Такая история
Первый курс университета (ах, простите, уже второй) едет на Алтай. В совхоз. Помогать совхозу убирать урожай.
Грузовые вагоны - 40 человек, 8 лошадей. Нары. Общее веселье, общая еда (то есть, закуска) общее вино. Все общее.
Но уже есть устоявшиеся пары, их несколько на вагон - и они с нетерпением ждут остановки. Ведь на остановках происходит смена караула на самом прекрасном участке поезда, на тормозной площадке в конце последнего вагона! Там есть скамейка, на ней можно сидеть вдвоем, обнявшись. И целоваться! Никто не увидит, кроме пролетающих мимо грибников или путевых рабочих. Очередь расписана на сутки и соблюдается самым строжайшим образом.
И Ленка, тощая девица с буйными кудрями, надевающая лифчик только по большим праздникам, для форса - Ленка тоже переглядывается постоянно с замечательным мальчиком Женей Морозовым, с первой из трех ее грандиозных любовей в этой сверкающей, щедрой и такой короткой жизни. Переглядывается - и они понимают друг друга без слов: вот Люда с Витькой ушли. За ними пойдут Лешка с Аней, а потом - наша очередь!
Еще два, ну, три часа... Им нет надобности приближаться друг к другу, они болтают и поют со всеми вместе, и только отмечают, переглядываясь - ага, вот уже Лешка с Аней пробираются к выходу, следующие мы...
И вот, наконец, остановка. Они спрыгивают с подножки, несутся к последнему вагону, а Лешка и Аня с распухшими губами бегут навстречу, смеются, машут руками - скорей, скорей, сейчас тронется! Но они уже на площадке. Уже обнялись. Гудок, поезд трогается, плывут деревья по сторонам, ветер щекочет уши, поезд набирает ход, ближние деревья сливаются в сплошную полосу, ветер свистит, ничего не слышно. Да и что слышать - они не разговаривают, они целуются. Проносятся случайные люди, смеются, машут руками. Ветер свистит, зеленая лента бежит справа и слева, впереди - ничего, только бесконечно несутся рельсы, то расходясь с другой парой, то сливаясь в одну. Они смеются, целуются и не понимают - или, наоборот, понимают - что вот оно, счастье в самом чистом виде.
Но все на свете когда-нибудь заканчивается. Вот и остановка, они бегут обратно, навстречу несется следующая пара, смеется и показывает на Ленкины губы. Они и так от природы пухлые, а тут еще...
В вагоне веселье, кто-то кидает Женьке гитару. Они поют, переглядываются и читают в глазах друг друга: «Завтра наша очередь в шесть утра» - «Не проспать бы» - «Ну, что ты!»
И конечно, они не проспали. И еще два раза в этот день подходила их очередь, и они сидели на тормозной площадке, и ветер свистел, и рельсы сплетались и расплетались перед глазами... Впрочем, глаза как раз большую часть времени были закрыты.
Вечером поезд пришел на какую-то алтайскую станцию, студентов погрузили в грузовики, привезли в совхоз и расселили по домам. Наутро всех собрали около конторы, чтобы дать им, наконец, возможность начать помогать совхозу. Потому что без их помощи совхозу, конечно, туго пришлось бы!
Бригадир, тощий мужик в клетчатой ковбойке и в сапогах, с сомнением на них посмотрел и сказал, вздохнув: "Значит, так. Будете траву убирать. На сено. Девчата на лошадей сядут, волокуши возить, ребята будут траву на волокуши накладывать. Ребята, идите получите вилы и грабли, девчата - на конюшню, за лошадьми.
Надо сказать, с совхозом ребятам повезло. Работниками были, в основном, перевезенные с Поволжья немцы, так что целинных безобразий, о которых потом столько писали, они не увидели. Вот и на конюшне все лошади стояли по своим аккуратным стойлам. Заправлял там конюх Отто, здоровенный парень с белыми бровями и ресницами. После Ленка узнала, что ему всего 15 лет, и они подружились. Но выглядел он совершенно взрослым.
Он хмуро посмотрел на городских девчонок, не счел нужным спросить, имел ли кто-то дело с лошадьми, выдал по телогрейке, подвел каждую к ее лошади, и повели запрягать.
Ленке достался Серко, основательно поживший и поработавший мерин. Седел не дали, просто кинули на спины лошадям телогрейки, подсадили - и вот Ленка на лошади! Первый раз в жизни!
