Хотел объяснить нашему артисту, репетирующему Калигулу, мое видение атмосферы финала, последних двух сцен, думал, как это сделать. Нарисовать? - не то. Написать развернуто прозой - тоже не то, не продирает. Решил поиграть в Шекспира.
Холодное дыхание на шее...
В затылок дышит ночь. И тишина
Предательства туманом напитала
Свинцовый воздух. Стены, потолок -
Все им полно. Пронизано. Прошито.
То звякнет что-то, то какой-то шорох
Чуть слышный донесется. Оглянись -
Нет ничего. Все вроде как и было...
Но нет. Обманчив тишины оскал.
Улыбка бытия невыносима -
Такую можно видеть на лице
Врача, который знает, сколько жизни
Тебе отпущено, но ни за что
Не скажет все из жалости преступной.
Довольно лжи! Все очевидно. Все
Напряжено. И ждет - и не таится, -
Малейшего изъяна, пустяка -
Чтоб сбился шаг, чтоб голос дрогнул. Чтоб
Рука ошиблась в направленьи жеста...
Мечи обнажены. Скрывает их
До срока тишина. Но отголоски
Нетерпеливых мыслей, тетивой
Натянутых, слышны и очевидны.
Все ясно. Что же, подведем итог.
Не прячьтесь! Выходите! Покажитесь!
Смелее!.. Круг замкнулся. Город взят,
Вы знаете. Чего же медлить, право?
...Но - ничего. Лишь вздохи, шепотки,
Металла тихий скрежет о пластины,
Несмелая решимость тишины
Взорваться криком, ею порожденным,
Спланированным тщательно, желанным,
Как плод, зачатый в обоюдной страсти.
...Застыло все. И воздух зазвенел
В безмолвии пьянящего единства,
Которое ничто не выдает, -
Лишь стук сердец прерывистый, синхронный.
Секунды тяжелы, как эта ночь,
Свинцовой каплей тишина застыла,
Вот-вот сорвется - но пока удар
Не прозвучал - пусть длится тишина.
Луна кровавой налилась отвагой,
Дыханье затаила наравне
Со всеми. Что ж, пусть будет так, как будет,
Поскольку предначертано давно
И не могло иначе разрешиться...
Подобный узел должно разрубить,
Коль скоро развязать его не в силах
Никто уже... Довольно. Час настал.
Мечи звенят. Ты слышишь?...
Сегодня в седьмом часу ночи написалось. Потом снились разные кошмары с мертвецами и пустым голым залом, в который превратилась квартира, где я вырос.