой дорожкой?
Кто на хитрой развилке сумеет казаться умней?
На окне равнодушно мурлыкает черная кошка -
Ведь она точно знает, что выбор остался за ней.
Может быть, она мне предоставит восьмую попытку -
Я нырну с головой в этот омут, похожий на сон,
Обменяю осколочек жизни на взгляд и улыбку,
Что мне светит в ночи лишь в одном из десятков окон.
Из десятков окошек… плюс минус одна бесконечность:
Ведь считать огоньки в темноте - все равно ни к чему.
Ах, как просто сложить из осколков нелепое «вечность»
Чтобы вечно стремиться на встречу к тебе одному.
Ну а после уйти не прощаясь… опять, по привычке -
Бесполезно меняться, пройдя половину пути.
А в ладони смеется, сгорая последняя спичка -
Не спеши, мне ведь завтра еще половину пройти.
* * *
Глупо за горло душить сомненья:
с миру по рифме - стихотворенье.
А между делом - упадок зренья,
кашель и насморк - привет, прогресс.
Каждый ухаб у тебя - горою,
кожа и банты клейма не скроют
Детка, прикинь, нелегко порою -
жизнь ведь не чудо, а Двор Чудес…
С миру по нитке - рубаха сшита.
Гулко по нервам стучат копыта:
Вот налицо парадоксы быта:
с детства заучено - принцев нет.
Мятый, небритый, местами теплый,
пиво и рыбка "со вкусом воблы",
Знаешь, а ночью все кошки… темны.
Веришь, не веришь… гаси-ка свет.
С миру по нотке - ни капли слуха.
На клавикордах зимует муха,
В ветхих альбомах - "пространство духа",
или же попросту - чистый лист.
С миру по вере - прошу на выход.
Господи, тут у тебя так тихо,
Ты погоди, не гони так лихо!..
а в голове - только ветра свист.
С миру по гвоздику - вбила в небо,
счет по зарубкам - на "был" и "не был"
Птицы под окнами просят хлеба.
Птицам - птенцов по весне кормить.
Хлеба и зрелищ - банальность прозы.
В мае - снега, а должны быть грозы...
Господи, к черту! К чему вопросы?
Видно и вправду пора сходить.
* * *
Мой Гамлет, сегодня безудержно пьян
Нелеп и смешон, и почти безобразен.
И даже его самый мелкий изъян
Заметен в любой мельком брошенной фразе.
Мой Гамлет несчастен. Так будет всегда…
Но он так привык. Уже пару столетий
Со стен Эльсинора стекает вода…
Всего лишь вода, как поток междометий.
Шотландское небо и лондонский сплин,
А датский - тут разве что титул и только
Всей жизни вопрос - несомненно, один:
Что в жизни любовь? Это только прослойка
Меж "быть" и "не быть", лишь завязка игры,
Начатой не нами…
- Гертруда, Полоний!
Он умер! Запомни, все связки стары,
Придуманы Богом в плацкартном вагоне,
Когда вовсе нечего выпить, и ждать
Уже невтерпеж. Когда люди как карты -
В засаленный веер ложатся опять,
И пляшет безумец на плеши Монмартра,
Забыв, что меж нами разлился Ла-Манш,
А может быть Северный и Ледовитый…
Мой Гамлет, несчастный, ничтожный, mon ange,
Пьет горькую, вязнет средь пошлого быта,
Дырявых носков, потемневших корон,
Оплывших свечей, официальных парадов,
На кладбище грязном считает ворон,
Могильщика впрямь называет собратом…
Не нашего века, но все же - герой.
Не нашего… но характерный без спора.
- Скажи мне, Офелия, как под водой
Дышать, избежав ядовитого сора,
Людских шепотков, что проникли извне,
Скажи мне, о как… я не знаю, мне больно.
Скажи мне…
- Оставьте же, сударь, довольно
Она уже там на другой стороне!..
Мой принц… лишь сегодня до чертиков пьян,
Но вечно один в этом сумрачном доме.
Король во дворце, собутыльники в коме,
Актеры сыграли последний обман,
Из взглядов и вздохов, из пошлых картин,
Предательств покрытых сырой позолотой…
"…or not to be" - шепчет, безумец, кретин!
Он жизнь свою кончит, конечно, гароттой
В умелых руках…
…Не запить этот бред,
Его сохранит полоумный поэт.
