Я притягиваю соседей, животных и таджиков.
Соседи за стенкой притихли.
Варианта два - или они поубивали друг друга и лежат в стиле Тарантино посреди гостиной, разбросав веером вокруг пилы и дрели, и красочно разбрызгав кровищу по стенам в стиле Поллока, или повесили наконец свою полочку и угомонились уже.
Зато пришла соседка снизу.
Поинтересовалась, выгнув домиком бровь: "а зачем вы всю ночь топорами кидаетесь?"
Сверлит зрачком, ждет ответа.
Я живу в доме высокой культуры быта.
Еще меня преследуют животные.
На Аэропорту ко мне приходила дворовая собака ровно в семь утра, как часы.
Это блохастое чудовище останавливалась прямо напротив моего окна и чесалась об облюбованное дерево.
Она делела это громко, сладострастно, отдавалась вся процессу, вздыхала, стонала, говорила "ммм-ммм", скулила, охала, кряхтела и издавала неприличные звуки, как Шарапова на корте.
На мои призывы "выйти вон отсюда" не реагировала.
Я бросала в нее предметы и испорченные овощи и даже пару раз попала.
Собака филосовски проследила, как две метнутые мною помидорины глухо шлепнулись об нее.
Она шумно вздохнула, поняла, что ей здесь не рады.
Заскочила потом еще разок, но чесалась без удовольствия, угрюмо сопя, а потом и вовсе пропала.
Мы с деревом от радости станцевали джигу.
На Соколе это были вороны-москвички.
Эти мерзопакостные твари собиралсь всей толпой и рассаживались на кроне огромного тополя прямёхонько напротив моего балкона.
Они начинали перекличку с шумом и гиканьем, и воронье карканье гремело в утреннем дворе, как в колодце, десятикратным эхом усиливаясь от сонных девятиэтажек.
Эта планерка проходила минут 30, потом двор наводняли сонные собачники со своими активными питомцами.
Одни, владельцы больших собак вяло поругивали своих догов и овчарок, когда те жизнерадостно рвали на лохмотья представителей маленьких пород.
Другие лениво спасали своих маленьких недогрызенных собачек.
И те и другие вместе взятые непроснувшиеся собачники в этот предрассветный час среди визга, гомона и гама наверняка проклинали тот день, когда взяли домой на воспитание маленький трогательный комочек шерсти.
А потом, когда собачники наконец проснувшись, разъезжались по работам, приходила она.
Тетя-управдом с рупором. В него она кричала что-то таджикам, какие-то нечленораздельные ужасные команды.
Таджики на крыше не совсем понимали, что она от них хочет, но покорно сбрасывали ей снег, грязь сосульки или шифер, все что найдут.
А потом спускались вниз и ответственно отскребали двор от снега, льда, клумб и асфальта.
Тетя зорко контролировала каждый их шаг, грозно порицала и наказывала, даже с соседями здоровалась через мегафон. Видать, добиться желаемого от таджика матерным словом и рупором можно гораздо больше, чем просто словом.
Варианта два - или они поубивали друг друга и лежат в стиле Тарантино посреди гостиной, разбросав веером вокруг пилы и дрели, и красочно разбрызгав кровищу по стенам в стиле Поллока, или повесили наконец свою полочку и угомонились уже.
Зато пришла соседка снизу.
Поинтересовалась, выгнув домиком бровь: "а зачем вы всю ночь топорами кидаетесь?"
Сверлит зрачком, ждет ответа.
Я живу в доме высокой культуры быта.
Еще меня преследуют животные.
На Аэропорту ко мне приходила дворовая собака ровно в семь утра, как часы.
Это блохастое чудовище останавливалась прямо напротив моего окна и чесалась об облюбованное дерево.
Она делела это громко, сладострастно, отдавалась вся процессу, вздыхала, стонала, говорила "ммм-ммм", скулила, охала, кряхтела и издавала неприличные звуки, как Шарапова на корте.
На мои призывы "выйти вон отсюда" не реагировала.
Я бросала в нее предметы и испорченные овощи и даже пару раз попала.
Собака филосовски проследила, как две метнутые мною помидорины глухо шлепнулись об нее.
Она шумно вздохнула, поняла, что ей здесь не рады.
Заскочила потом еще разок, но чесалась без удовольствия, угрюмо сопя, а потом и вовсе пропала.
Мы с деревом от радости станцевали джигу.
На Соколе это были вороны-москвички.
Эти мерзопакостные твари собиралсь всей толпой и рассаживались на кроне огромного тополя прямёхонько напротив моего балкона.
Они начинали перекличку с шумом и гиканьем, и воронье карканье гремело в утреннем дворе, как в колодце, десятикратным эхом усиливаясь от сонных девятиэтажек.
Эта планерка проходила минут 30, потом двор наводняли сонные собачники со своими активными питомцами.
Одни, владельцы больших собак вяло поругивали своих догов и овчарок, когда те жизнерадостно рвали на лохмотья представителей маленьких пород.
Другие лениво спасали своих маленьких недогрызенных собачек.
И те и другие вместе взятые непроснувшиеся собачники в этот предрассветный час среди визга, гомона и гама наверняка проклинали тот день, когда взяли домой на воспитание маленький трогательный комочек шерсти.
А потом, когда собачники наконец проснувшись, разъезжались по работам, приходила она.
Тетя-управдом с рупором. В него она кричала что-то таджикам, какие-то нечленораздельные ужасные команды.
Таджики на крыше не совсем понимали, что она от них хочет, но покорно сбрасывали ей снег, грязь сосульки или шифер, все что найдут.
А потом спускались вниз и ответственно отскребали двор от снега, льда, клумб и асфальта.
Тетя зорко контролировала каждый их шаг, грозно порицала и наказывала, даже с соседями здоровалась через мегафон. Видать, добиться желаемого от таджика матерным словом и рупором можно гораздо больше, чем просто словом.