Путешествие Павла (ещё цесаревича) в Европу.
В 1781 году великокняжеская семья Павла и его второй жены Марии Фёдоровны отправилась в путешествие по Европе. Павлу было 27 лет, его жене - 22 года. Полтора года они путешествовали инкогнито под именами графа и графини Северных (Du Nord-дю Нор), как было принято для лиц царствующих домов Европы. Маршрут путешествия был разработан дипломатом, знатоком искусств князем Н.Б. Юсуповым.
Поездка должна была носить неофициальный характер и преследовала не только познавательные цели, но и политические. Екатерина II велела включить в список только те страны, которые видела союзниками России, потому запретила посещение Берлина и встречу Павла с Фридрихом Великим.
Корнелиус Хойер. Павел и Мария с сыновьями Александром и Константином перед поездкой.
Илл. из книги "Трехсотлетие Дома Романовых. 1613-1913".
В свиту графа и графини Северных входили: князь Н.Б. Юсупов, генерал Н.И. Салтыков с супругой, полковник Х.И. Бенкендорф с супругой (близкой подругой Марии Федоровны), князь А.Б. Куракин (друг детства Павла Петровича), фрейлины Марии Федоровны Н.С. Борщова и Е.И. Нелидова.
Также в свиту из ближайшего окружения Павла Петровича были включены камер-юнкер Ф.Ф. Вадковский, капитан-лейтенант С.И. Плещеев, литераторы Лафермьер и Николаи, священник Самборский и доктор Крузе.
Так как сыновьям Павла и Марии Фёдоровны была привита оспа, то путешествие решено было отложить до сентября. 19 сентября 1781 года их Императорские Высочества простились с сыновьями и выехали из Царского Села. Их путь в Европу пролегал по традиционному маршруту: из Санкт-Петербурга через Польшу и Австрию до Вены, с длительным пребыванием в Италии и Франции, через Бельгию и Голландию в герцогство Вюртембергское, где у родителей Марии Федоровны в Монбельяре, они отдыхали в течение месяца перед возвращением домой.
Домой отправились через Штутгарт, Вену, Краков, Гродно, Митаву и Ригу. И, хотя чета путешествовала инкогнито, на всём пути следования их встречали торжественные приёмы и пышные увеселения.
В Петербург граф и графиня Северные вернулись 20 ноября 1782 года. Собой привезли множество сундуков с подарками: книги, мебель, фарфор, гобелены, бронзу, зеркала, живописные полотна, одежду и драгоценности. Эти приобретения способствовали созданию изысканных интерьеров и императорских художественных коллекций в Павловске, Гатчине и Михайловском замке.
[Рассказ Павла Петровича.]
Павел с детства обладал крайней впечатлительностью и ярким воображением. В своём дневнике воспитатель Павла С.А. Порошин отмечал, что цесаревич с детства отличался беспокойными снами, кошмарами и едва ли не галлюцинациями.
Одна такая галлюцинация случилась у Павла во время прогулки по вечернему Петербургу. Он вспомнил о ней, находясь в Брюсселе, и рассказал членам своей свиты. История как интересная, так и невероятная, похожая на правдоподобную фантазию.
""Однажды вечером или, вернее, ночью я в сопровождении Куракина и двух слуг шел по улицам Петербурга. Мы провели вечер у меня, разговаривали и курили, и нам пришла мысль выйти из дворца инкогнито, чтобы прогуляться по городу при лунном свете.
Погода не была холодная, дни удлинялись; это было в лучшую пору нашей весны, столь бледной в сравнении с этим временем на юге. Мы были веселы. Мы вовсе не думали о чем-нибудь религиозном или серьезном, и Куракин так и сыпал шутками на счет тех немногих прохожих, которые встречались с нами. Я шел впереди, предшествуемый, однако, слугою; за мною, в нескольких шагах, следовал Куракин, а сзади, в некотором расстоянии, шел другой слуга. Луна светила так ярко, что было бы возможно читать; тени ложились длинные и густые.
