(no subject)
В Москве без двадцати три ночи, мое самое любимое и темное время суток. Из огромного окна с облупившимися деревянными рамами видны габаритные красные огни на крыше многоэтажки напротив. Я ее называю космическим кораблем, все время кажется будто бы еще чуть-чуть и здание взлетит. Слева светится останскинский шпиль, если туман не застилает пространство между нами. Плюс восемь днем, плюс два ночью. Говорят, они там ходят в пуховиках и щурятся от холодного ветра. В моей башне из слоновой кости белые стены, белые двери, белые шкафы и стилистически состаренный, безупречно гладкий пол, по нему сейчас самое время кататься в шерстяных носках. Там живут мои девочки, варят тыквенный суп и пишут письма. Говорят, что ждут. Думаю, и правда ждут.
В Париже плюс двадцать, светит солнце, и даже ночью можно выйти на балкон в майке и тапках на босу ногу. Иногда мимо проезжает поющая полицейская сирена. Но это бывает редко, слишком тихий и респектабельный район. Вино пьется каждый день, я чувствую, как становлюсь полноправной частью этой страны алкоголиков. Поход в гипермаркет за капустой для борща заканчивается двумя килограммами устриц, поездка в Нормандию на выходных - еще одной антикварной куклой с грустным фарфоровым лицом. Я начинаю говорить по-французски, очень смешно и странно, еще страннее то, сколько всего я по-французски понимаю. Париж будто бы обнимает, крепко сжимая в объятьях, до хруста в ребрах, и вдыхает свой воздух рот-в-рот, но отнюдь не романтическим поцелуем уверенного любовника, а каким-то последним действенным приемом отчаявшегося спасателя. Сена серая и прекрасная медленно ползет под мостами, по которым я иду, как всегда плохо ориентируясь в пространстве. Иду, пытаясь попадать в воображаемые следы старика Хэма. Иду и подсознательно пытаюсь найти выходы из этого города и из этой затянувшейся осени.
Вчера в ночи раздался звонок одного бравого капитана диверсионного отряда. Опасный человек с разбитым сердцем. С июля его не слышала и не думала, что услышу. Привет тебе с Южного Сахалина, говорит. Я просто звоню сказать, что тут красиво. И сразу же представился такой маленький, но сильный, пробивающий тысячи километров расстояния и тысячи тонн гордости, импульс чьего-то человеческого чувства - от самого острова Сахалин, далекого и магического края земли. Вот он пролетел за секунду через телефонные кабели, провода и оптоволокно, пролетел и растаял, растворившись в стоячем воздухе старого Парижа.
Я проснулась и поняла, как сильно хочу домой в Москву, в свой белый траур чистого понедельника. Зима близко, а меня там нет.
P.S. А собаку звали бы Монморэнси. Это, оказывается, один из пригородов Парижа.