Лев Толстой и Софья Андреевна. По следам фильма и книг.
Читаю всё подряд про Толстого - не Толстого, а о Толстом. Дневники, письма, воспоминания, мнения ... Пробую понять Толстого не как писателя, а как человека. Хотя ... мнение о нём я уже составила: Толстой-писатель - это одно, Толстой-человек - это другое. Продолжая читать "о нём", я ищу подтверждение своему мнению и не нахожу. Все пишут одинаково: Лев Толстой, "матёрый человечище", сильная личность, литературный гений, человек высокой нравственности. Так всегда пишут о великом человеке, о великих - только хорошее.
Такое впечатление, что никто не анализировал дневники самого Толстого, Софьи Андреевны, их дочерей и тех, в окружении которых Толстые жили долгие годы, того же Черткова. Неужели никто не заметил "горя от ума" Льва Николаевича, не обратил внимание на душевное самоедство, эгоистичность натуры этого непримиримого старика, заблудившегося в своих мыслях?
А его отношение к жене и вовсе подлое. Тёмной осенней ночью он тайно и спешно убегает от жены, пока она спит.
В фильме "Последнее воскресенье" показано это бегство и объясняется причина. Причина настолько странная, насколько и примитивная: очередная ссора с женой. Жена, которая до последнего билась с взбалмошным мужем за покой на старости лет, за счастье и обеспеченность своих детей, за право уважения к себе, за право быть рядом с ним, вдруг стала ненавистной.
Типично мужская точка зрения считать жену виновницей возникновения семейных драм. А я считаю наоборот: жена - это отражение своего мужа. У хорошего мужа и жена золото.
Говорят (и считают это мудростью), что муж - голова, а жена - шея, куда повернётся шея, туда смотрит и голова, то есть шея-жена управляет головой-мужем. В отношении Толстого и Софьи Андреевны эта мудрость не работает, потому что, если в голове рождаются дурацкие мысли, то в первую очередь приходится плохо шее.
В ситуации "Толстой и Софья Андреевна" я на женской стороне, потому что не вижу мудрости со стороны мужа. Прожить 48 лет в любви и согласии, начхать на всё это, возненавидеть жену так, что сбежать от неё осенней ночью куда глаза глядят - глупость неимоверная.
Бегство Толстого из Ясной поляны оправдывают самыми благородными словами: поиск свободы, сбрасывание семейных цепей, стремление к новой жизни, слияние с народом, желание обрести себя и т.д.
Смешно! Старый упрямец пошёл искать свободу? Он, известная в стране личность, с запоминающейся "толстовской" внешностью, где он собирался найти свободу? Если он такой умный, каким предстаёт как автор гениальных произведений, то должен знать, что нет свободы в пространстве, есть только личная свобода в глубине себя.
Убежал от Софьи Андреевны, потому что она его "достала"? А где же смирение перед испытанием, которое посылает верующему Господь Бог? Как же с непротивлением злу насилием? Толстой порвал с Церковью, но в Бога-то продолжал верить! К чему тогда такое несоответствие между якобы передовым мировоззрением и поступками?
А как же бедная Софья Андреевна? Она уже не в счёт? Верная жена, помощница во всём, переписывала его рукописи, тащила на себе заботу о муже, о его здоровье, кормила с ложечки, когда он болел, пеклась о многочисленном семействе, воспитывала детей, управлялась хозяйством, занималась домом, старалась создать мужу удобства, волновалась: "Кто же теперь Лёвушке маслица подаст?" ...
Да её ни во что не ставили в яснополянском доме. Толстой находился под влиянием Черткова, который ненавидел Софью Андреевну за то, что она сопротивлялась решению мужа завещать всё толстовцам и оставить собственных детей без средств к существованию. Где он, отцовский долг?
Самая младшая дочь Саша активно поддерживала отца, симпатизировала Черткову и выступала против матери.
Пример. Когда начались волнения среди крестьян в 1905-07 годах, Софья Андреевна выставила в Ясной поляне стражников для безопасности домочадцев, Толстой был против ("был тяжёлый разговор с Соней"). Дочь Александра поддерживала отца: "Убийства и жесткость всё усиливаются и усиливаются. Как же быть? Как остановить? <...> Они будут бить, грабить. А я, с поднятыми по их приказанию кверху руками, буду умолять их перестать жить дурно."
Александре было 23 года, молодая, неопытная, мать не была для неё авторитетом. Она же, Александра, не пустила к умирающему в Астапово отцу приехавших из Оптиной пустыни священников. Возможно, этим поступком взвалила на себя тяжкий грех ...