При повороте в одну из улиц я заметил в углублении одних дверей высокого и худощавого человека, завернутого в плащ, вроде испанского, и в военной, надвинутой на глаза шляпе. Он, казалось, поджидал кого-то, и, как только мы миновали его, он вышел из своего убежища и подошел ко мне с левой стороны, не говоря ни слова. Невозможно было разглядеть черты его лица, только шаги его по тротуару издавали странный звук, как будто камень ударялся о камень. Я был сначала изумлен этой встречей; затем мне показалось, что я ощущаю охлаждение в левом боку, к которому прикасался незнакомец.
Я почувствовал охватившую меня дрожь и, обернувшись к Куракину, сказал:
- Мы имеем странного спутника!
- Какого спутника? - спросил он.
- Вот того, который идет у меня слева и который, как мне кажется, производит значительный шум.
Куракин в изумлении раскрыл глаза и уверял меня, что никого нет с левой стороны.
- Как, ты не видишь человека в плаще, идущего с левой стороны, вот между стеной и мною?
- Вы, Ваше высочество, сами соприкасаетесь со стеною и нет места для другого лица между вами и стеною.
Я протянул руку. Действительно, я почувствовал камень. Но все-таки человек был тут и продолжал идти со мною в ногу, причем шаги его издавали по-прежнему звук, подобный удару молота. Тогда я начал рассматривать его внимательно и заметил из-под упомянутой мною шляпы особой формы такой блестящий взгляд, какого не видел ни прежде, ни после. Взгляд его, обращенный ко мне, очаровывал меня; я не мог избегнуть действия его лучей.
Ах, - сказал я Куракину, - я не могу передать, что я чувствую, но что-то странное.
Я дрожал не от страха, а от холода. Какое-то странное чувство постепенно охватывало меня и проникало в сердце. Кровь застывала в жилах. Вдруг глухой и грустный голос раздался из-под плаща, закрывавшего рот моего спутника, и назвал меня моим именем.
- Павел!
Я невольно отвечал, подстрекаемый какой-то неведомой силой.
- Что тебе нужно?
- Павел! - повторил он.
На этот раз голос имел ласковый, но еще более грустный оттенок. Я ничего не отвечал и ждал; он снова назвал меня по имени, а затем вдруг остановился. Я вынужден был сделать то же самое.
- Павел, бедный Павел, бедный князь!
Я обратился к Куракину, который также остановился.
- Слышишь? - сказал я ему.
- Ничего, государь, решительно ничего. А вы?
Что касается до меня, то я слышал; этот плачевный голос еще раздавался в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собою и спросил таинственного незнакомца, кто он и чего он от меня желает.
- Бедный Павел! Кто я? Я тот, кто принимает участие. Чего я желаю? Я желаю, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты не останешься в нем долго. Живи как следует, если желаешь умереть спокойно, и не презирай укоров совести: это величайшая мука для великой души».
Он пошел снова, глядя на меня все тем же проницательным взором, который как бы отделялся от его головы. И как прежде я должен был остановиться, следуя его примеру, так и теперь я вынужден был следовать за ним. Он перестал говорить, и я не чувствовал потребности обратиться к нему с речью. Я шел за ним, потому что теперь он давал направление нашему пути. Это продолжалось еще более часу в молчании, и я не могу вспомнить, по каким местам мы проходили. Куракин и слуги удивлялись.
Наконец, мы подошли к большой площади между мостом через Неву и зданием Сената. Незнакомец подошел прямо к одному месту этой площади, к которому, конечно, я последовал за ним, и там он снова остановился.
- Павел, прощай, ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте.
Затем шляпа сама собою поднялась, как будто бы он прикоснулся к ней; тогда мне удалось свободно рассмотреть его лицо. Я невольно отодвинулся, увидев орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришел в себя от удивления и страха, он уже исчез.
На этом самом месте императрица сооружает знаменитый памятник, который изображает царя Петра на коне и вскоре сделается удивлением всей Европы. Но я же указал моей матери на это место, предугаданное заранее призраком. Я сохранил воспоминание о малейшей подробности этого видения и продолжаю утверждать, что это видение, а не сон, как желает уверять Куракин. Иной раз мне кажется, что все это еще совершается предо мною. Я возвращался во дворец изнеможденный, как бы после долгого пути, и с буквально отмороженным левым боком. Потребовалось несколько часов времени, чтобы отогреть меня в теплой постели, прикрытого одеялами"".