И лет через триста под залпы оваций,
Поймем мы, что "фишка" трагедий не в том,
Кто был палачом - хоть бесплотный фантом:
Во всем виноват был один лишь Гораций…
...А Гамлет и в смерти своей не умней.
* * *
Дайте, я угадаю - все повторится, только…
Ноги не кормят волка, кошку не кормят пальцы.
Вечер нежнее шелка, ветер острее танца.
Дайте сложить ладони и зачерпнуть сомненья
Жизнь это лишь мгновенье, только бы не остаться
Бликом на грани зренья, девочкой из Прованса…
Тонкой, смешной, нелепой, куколкой-паутинкой,
Ссадиной на пластинке пошленького романса.
Лучше в потеках тинктур, в реквиеме по Брамсу
Искрою раствориться…
Дайте, я угадаю, все как тогда - как прежде:
Муки слепой надежды, ночи не растворяют
Пепельные одежды, город во мраке тает
Вечер смежает вежды, время его конечно.
Сумерки быстротечны, краски с небес стекают
Звезды по тропам млечным, музыку рассыпают.
Мне навевают грезы, в сети самообмана,
В списки чужих романов, розгами загоняя.
Буду цветком дурмана, Гердой, не знавшей Кая…
Надо же так влюбиться!..
Дайте, я угадаю - мы сочинили сами
Все, что в ином пространстве может не повторится
Годы ахейских странствий, ветер под парусами
Маленькую торговку... спичками? Чудесами!
Город зеленых стекол, крылья бумажной птицы,
И нас с тобой, мой рыцарь.
Дайте, я угадаю...
Осень
...Осень - время войны и страсти…
Время жечь костры, собирать урожай яблок,
в каждом новом дне видеть безумный подарок,
видеть этот мир, у которого все фломастеры разные,
но в пирогах равная степень сладости.
Осень - время любви и загадок,
деревянных качелей и золота листьев, пряностей,
что вино превращают в благоуханный паводок…
опрокинута чашка, рассыпались бусы боярышника,
только это не страшно, это такие малости, ведь
Осень - время далеких странствий, ведь правда, барышня?
в октябре все аллеи парка ведут к безбрежности,
и к пропахшей осенним дымом и горькой нежности.
От которой совсем недолго до невозвратности.
Я хочу сохранить для себя наши тихие странности
Я запомню
Осень время войны и стра-стности…
* * *
До моей Итаки осталось четыре дня.
Это вовсе не мало - куда там десяткам лет.
Сотни даймонов чахнут на кончике острия
Сотням ангелов слишком рано на этот свет.
Надо мною с утра видать посмеялся бог.
Надо мною… да я спросонья забыл - какой.
Аполлон ли мне одолжил кривоватый слог,
Или ты, Сова и Олива, взяла покой,
Унесла, стихарила, украла - что вам богам
Человечии правила - пеплом на алтарях.
Впрочем, я, как всегда, припадаю к твоим ногам,
Даже если с утра позабыл о том, второпях.
Торопясь домой, до дому, к жене, к отцу,
Даже к сыну, хоть я ему лишь чужой мужик…
Я подлец, наверно… пускай, зато все - к лицу,
Даже двадцать лет, за которые я отвык
От того что царь, от того что слаб, от того что… бог.
Я ведь тоже бог, пусть в каких-то своих морях.
Двадцать долгих лет… я вернулся домой, я смог.
До Итаки всего лишь четыре дня.
* * *
Я пишу о любви. О любви я не знаю ни слова.
Осень вальсом кружит меж бесстыдно облезших берез.
Осень тихо поет, будто плачет меж веток сосновых,
Каждой нотой своей, убеждая, что все не всерьез.
Я пишу о любви. Я без счета чернил и бумаги
Извожу в никуда, не умея закончить строки.
Сквозь сибирский туман, по брусчатке безоблачной Праги
Я бегу от себя - осень глухо разносит шаги.
Пелионской горой - моей жизни последняя веха.
Одиссея безумия тоже подходит к концу.
Я иду по страницам… я просто ищу человека.
Дождь тихонько шуршит, дождь стекает водой по лицу.
Я не знаю, зачем за перо берусь - снова и снова,
Вывожу вензеля и виньетки непрожитых грез.
Я пишу о любви… о любви я не знаю ни слова.
Это будет со мной, пусть я знаю, что все - не всерьез.