Скоро выяснилась небольшая неприятность: хребет у лошадей был довольно острый. Спустя некоторое время пришлось уточнить - очень острый. Телогрейка спасала плохо.
К обеду Ленка вполне освоилась, Серко ее слушался, и, когда ребята поехали поить лошадей, Ленка увязалась за ними.
Но случилось неожиданное - лошади сменили свой неспешный, уже привычный рабочий шаг на бодрую рысь, и ленкин-то Серко тоже поскакал! Вот уж этого она от него не ожидала. Вскоре Ленка почувствовала, что телогрейка сползает со спины Серко, а она сползает вместе с телогрейкой. Вместо того, чтобы обнять Серко за шею, она вцепилась в поводья и заорала: "Стой, дурак, я падаю!" Но он не понял, продолжал скакать, и Ленка свалилась. Серко тут же остановился в недоумении. Должно быть, за всю его длинную рабочую жизнь ему такого видеть не приходилось.
Падение ленкино, однако, обошлось без больших ушибов, она даже доскакала на бедном Серко до речки и потом благополучно доработала до конца дня.
Вечером девчонки собрались на завалинке обсудить свои травмы. Копчики, побитые о лошадиные хребтины, болели так, что страшно было даже подумать о завтрашнем дне. Решено было заявить бригадиру: "Ставьте нас на самую тяжелую работу, только не на лошадей!" И бригадир направил их на зерно.
На зерне Ленка выдержала один день, который слился для нее в сплошную пытку - пыль, забивающаяся под одежду, не дающая дышать, тяжеленные мешки, никакой передышки. И на следующее утро она дезертировала, попросилась обратно к своему Серко. "Как-нибудь приспособлюсь к хребтине",- подумала яона
И приспособилась - садилась на телогрейку боком, по-дамски, согнув одну ногу у него на спине. Вполне можно было жить. Тем более, работала она, конечно, в паре с обожаемым Женечкой - темнорыжие вьющиеся волосы, смуглое лицо, нос ноздрями на собеседника, балагур, умница, боксер, в дальнейшем чемпион города во втором полусреднем весе. В общем - ах.
Женька вилами нагружал волокушу скошенной подсохшей травой, а Ленка помогала ему, сгребая ее граблями. Родом он был из поселка, работу эту знал хорошо, а Ленка, городская книжница, не поспевала подгребать за ним граблями и подпинывала траву ногой. И однажды сразмаху насадила ногу на его ржавые вилы. На следующий день она сгоряча вышла на работу, но к обеду нога воспалилась, покраснела, и Ленку, провожаемую жалостливым взглядом бригадира, повезли на телеге в соседнюю деревню, в фельдшерский пункт. Ногу как-то полечили, забинтовали, и все прошло.
К концу месяца Ленка уже совершенно освоилась и часто забегала к Отто на конюшню.
В конюшне жили рабочие лошади, спокойные и усталые. Жеребята были отделены, однако многие еще подсасывали маток, когда паслись вместе.
Но была в конюшне одна красавица, верховая кобыла Искра. Как Ленка мечтала хоть раз прокатиться на ней, сидя в седле, а не на этой дурацкой телогрейке! Однако, сколько она ни подлизывалась к Отто, тот только головой мотал.
И вдруг, в последний день, сам сказал: "Ладно, бери Искру, прокатись на прощанье. Смотри, не гони, не спали мне ее!" Подсадил Ленку в седло - в седло! - и Искра понеслась.
О, что за восторг это был! Искра шла совсем иначе, чем привычный Серко, в седле было сидеть так удобно - и Ленка, расхрабрившись, попыталась повернуть лошадь. Искра возмущенно поддала задом, Ленка мгновенно очутилась на земле. Искра тут же остановилась, умница. Вот незадача, второй раз с лошади Ленка падает!.Ну, в первый день - куда ни шло, но в последний-то!
Главное - подсадить некому, Искра ускакала довольно далеко, пешком не дойти. И придумала Ленка подвести Искру к стогам сена, залезть на стог и прыгать с него на седло. Хоть вес у нее бараний был, спину дорогой лошади повредить могла. Однако обошлось. Промахнувшись три-четыре раза и свалившись на землю рядом с искриными копытами, Ленка все же как-то очутилась на ее спине, и попрыгали они домой. Уже потихоньку, без всякой помпы. На конюшне Ленка все рассказала, Отто только вздохнул.