Поездка должна была носить неофициальный характер и преследовала не только познавательные цели, но и политические. Екатерина II велела включить в список только те страны, которые видела союзниками России, потому запретила посещение Берлина и встречу Павла с Фридрихом Великим.
Корнелиус Хойер. Павел и Мария с сыновьями Александром и Константином перед поездкой.
Илл. из книги "Трехсотлетие Дома Романовых. 1613-1913".
В свиту графа и графини Северных входили: князь Н.Б. Юсупов, генерал Н.И. Салтыков с супругой, полковник Х.И. Бенкендорф с супругой (близкой подругой Марии Федоровны), князь А.Б. Куракин (друг детства Павла Петровича), фрейлины Марии Федоровны Н.С. Борщова и Е.И. Нелидова.
Также в свиту из ближайшего окружения Павла Петровича были включены камер-юнкер Ф.Ф. Вадковский, капитан-лейтенант С.И. Плещеев, литераторы Лафермьер и Николаи, священник Самборский и доктор Крузе.
Так как сыновьям Павла и Марии Фёдоровны была привита оспа, то путешествие решено было отложить до сентября. 19 сентября 1781 года их Императорские Высочества простились с сыновьями и выехали из Царского Села. Их путь в Европу пролегал по традиционному маршруту: из Санкт-Петербурга через Польшу и Австрию до Вены, с длительным пребыванием в Италии и Франции, через Бельгию и Голландию в герцогство Вюртембергское, где у родителей Марии Федоровны в Монбельяре, они отдыхали в течение месяца перед возвращением домой.
Домой отправились через Штутгарт, Вену, Краков, Гродно, Митаву и Ригу. И, хотя чета путешествовала инкогнито, на всём пути следования их встречали торжественные приёмы и пышные увеселения.
В Петербург граф и графиня Северные вернулись 20 ноября 1782 года. Собой привезли множество сундуков с подарками: книги, мебель, фарфор, гобелены, бронзу, зеркала, живописные полотна, одежду и драгоценности. Эти приобретения способствовали созданию изысканных интерьеров и императорских художественных коллекций в Павловске, Гатчине и Михайловском замке.
[Рассказ Павла Петровича.]
Павел с детства обладал крайней впечатлительностью и ярким воображением. В своём дневнике воспитатель Павла С.А. Порошин отмечал, что цесаревич с детства отличался беспокойными снами, кошмарами и едва ли не галлюцинациями.
Одна такая галлюцинация случилась у Павла во время прогулки по вечернему Петербургу. Он вспомнил о ней, находясь в Брюсселе, и рассказал членам своей свиты. История как интересная, так и невероятная, похожая на правдоподобную фантазию.
""Однажды вечером или, вернее, ночью я в сопровождении Куракина и двух слуг шел по улицам Петербурга. Мы провели вечер у меня, разговаривали и курили, и нам пришла мысль выйти из дворца инкогнито, чтобы прогуляться по городу при лунном свете.
Погода не была холодная, дни удлинялись; это было в лучшую пору нашей весны, столь бледной в сравнении с этим временем на юге. Мы были веселы. Мы вовсе не думали о чем-нибудь религиозном или серьезном, и Куракин так и сыпал шутками на счет тех немногих прохожих, которые встречались с нами. Я шел впереди, предшествуемый, однако, слугою; за мною, в нескольких шагах, следовал Куракин, а сзади, в некотором расстоянии, шел другой слуга. Луна светила так ярко, что было бы возможно читать; тени ложились длинные и густые.
При повороте в одну из улиц я заметил в углублении одних дверей высокого и худощавого человека, завернутого в плащ, вроде испанского, и в военной, надвинутой на глаза шляпе. Он, казалось, поджидал кого-то, и, как только мы миновали его, он вышел из своего убежища и подошел ко мне с левой стороны, не говоря ни слова. Невозможно было разглядеть черты его лица, только шаги его по тротуару издавали странный звук, как будто камень ударялся о камень. Я был сначала изумлен этой встречей; затем мне показалось, что я ощущаю охлаждение в левом боку, к которому прикасался незнакомец.