А бегство из Ясной поляны? Как могла расценить этот поступок Софья Андреевна? Ясно как - предательство. Нож в спину. Как после этого жить! Вконец истерзанная поведением мужа, бедная женщина впадает в панику. Женские нервы тоньше мужских, они чаще рвутся.
Хелен Миррен потрясающе показывает смятение Софьи Андреевны. Всё! Смысла жить нет. Письмо Толстого, написанное им не от любви, а из чувства вины, лишь усиливает отчаяние Софьи Андреевны. Отчаяние не рождается на пустом месте. Оно растёт постепенно, медленно, из маленького клубочка вырастает в глыбу, которая еле держится, чтобы не упасть ... малейший толчок, и глыба катится в бездну, увлекая за собой жизнь.
После того как Толстой покинул родовое поместье (читай, Софью Андреевну), она совершила самоубийство, но дочь Саша и секретарь Валентин Булгаков вместе с дворовыми людьми вытащили её из воды.
Икнулось ли бездушному Толстому в этот момент?
Из дневника Валентина Булгакова
"Когда я утром, часов в одиннадцать, пришел в Ясную Поляну, Софья Андреевна только что проснулась и оделась. Заглянула в комнату Льва Николаевича и не нашла его. Выбежала в "ремингтонную", потом в библиотеку. Тут ей сказали об уходе Льва Николаевича, подали его письмо.
- Боже мой! - прошептала Софья Андреевна.
Разорвала конверт письма и прочла первую строчку: "Отъезд мой огорчит тебя…" Не могла продолжать, бросила письмо на стол в библиотеке и побежала к себе, шепча:
- Боже мой!.. Что он со мной делает!..
- Да вы прочтите письмо, может быть, там что-нибудь есть! - кричали ей вдогонку Александра Львовна и Варвара Михайловна, но она их не слушала.
Тотчас кто-то из прислуги бежит и кричит, что Софья Андреевна побежала в парк к пруду.
- Выследите ее, вы в сапогах! - обратилась ко мне Александра Львовна и побежала надевать калоши.
Я выбежал во двор, в парк. Серое платье Софьи Андреевны мелькало вдали между деревьями: она быстро шла по липовой аллее вниз, к пруду. Прячась за деревьями, я пошел за ней. Потом побежал.
- Не бегите бегом! - крикнула мне сзади Александра Львовна.
Я оглянулся. Позади шло уже несколько человек повар Семен Николаевич, лакей Ваня и другие.
Вот Софья Андреевна свернула вбок, всё к пруду. Скрылась за кустами. Александра Львовна стремительно летит мимо меня, шумя юбками. Я бросился тоже бегом за ней. Медлить было нельзя: Софья Андреевна была у самого пруда.
Мы подбежали к спуску. Софья Андреевна оглянулась и заметила нас. Она уже миновала спуск. По доске идет на мостки (около купальни), с которых полощут белье. Видимо, торопится. Вдруг поскользнулась - и с грохотом падает на мостки прямо на спину… Цепляясь руками за доски, она ползет к ближайшему краю мостков и перекатывается в воду.
Александра Львовна уже на мостках. Тоже падает, на скользком месте, при входе на них… На мостках и я. Александра Львовна прыгает в воду. Я делаю то же. С мостков еще вижу фигуру Софьи Андреевны: лицом кверху, с раскрытым ртом, в который уже залилась, должно быть, вода, беспомощно разводя руками, она погружается в воду… Вот вода покрыла ее всю.
К счастью, мы с Александрой Львовной чувствуем под ногами дно. Софья Андреевна счастливо упала, поскользнувшись. Если бы она бросилась с мостков прямо, там дна бы не достать. Средний пруд очень глубок, в нем тонули люди… Около берега нам - по грудь.
С Александрой Львовной мы тащим Софью Андреевну кверху, подсаживаем на бревно козел, потом - на самые мостки.
Подоспевает лакей Ваня Шураев. С ним вдвоем мы с трудом подымаем тяжелую, всю мокрую Софью Андреевну и ведем ее на берег.
Александра Львовна бежит переодеться, поощряемая вышедшей за ней из дома Варварой Михайловной.
Ваня, я, повар увлекаем потихоньку Софью Андреевну к дому. Она жалеет, что вынули ее из воды. Идти ей трудно. В одном месте она бессильно опускается на землю:
- Я только немного посижу!.. Дайте мне посидеть!..