Назавтра был назначен отъезд. Деньги заработали, могли уезжать в настоящих плацкартных вагонах.
Но уезжать было так жалко! Как было хорошо на Алтае!
После рабочего дня все отпрягали волокуши, садились верхом и торопились домой, а Ленка с любимым Женечкой оставались еще на пару часов - целоваться. Серьезного не было: Ленка еще толком ничего не понимала, а Женя относился к ней, как к наследной принцессе.
Серьезное началось через год - и ничего хорошего из этого не получилось. Воспитание у них в семьях, как и в целом по стране, было пуританским. Мама с Ленкой проводила большую работу, читая лекции, смысл которых сводился к словам: "Ты будешь как помойная яма, куда они сливают все, им ненужное". Ленка-то, начитавшись романов и обладая здоровым инстинктом, думала потихоньку, что "если я его люблю..." и бубнила: "Неправда, все не так", - но Женька был, видимо, обработан как следует. Он свято верил, что оскорбляет любимую, терпел до последнего, потом взрывался, когда она еще только разогрелась, - и сразу начинал раскаиваться, плакать, а, главное, обвинять ее. "Ты так ходишь",- кричал он: "Что я не могу удержаться!"
А она, в разогретом состоянии, полураздетая, ничего не понимая, тоже начинала плакать и думать, как это она так нехорошо ходит.
Посоветоваться ей было не с кем, рассказать некому, книжек не было. К тому же, это вечное отсутствие места, где можно было уединиться!
Кончилось все это тем, что Ленка напрочь лишилась нормальных инстинктов. И только спустя долгое время, после замужества, родов и развода, когда на нее свалилась вторая грандиозная любовь, объект этой любви, весьма удивленный безграмотностью, объяснил, что к чему.
Годы и годы Ленка еще вела с Женей долгие мысленные беседы. В редкие встречи мгновенно стиралось все, что было между ними - ненадолго, конечно.
Как-то раз, через много лет, он пожаловался, что родятся у него только девочки. "Должно быть, тебе был сужден только один сын, да ты отказался от него", - вздохнула Ленка.
- Но почему ты не женился тогда на мне, Женька?- спрашивала она.
- Дурак был. Боялся, что ты умнее меня.
Зря он боялся. Конечно, он был умнее. Просто Ленка росла в интеллигентной семье и больше читала.
Однако, взрослая Ленка понимала - вряд ли что-нибудь вышло бы из их брака. Женечкина жена, не обремененная излишней тактичностью требовательная женщина с металлом в голосе, подходила ему гораздо больше. Она помогла осуществить самолюбивые мечты, которые Ленке показались бы несущественными.
Да и вообще, набравшись вволю жизненного опыта, Ленка начала понимать - каждый получает в итоге жизни то, что заслужил. Женька - диссертацию (а скольких бессонных ночей ему стоило сделать ее, зарабатывая на жизнь в должности цехового мастера); важные посты: вначале - генерального директора крупного комбината, позже - его совладельца; большой дом в престижном подмосковье, квартиры дочерям в Москве, бриллианты своим женщинам. И, кажется, тоску - но это уже сверх программы.
Ленка - три свои грандиозные любови, потом - в тихой странене богатый дом, где все любят друг друга, книги, стихи, дешевые путешествия.
Но все это будет потом.
А тогда, нацеловавшись до полного обалдения, они садились на своих истомившихся лошадок, пощипывающих траву невдалеке. Иногда им оставляли только одну лошадь, тогда Ленка садилась на нее впереди, Женька прижимался ко ней, брал в руки поводья. И они скакали домой по утоптанной дороге вдоль пустых покосов. Закат стекал за невысокие горы, тишина стояла в мире. Только копыта стучали все быстрее: лошади знали, дом близко. И было это счастье. Оно самое, да.
Гораздо позже Ленка писала, вспоминая.
Семнадцать лет. Горы. Закат.
Копыта по тропке стучат.
Безлюдье. Безмолвье. И мы
Летим посреди тишины.
Летим и не знаем - что нас ожидает?
Какую нам долю судьба нагадает?
А ждут нас обиды, и ревность, и ссоры,
Потом расставанье, и разные семьи,
И редкие встречи, и странное чувство
Какой-то ошибки.
Которую, впрочем, уже не исправить.
Пока же, любимый,
Ты пяткой пришпориваешь кобылу,
Она ускоряет свой бег, и за нею
Моя мчит галопом. Быстрее, быстрее!