Я почувствовал охватившую меня дрожь и, обернувшись к Куракину, сказал:
- Мы имеем странного спутника!
- Какого спутника? - спросил он.
- Вот того, который идет у меня слева и который, как мне кажется, производит значительный шум.
Куракин в изумлении раскрыл глаза и уверял меня, что никого нет с левой стороны.
- Как, ты не видишь человека в плаще, идущего с левой стороны, вот между стеной и мною?
- Вы, Ваше высочество, сами соприкасаетесь со стеною и нет места для другого лица между вами и стеною.
Я протянул руку. Действительно, я почувствовал камень. Но все-таки человек был тут и продолжал идти со мною в ногу, причем шаги его издавали по-прежнему звук, подобный удару молота. Тогда я начал рассматривать его внимательно и заметил из-под упомянутой мною шляпы особой формы такой блестящий взгляд, какого не видел ни прежде, ни после. Взгляд его, обращенный ко мне, очаровывал меня; я не мог избегнуть действия его лучей.
Ах, - сказал я Куракину, - я не могу передать, что я чувствую, но что-то странное.
Я дрожал не от страха, а от холода. Какое-то странное чувство постепенно охватывало меня и проникало в сердце. Кровь застывала в жилах. Вдруг глухой и грустный голос раздался из-под плаща, закрывавшего рот моего спутника, и назвал меня моим именем.
- Павел!
Я невольно отвечал, подстрекаемый какой-то неведомой силой.
- Что тебе нужно?
- Павел! - повторил он.
На этот раз голос имел ласковый, но еще более грустный оттенок. Я ничего не отвечал и ждал; он снова назвал меня по имени, а затем вдруг остановился. Я вынужден был сделать то же самое.
- Павел, бедный Павел, бедный князь!
Я обратился к Куракину, который также остановился.
- Слышишь? - сказал я ему.
- Ничего, государь, решительно ничего. А вы?
Что касается до меня, то я слышал; этот плачевный голос еще раздавался в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собою и спросил таинственного незнакомца, кто он и чего он от меня желает.
- Бедный Павел! Кто я? Я тот, кто принимает участие. Чего я желаю? Я желаю, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты не останешься в нем долго. Живи как следует, если желаешь умереть спокойно, и не презирай укоров совести: это величайшая мука для великой души».
Он пошел снова, глядя на меня все тем же проницательным взором, который как бы отделялся от его головы. И как прежде я должен был остановиться, следуя его примеру, так и теперь я вынужден был следовать за ним. Он перестал говорить, и я не чувствовал потребности обратиться к нему с речью. Я шел за ним, потому что теперь он давал направление нашему пути. Это продолжалось еще более часу в молчании, и я не могу вспомнить, по каким местам мы проходили. Куракин и слуги удивлялись.
Наконец, мы подошли к большой площади между мостом через Неву и зданием Сената. Незнакомец подошел прямо к одному месту этой площади, к которому, конечно, я последовал за ним, и там он снова остановился.
- Павел, прощай, ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте.
Затем шляпа сама собою поднялась, как будто бы он прикоснулся к ней; тогда мне удалось свободно рассмотреть его лицо. Я невольно отодвинулся, увидев орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришел в себя от удивления и страха, он уже исчез.
На этом самом месте императрица сооружает знаменитый памятник, который изображает царя Петра на коне и вскоре сделается удивлением всей Европы. Но я же указал моей матери на это место, предугаданное заранее призраком. Я сохранил воспоминание о малейшей подробности этого видения и продолжаю утверждать, что это видение, а не сон, как желает уверять Куракин. Иной раз мне кажется, что все это еще совершается предо мною. Я возвращался во дворец изнеможденный, как бы после долгого пути, и с буквально отмороженным левым боком. Потребовалось несколько часов времени, чтобы отогреть меня в теплой постели, прикрытого одеялами"".