Шалом, Москва!
Я трусиха и параноик, летать я боюсь. Поэтому ищу поддержки и сочувствия у близлежащих людей. В последний раз это был немолодой мужчина в очках, в которого я вцепилась так, что у него остались синяки от моих настырных пальцев. Я вжалась в него всем твои трепетным телом так, что у него очки запотели. Такой секс у него в последний раз был во время просмотра Эммануэли во влажном пубертатном возрасте. В порыве пугливой страсти я уперлась ему с размаху в пах локтём, но он это мужественно вытерпел, когда ненавистная турбулентность закончилась и я разжала клещи.
Однажды в "Боинге" я узрела целую пустую секцию из трех кресел посреди салона, собрала все бесхозные пледы и свила из них мышиное гнездо, улеглась и даже вытянула коленки и тут началась турбулентность над океаном и я сидела в этих одеялах пристёгнутая и рыдала от страха.
Один раз я опять со всеми попрощалась в истерике, взлетая к потолку в воздушной яме. Вместе со мной взлетал сосед афроамериканец цвета темного шоколада весом под центнер и пролетая мимо меня в очередном турбулентном прыжке спросил на чистом английском - "будете есть свой пирожок, можно мне?"
Я ошалело посмотрела на него - как можно в такой патетический момент думать о низменном?! Негрила плотоядно улыбался пирожку. Я увидела, что окружающие с выражением покорности судьбе подскакивали в своих креслах, но никто не напуган и кричать "Мы все умрём!" некошерно.
В этот раз я долетела как королевишна. В самом хвосте у туалета, в окошке маячило крыло и я разглядела на нем закрылки, которые не закрыли и элероны, которые не открыли /или наоборот/ В соседях был милый мальчик лет двадцати и я постеснялась нанести ему психотравму вцеплянием в него из-за какого-то там полуразрушенного крыла, переживала трагедию молча. Третьей в нашей компании была крупногабаритная тетя в енотовой шубе, которая весь полет пыталась на шубу сесть и ею же укрыться. Мы с мальчиком синхронно и неодобрительно косились на шубу.
Все таки на меня очень умиротворяющее действует мужчина рядом в самолете.
Однажды в "Боинге" я узрела целую пустую секцию из трех кресел посреди салона, собрала все бесхозные пледы и свила из них мышиное гнездо, улеглась и даже вытянула коленки и тут началась турбулентность над океаном и я сидела в этих одеялах пристёгнутая и рыдала от страха.
Один раз я опять со всеми попрощалась в истерике, взлетая к потолку в воздушной яме. Вместе со мной взлетал сосед афроамериканец цвета темного шоколада весом под центнер и пролетая мимо меня в очередном турбулентном прыжке спросил на чистом английском - "будете есть свой пирожок, можно мне?"
Я ошалело посмотрела на него - как можно в такой патетический момент думать о низменном?! Негрила плотоядно улыбался пирожку. Я увидела, что окружающие с выражением покорности судьбе подскакивали в своих креслах, но никто не напуган и кричать "Мы все умрём!" некошерно.
В этот раз я долетела как королевишна. В самом хвосте у туалета, в окошке маячило крыло и я разглядела на нем закрылки, которые не закрыли и элероны, которые не открыли /или наоборот/ В соседях был милый мальчик лет двадцати и я постеснялась нанести ему психотравму вцеплянием в него из-за какого-то там полуразрушенного крыла, переживала трагедию молча. Третьей в нашей компании была крупногабаритная тетя в енотовой шубе, которая весь полет пыталась на шубу сесть и ею же укрыться. Мы с мальчиком синхронно и неодобрительно косились на шубу.
Все таки на меня очень умиротворяющее действует мужчина рядом в самолете.