И страх. И восторг. И закат.
Копыта стучат и стучат...
Грузовые вагоны - 40 человек, 8 лошадей. Нары. Общее веселье, общая еда (то есть, закуска) общее вино. Все общее.
Но уже есть устоявшиеся пары, их несколько на вагон - и они с нетерпением ждут остановки. Ведь на остановках происходит смена караула на самом прекрасном участке поезда, на тормозной площадке в конце последнего вагона! Там есть скамейка, на ней можно сидеть вдвоем, обнявшись. И целоваться! Никто не увидит, кроме пролетающих мимо грибников или путевых рабочих. Очередь расписана на сутки и соблюдается самым строжайшим образом.
И Ленка, тощая девица с буйными кудрями, надевающая лифчик только по большим праздникам, для форса - Ленка тоже переглядывается постоянно с замечательным мальчиком Женей Морозовым, с первой из трех ее грандиозных любовей в этой сверкающей, щедрой и такой короткой жизни. Переглядывается - и они понимают друг друга без слов: вот Люда с Витькой ушли. За ними пойдут Лешка с Аней, а потом - наша очередь!
Еще два, ну, три часа... Им нет надобности приближаться друг к другу, они болтают и поют со всеми вместе, и только отмечают, переглядываясь - ага, вот уже Лешка с Аней пробираются к выходу, следующие мы...
И вот, наконец, остановка. Они спрыгивают с подножки, несутся к последнему вагону, а Лешка и Аня с распухшими губами бегут навстречу, смеются, машут руками - скорей, скорей, сейчас тронется! Но они уже на площадке. Уже обнялись. Гудок, поезд трогается, плывут деревья по сторонам, ветер щекочет уши, поезд набирает ход, ближние деревья сливаются в сплошную полосу, ветер свистит, ничего не слышно. Да и что слышать - они не разговаривают, они целуются. Проносятся случайные люди, смеются, машут руками. Ветер свистит, зеленая лента бежит справа и слева, впереди - ничего, только бесконечно несутся рельсы, то расходясь с другой парой, то сливаясь в одну. Они смеются, целуются и не понимают - или, наоборот, понимают - что вот оно, счастье в самом чистом виде.
Но все на свете когда-нибудь заканчивается. Вот и остановка, они бегут обратно, навстречу несется следующая пара, смеется и показывает на Ленкины губы. Они и так от природы пухлые, а тут еще...
В вагоне веселье, кто-то кидает Женьке гитару. Они поют, переглядываются и читают в глазах друг друга: «Завтра наша очередь в шесть утра» - «Не проспать бы» - «Ну, что ты!»
И конечно, они не проспали. И еще два раза в этот день подходила их очередь, и они сидели на тормозной площадке, и ветер свистел, и рельсы сплетались и расплетались перед глазами... Впрочем, глаза как раз большую часть времени были закрыты.
Вечером поезд пришел на какую-то алтайскую станцию, студентов погрузили в грузовики, привезли в совхоз и расселили по домам. Наутро всех собрали около конторы, чтобы дать им, наконец, возможность начать помогать совхозу. Потому что без их помощи совхозу, конечно, туго пришлось бы!
Бригадир, тощий мужик в клетчатой ковбойке и в сапогах, с сомнением на них посмотрел и сказал, вздохнув: "Значит, так. Будете траву убирать. На сено. Девчата на лошадей сядут, волокуши возить, ребята будут траву на волокуши накладывать. Ребята, идите получите вилы и грабли, девчата - на конюшню, за лошадьми.
Надо сказать, с совхозом ребятам повезло. Работниками были, в основном, перевезенные с Поволжья немцы, так что целинных безобразий, о которых потом столько писали, они не увидели. Вот и на конюшне все лошади стояли по своим аккуратным стойлам. Заправлял там конюх Отто, здоровенный парень с белыми бровями и ресницами. После Ленка узнала, что ему всего 15 лет, и они подружились. Но выглядел он совершенно взрослым.
Он хмуро посмотрел на городских девчонок, не счел нужным спросить, имел ли кто-то дело с лошадьми, выдал по телогрейке, подвел каждую к ее лошади, и повели запрягать.
Ленке достался Серко, основательно поживший и поработавший мерин. Седел не дали, просто кинули на спины лошадям телогрейки, подсадили - и вот Ленка на лошади! Первый раз в жизни!
