Первый сборник Ахматовой "Вечер" вышел в 1912 году (300 экземпляров, которые она на саночках увозила из типографии). Сборник был благодушно принят читающей публикой. Сразу стали появляться пародии на её стихи. Ахматова писала (в отличие от Гумилёва) простым "бытовым" языком, который был понятен всем. В стихах была интригующая тайна, они запоминались и им хотелось подражать.
Но больше хотелось пародировать.
Пародировали и бырышни, и восторженные студенты и маститые поэты-критики.
Особенно усердствовал Виктор Петрович Буренин (он же Владимир Монументов, Хуздозад Цередринов, Выборгский пустынник, граф Алексис Жасминов и т.п.), русский театральный и литературный критик, публицист, поэт-сатирик и драматург.
Он понимал, что у молодой поэтессы собственный стиль ещё в процессе формирования, поэтому высмеивал только отдельные фразы и четверостишия, упирая на их текстологические слабости.
Анна Ахматова:
Мне больше ног моих не надо -
Пусть превратятся в рыбий хвост -
Плыву, и радостна прохлада,
Белеет тускло дальний мост…
Виктор Буренин:
Мне ног не надо - ноги к черту!
Пусть превратятся в рачий хвост:
Предавшись раковому спорту,
Нырну под Полицейский мост.
Потешались и другие поэты, соревнуясь друг с в рифмах на фамилию "Ахматова".
Поэт Максимилиан Волошин, например, написал экспромт:
Анна Андреевна Ахматова
Полюби меня, черта косматого.
Фельетонист В.Платонов в одном из своих фельетонов вывел поэтессу Лохматову, которая вместо знаменитых строчек из Ахматовой:
Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.
произносила свои пародийные:
Рукой к ее прижавшись стану,
Лакею он сказал: "Неси!"…
И, не взирая на сметану,
Прудом запахли караси.
К 1920 году сатира в пародиях на Ахматову стала сменяться юмором:
Ахматова:
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
Александр Архангельский:
Задыхаясь, я крикнула: - Шутка!
Ты откуда? Ответь! Я дрожу! -
И сказал мне спокойно малютка:
- Папа рубит, а я подвожу!
В 1914 году вышел второй сборник Ахматовой - "Четки". Анна Андреевна стала популярной поэтессой. В связи с этим появилось большое число подражательниц, которых Гумилёв называл "подахматовками".
Ученица Гумилёва, поэтесса Ирина Одоевцева, вспоминала в своей книге "На берегах Невы" о том, как Николай Степанович объяснял, что такое "подахматовки": "Это особый сорт грибов-поганок, растущих под "Четками". Вроде мухоморов".
В той же книге Одоевцева приводит несколько примеров общения мэтра Гумилёва со своими ученицами-подахматовками.
Вот три отрывка из книги:
1.
На лекциях Гумилева мне пришлось быть свидетельницей безудержного потока подражаний Ахматовой.
Чаще всего эти подражания принимали даже несколько комический оттенок и являлись попросту перепевами и переложениями стихов "Четок". В них непременно встречалась несчастная любовь, муж, сын или дочка. Ведь в "Умер вчера сероглазый король" говорилось о дочке.
Так, семнадцатилетняя Лидочка Р., краснея и сбиваясь, читала высоким срывающимся голосом перед Гумилевым, царственно восседавшим на кафедре:
Сердце бьется медленно, устало,
На порог я села на крыльцо.
Я ему сегодня отослала
Обручальное кольцо.
Лицо Гумилева выражает удивление. Он пристально вглядывается в нее.
- Никак не предполагал, что вы уже замужем. Позвольте узнать - давно?
Лидочка Р. еще сильнее краснеет.
- Нет. Я не замужем, нет!
Гумилев недоумевающе разводит руками:
- Как же так? Помилуйте. Кому же вы отослали кольцо? Жениху? Любовнику?..
Лидочка закусывает нижнюю губу в явном, но напрасном усилии не расплакаться и молчит.
- А, понимаю! - продолжает Гумилев. - Вы просто взяли мужа, как и крыльцо, из ахматовского реквизита. Ах вы, бедная подахматовка!
2.
Но, несмотря на издевательства Гумилева, „подахматовки“ не переводились.
Уже не Лидочка Р., а другая слушательница самоуверенно продекла¬мировала однажды:
Я туфлю с левой ноги
На правую ногу надела.
- Ну и как? - прервал ее Гумилев. - Так и доковыляли домой? Или переобулись в ближайшей подворотне?
Кстати, Корней Иванович записал, что «когда в „Вечере“ появилось двустишие: „Я на правую руку надела, Перчатку с левой руки“, Анна Андреевна сказала, смеясь: „Вот увидите, завтра такая-то - она назвала имя одной из самых юрких поэтесс того времени - напишет в своих стихах: ‚Я на правую ногу надела / Калошу с левой ноги“.
3.
Из Одоевцевой:
Но, конечно, многие подражания были лишены комизма и не служили причиной веселья Гумилева и его учеников. Так, строки:
Одною болью стало больше в мире,
И в небе новая зажглась звезда… -
даже удостоились снисходительной похвалы мэтра.
- Если бы не было: "Одной улыбкой меньше стало. Одною песней больше будет", - прибавил он".
Анна Андреевна не любила подражательниц своего творчества и отзывалась о них «исключительно плохо», но талантливые пародии и остроумные эпиграммы иногда вызывали её улыбку.
Анатолию Нейману (который, как летописец, записывал события из жизни Ахматовой) она цитировала эпиграмму Бунина (Любовное свидание с Ахматовой / Всегда кончается тоской: / Как эту даму ни обхватывай, / Доска останется доской) и смеялась: "А что? По-моему, удачно".
Летом 1957 года Анна Андреевна сама написала эпиграмму на своё знаменитое стихотворение "Я научила женщин говорить":
Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, боже, как их замолчать заставить!
Ну, а теперь я скажу о своём.
Я прекрасно понимаю пародистов, самой уже давно не терпится спародировать какие-нибудь стихи Анны Андреевны (разумеется, любовные), ведь они так и просят пародий.
И, в конце концов, я не смогла им отказать.
Вот одно из любимых мной некогда стихотворений А.А. Ахматовой:
Сжала руки под темной вуалью…
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
МОЯ ПАРОДИЯ.
Можно сказать, что моя пародия ни о чём, а о чём тогда стихотворение Ахматовой?
Сжала руки под тёмной вуалью
так, что даже задела нос,
озадачилась терпкой печалью,
и в носу засвербил вопрос:
как под тёмной вуальной сеткой
ты заметил бледность лица?
Может, спутал (как путал нередко)
с позолотой чьего-то кольца?
Как забуду? Смотрела я в спину,
И сквозь спину увидела рот:
С искривлённой его половиной
Ты, шатаясь, дошёл до ворот.
Вслед бежала, вуаль развевалась,
как бельё на холодном ветру.
"Стой!" - я крикнула, задыхаясь:
Я ворота тебе отопру!"