Но об этом нельзя и думать: Софье Андреевне необходимо скорее переодеться…
Мы с Ваней складываем руки в виде сиденья, с помощью повара и других усаживаем Софью Андреевну и несем. Но скоро она просит спустить ее".
"Левочка, голубчик, вернись домой, спаси меня от вторичного самоубийства".
Такое впечатление, что никто не анализировал дневники самого Толстого, Софьи Андреевны, их дочерей и тех, в окружении которых Толстые жили долгие годы, того же Черткова. Неужели никто не заметил "горя от ума" Льва Николаевича, не обратил внимание на душевное самоедство, эгоистичность натуры этого непримиримого старика, заблудившегося в своих мыслях?
А его отношение к жене и вовсе подлое. Тёмной осенней ночью он тайно и спешно убегает от жены, пока она спит.
В фильме "Последнее воскресенье" показано это бегство и объясняется причина. Причина настолько странная, насколько и примитивная: очередная ссора с женой. Жена, которая до последнего билась с взбалмошным мужем за покой на старости лет, за счастье и обеспеченность своих детей, за право уважения к себе, за право быть рядом с ним, вдруг стала ненавистной.
Типично мужская точка зрения считать жену виновницей возникновения семейных драм. А я считаю наоборот: жена - это отражение своего мужа. У хорошего мужа и жена золото.
Говорят (и считают это мудростью), что муж - голова, а жена - шея, куда повернётся шея, туда смотрит и голова, то есть шея-жена управляет головой-мужем. В отношении Толстого и Софьи Андреевны эта мудрость не работает, потому что, если в голове рождаются дурацкие мысли, то в первую очередь приходится плохо шее.
В ситуации "Толстой и Софья Андреевна" я на женской стороне, потому что не вижу мудрости со стороны мужа. Прожить 48 лет в любви и согласии, начхать на всё это, возненавидеть жену так, что сбежать от неё осенней ночью куда глаза глядят - глупость неимоверная.
Бегство Толстого из Ясной поляны оправдывают самыми благородными словами: поиск свободы, сбрасывание семейных цепей, стремление к новой жизни, слияние с народом, желание обрести себя и т.д.
Смешно! Старый упрямец пошёл искать свободу? Он, известная в стране личность, с запоминающейся "толстовской" внешностью, где он собирался найти свободу? Если он такой умный, каким предстаёт как автор гениальных произведений, то должен знать, что нет свободы в пространстве, есть только личная свобода в глубине себя.
Убежал от Софьи Андреевны, потому что она его "достала"? А где же смирение перед испытанием, которое посылает верующему Господь Бог? Как же с непротивлением злу насилием? Толстой порвал с Церковью, но в Бога-то продолжал верить! К чему тогда такое несоответствие между якобы передовым мировоззрением и поступками?
А как же бедная Софья Андреевна? Она уже не в счёт? Верная жена, помощница во всём, переписывала его рукописи, тащила на себе заботу о муже, о его здоровье, кормила с ложечки, когда он болел, пеклась о многочисленном семействе, воспитывала детей, управлялась хозяйством, занималась домом, старалась создать мужу удобства, волновалась: "Кто же теперь Лёвушке маслица подаст?" ...
Да её ни во что не ставили в яснополянском доме. Толстой находился под влиянием Черткова, который ненавидел Софью Андреевну за то, что она сопротивлялась решению мужа завещать всё толстовцам и оставить собственных детей без средств к существованию. Где он, отцовский долг?
Самая младшая дочь Саша активно поддерживала отца, симпатизировала Черткову и выступала против матери.
Пример. Когда начались волнения среди крестьян в 1905-07 годах, Софья Андреевна выставила в Ясной поляне стражников для безопасности домочадцев, Толстой был против ("был тяжёлый разговор с Соней"). Дочь Александра поддерживала отца: "Убийства и жесткость всё усиливаются и усиливаются. Как же быть? Как остановить? <...> Они будут бить, грабить. А я, с поднятыми по их приказанию кверху руками, буду умолять их перестать жить дурно."
Александре было 23 года, молодая, неопытная, мать не была для неё авторитетом. Она же, Александра, не пустила к умирающему в Астапово отцу приехавших из Оптиной пустыни священников. Возможно, этим поступком взвалила на себя тяжкий грех ...
А бегство из Ясной поляны? Как могла расценить этот поступок Софья Андреевна? Ясно как - предательство. Нож в спину. Как после этого жить! Вконец истерзанная поведением мужа, бедная женщина впадает в панику. Женские нервы тоньше мужских, они чаще рвутся.