Скоро выяснилась небольшая неприятность: хребет у лошадей был довольно острый. Спустя некоторое время пришлось уточнить - очень острый. Телогрейка спасала плохо.
К обеду Ленка вполне освоилась, Серко ее слушался, и, когда ребята поехали поить лошадей, Ленка увязалась за ними.
Но случилось неожиданное - лошади сменили свой неспешный, уже привычный рабочий шаг на бодрую рысь, и ленкин-то Серко тоже поскакал! Вот уж этого она от него не ожидала. Вскоре Ленка почувствовала, что телогрейка сползает со спины Серко, а она сползает вместе с телогрейкой. Вместо того, чтобы обнять Серко за шею, она вцепилась в поводья и заорала: "Стой, дурак, я падаю!" Но он не понял, продолжал скакать, и Ленка свалилась. Серко тут же остановился в недоумении. Должно быть, за всю его длинную рабочую жизнь ему такого видеть не приходилось.
Падение ленкино, однако, обошлось без больших ушибов, она даже доскакала на бедном Серко до речки и потом благополучно доработала до конца дня.
Вечером девчонки собрались на завалинке обсудить свои травмы. Копчики, побитые о лошадиные хребтины, болели так, что страшно было даже подумать о завтрашнем дне. Решено было заявить бригадиру: "Ставьте нас на самую тяжелую работу, только не на лошадей!" И бригадир направил их на зерно.
На зерне Ленка выдержала один день, который слился для нее в сплошную пытку - пыль, забивающаяся под одежду, не дающая дышать, тяжеленные мешки, никакой передышки. И на следующее утро она дезертировала, попросилась обратно к своему Серко. "Как-нибудь приспособлюсь к хребтине",- подумала яона
И приспособилась - садилась на телогрейку боком, по-дамски, согнув одну ногу у него на спине. Вполне можно было жить. Тем более, работала она, конечно, в паре с обожаемым Женечкой - темнорыжие вьющиеся волосы, смуглое лицо, нос ноздрями на собеседника, балагур, умница, боксер, в дальнейшем чемпион города во втором полусреднем весе. В общем - ах.
Женька вилами нагружал волокушу скошенной подсохшей травой, а Ленка помогала ему, сгребая ее граблями. Родом он был из поселка, работу эту знал хорошо, а Ленка, городская книжница, не поспевала подгребать за ним граблями и подпинывала траву ногой. И однажды сразмаху насадила ногу на его ржавые вилы. На следующий день она сгоряча вышла на работу, но к обеду нога воспалилась, покраснела, и Ленку, провожаемую жалостливым взглядом бригадира, повезли на телеге в соседнюю деревню, в фельдшерский пункт. Ногу как-то полечили, забинтовали, и все прошло.
К концу месяца Ленка уже совершенно освоилась и часто забегала к Отто на конюшню.
В конюшне жили рабочие лошади, спокойные и усталые. Жеребята были отделены, однако многие еще подсасывали маток, когда паслись вместе.
Но была в конюшне одна красавица, верховая кобыла Искра. Как Ленка мечтала хоть раз прокатиться на ней, сидя в седле, а не на этой дурацкой телогрейке! Однако, сколько она ни подлизывалась к Отто, тот только головой мотал.
И вдруг, в последний день, сам сказал: "Ладно, бери Искру, прокатись на прощанье. Смотри, не гони, не спали мне ее!" Подсадил Ленку в седло - в седло! - и Искра понеслась.
О, что за восторг это был! Искра шла совсем иначе, чем привычный Серко, в седле было сидеть так удобно - и Ленка, расхрабрившись, попыталась повернуть лошадь. Искра возмущенно поддала задом, Ленка мгновенно очутилась на земле. Искра тут же остановилась, умница. Вот незадача, второй раз с лошади Ленка падает!.Ну, в первый день - куда ни шло, но в последний-то!
Главное - подсадить некому, Искра ускакала довольно далеко, пешком не дойти. И придумала Ленка подвести Искру к стогам сена, залезть на стог и прыгать с него на седло. Хоть вес у нее бараний был, спину дорогой лошади повредить могла. Однако обошлось. Промахнувшись три-четыре раза и свалившись на землю рядом с искриными копытами, Ленка все же как-то очутилась на ее спине, и попрыгали они домой. Уже потихоньку, без всякой помпы. На конюшне Ленка все рассказала, Отто только вздохнул.
Назавтра был назначен отъезд. Деньги заработали, могли уезжать в настоящих плацкартных вагонах.