Хелен Миррен потрясающе показывает смятение Софьи Андреевны. Всё! Смысла жить нет. Письмо Толстого, написанное им не от любви, а из чувства вины, лишь усиливает отчаяние Софьи Андреевны. Отчаяние не рождается на пустом месте. Оно растёт постепенно, медленно, из маленького клубочка вырастает в глыбу, которая еле держится, чтобы не упасть ... малейший толчок, и глыба катится в бездну, увлекая за собой жизнь.
После того как Толстой покинул родовое поместье (читай, Софью Андреевну), она совершила самоубийство, но дочь Саша и секретарь Валентин Булгаков вместе с дворовыми людьми вытащили её из воды.
Икнулось ли бездушному Толстому в этот момент?
Из дневника Валентина Булгакова
"Когда я утром, часов в одиннадцать, пришел в Ясную Поляну, Софья Андреевна только что проснулась и оделась. Заглянула в комнату Льва Николаевича и не нашла его. Выбежала в "ремингтонную", потом в библиотеку. Тут ей сказали об уходе Льва Николаевича, подали его письмо.
- Боже мой! - прошептала Софья Андреевна.
Разорвала конверт письма и прочла первую строчку: "Отъезд мой огорчит тебя…" Не могла продолжать, бросила письмо на стол в библиотеке и побежала к себе, шепча:
- Боже мой!.. Что он со мной делает!..
- Да вы прочтите письмо, может быть, там что-нибудь есть! - кричали ей вдогонку Александра Львовна и Варвара Михайловна, но она их не слушала.
Тотчас кто-то из прислуги бежит и кричит, что Софья Андреевна побежала в парк к пруду.
- Выследите ее, вы в сапогах! - обратилась ко мне Александра Львовна и побежала надевать калоши.
Я выбежал во двор, в парк. Серое платье Софьи Андреевны мелькало вдали между деревьями: она быстро шла по липовой аллее вниз, к пруду. Прячась за деревьями, я пошел за ней. Потом побежал.
- Не бегите бегом! - крикнула мне сзади Александра Львовна.
Я оглянулся. Позади шло уже несколько человек повар Семен Николаевич, лакей Ваня и другие.
Вот Софья Андреевна свернула вбок, всё к пруду. Скрылась за кустами. Александра Львовна стремительно летит мимо меня, шумя юбками. Я бросился тоже бегом за ней. Медлить было нельзя: Софья Андреевна была у самого пруда.
Мы подбежали к спуску. Софья Андреевна оглянулась и заметила нас. Она уже миновала спуск. По доске идет на мостки (около купальни), с которых полощут белье. Видимо, торопится. Вдруг поскользнулась - и с грохотом падает на мостки прямо на спину… Цепляясь руками за доски, она ползет к ближайшему краю мостков и перекатывается в воду.
Александра Львовна уже на мостках. Тоже падает, на скользком месте, при входе на них… На мостках и я. Александра Львовна прыгает в воду. Я делаю то же. С мостков еще вижу фигуру Софьи Андреевны: лицом кверху, с раскрытым ртом, в который уже залилась, должно быть, вода, беспомощно разводя руками, она погружается в воду… Вот вода покрыла ее всю.
К счастью, мы с Александрой Львовной чувствуем под ногами дно. Софья Андреевна счастливо упала, поскользнувшись. Если бы она бросилась с мостков прямо, там дна бы не достать. Средний пруд очень глубок, в нем тонули люди… Около берега нам - по грудь.
С Александрой Львовной мы тащим Софью Андреевну кверху, подсаживаем на бревно козел, потом - на самые мостки.
Подоспевает лакей Ваня Шураев. С ним вдвоем мы с трудом подымаем тяжелую, всю мокрую Софью Андреевну и ведем ее на берег.
Александра Львовна бежит переодеться, поощряемая вышедшей за ней из дома Варварой Михайловной.
Ваня, я, повар увлекаем потихоньку Софью Андреевну к дому. Она жалеет, что вынули ее из воды. Идти ей трудно. В одном месте она бессильно опускается на землю:
- Я только немного посижу!.. Дайте мне посидеть!..
Но об этом нельзя и думать: Софье Андреевне необходимо скорее переодеться…
Мы с Ваней складываем руки в виде сиденья, с помощью повара и других усаживаем Софью Андреевну и несем. Но скоро она просит спустить ее".
"Левочка, голубчик, вернись домой, спаси меня от вторичного самоубийства".