Но уезжать было так жалко! Как было хорошо на Алтае!
После рабочего дня все отпрягали волокуши, садились верхом и торопились домой, а Ленка с любимым Женечкой оставались еще на пару часов - целоваться. Серьезного не было: Ленка еще толком ничего не понимала, а Женя относился к ней, как к наследной принцессе.
Серьезное началось через год - и ничего хорошего из этого не получилось. Воспитание у них в семьях, как и в целом по стране, было пуританским. Мама с Ленкой проводила большую работу, читая лекции, смысл которых сводился к словам: "Ты будешь как помойная яма, куда они сливают все, им ненужное". Ленка-то, начитавшись романов и обладая здоровым инстинктом, думала потихоньку, что "если я его люблю..." и бубнила: "Неправда, все не так", - но Женька был, видимо, обработан как следует. Он свято верил, что оскорбляет любимую, терпел до последнего, потом взрывался, когда она еще только разогрелась, - и сразу начинал раскаиваться, плакать, а, главное, обвинять ее. "Ты так ходишь",- кричал он: "Что я не могу удержаться!"
А она, в разогретом состоянии, полураздетая, ничего не понимая, тоже начинала плакать и думать, как это она так нехорошо ходит.
Посоветоваться ей было не с кем, рассказать некому, книжек не было. К тому же, это вечное отсутствие места, где можно было уединиться!
Кончилось все это тем, что Ленка напрочь лишилась нормальных инстинктов. И только спустя долгое время, после замужества, родов и развода, когда на нее свалилась вторая грандиозная любовь, объект этой любви, весьма удивленный безграмотностью, объяснил, что к чему.
Годы и годы Ленка еще вела с Женей долгие мысленные беседы. В редкие встречи мгновенно стиралось все, что было между ними - ненадолго, конечно.
Как-то раз, через много лет, он пожаловался, что родятся у него только девочки. "Должно быть, тебе был сужден только один сын, да ты отказался от него", - вздохнула Ленка.
- Но почему ты не женился тогда на мне, Женька?- спрашивала она.
- Дурак был. Боялся, что ты умнее меня.
Зря он боялся. Конечно, он был умнее. Просто Ленка росла в интеллигентной семье и больше читала.
Однако, взрослая Ленка понимала - вряд ли что-нибудь вышло бы из их брака. Женечкина жена, не обремененная излишней тактичностью требовательная женщина с металлом в голосе, подходила ему гораздо больше. Она помогла осуществить самолюбивые мечты, которые Ленке показались бы несущественными.
Да и вообще, набравшись вволю жизненного опыта, Ленка начала понимать - каждый получает в итоге жизни то, что заслужил. Женька - диссертацию (а скольких бессонных ночей ему стоило сделать ее, зарабатывая на жизнь в должности цехового мастера); важные посты: вначале - генерального директора крупного комбината, позже - его совладельца; большой дом в престижном подмосковье, квартиры дочерям в Москве, бриллианты своим женщинам. И, кажется, тоску - но это уже сверх программы.
Ленка - три свои грандиозные любови, потом - в тихой странене богатый дом, где все любят друг друга, книги, стихи, дешевые путешествия.
Но все это будет потом.
А тогда, нацеловавшись до полного обалдения, они садились на своих истомившихся лошадок, пощипывающих траву невдалеке. Иногда им оставляли только одну лошадь, тогда Ленка садилась на нее впереди, Женька прижимался ко ней, брал в руки поводья. И они скакали домой по утоптанной дороге вдоль пустых покосов. Закат стекал за невысокие горы, тишина стояла в мире. Только копыта стучали все быстрее: лошади знали, дом близко. И было это счастье. Оно самое, да.
Гораздо позже Ленка писала, вспоминая.
Семнадцать лет. Горы. Закат.
Копыта по тропке стучат.
Безлюдье. Безмолвье. И мы
Летим посреди тишины.
Летим и не знаем - что нас ожидает?
Какую нам долю судьба нагадает?
А ждут нас обиды, и ревность, и ссоры,
Потом расставанье, и разные семьи,
И редкие встречи, и странное чувство
Какой-то ошибки.
Которую, впрочем, уже не исправить.
Пока же, любимый,
Ты пяткой пришпориваешь кобылу,
Она ускоряет свой бег, и за нею
Моя мчит галопом. Быстрее, быстрее!
И страх. И восторг. И закат.
Копыта стучат и стучат...