Лоскуты. Старые клюшки.
Один из "лоскутков". Я еще не знаю, что войдет в книгу, что нет, будут ли отдельные рассказы ценны сами по себе или только в контексте общего замысла... Вот этот, например -- имеет право на звание рассказа, как самостоятельного произведения?
«А у Женьки морщина на лбу! Женька -- старая клюшка!» -- захихикала при встрече Олька, обнимая свою подругу детства. Она так и не изменила своей привычке хохмить и резать правду-матку в глаза по поводу и без. Женька только улыбнулась тогда в ответ. Обижаться на Ольку? Абсолютно бессмысленно, это Женька поняла еще тридцать лет назад, когда они только познакомились и подружились. Да и какая там была у нее морщина? Смех один. Никто ее и не разглядел, кроме самой близкой подруги, да и то потому, что они не виделись пару лет к тому времени. Все остальные, коллеги-знакомые, переспрашивали обычно: «Сколько-сколько тебе лет?.. Что, правда? Ты что, в холодильнике ночуешь?» Женька только плечом пожимала с досадой. Ну о чем тут говорить, на самом деле? Никто в ее семье не выглядел на свои годы, а она к тому же и вовсе не следила за тем, сколько ей там «натикало» по паспорту. Жить было так же интересно, как в 6, как в 12 или 18. Так какая разница?!.
А вот теперь, еще несколько лет спустя, Женька стала вдруг пугаться зеркала. Оттуда на нее смотрела ее бабушка. Нет, не старенькая, добрая, с лицом в морщинках старушка, но та, что когда-то также смотрела на нее со старого портрета: черноволосая, чернобровая, красивая... Женька ее такой и не помнила, и не видела, наверное. Только на портрете. И никогда не считала себя на нее похожей. А тут вдруг, все чаще и чаще встречая ее в зеркале, она впервые испугалась приближающейся старости. И тут же тело откликнулось с готовностью: «Да, да! А ты как хотела? Посмотри, вон там, в волосах -- это седина. А вот эти морщины увидит уже ее только зоркая Олька, но и любой прохожий, и даже собственные дети. А чьи это мощные бедра? Чья это попа? Что за живот? И не рассказывай о троих детях, которых ты в нем выносила и родила: вон у подруги Ритки четверо, у подруги Лены тоже трое -- а они как тростиночки. А суставы на пальцах? А больная нога? А сигареты «Друг»?!»
Так, стоп, какое же это тело. Про сигареты «Друг», это уже из памяти, это из кино, так что без паники. Посмотреть в зеркало повнимательнее. Или не смотреть совсем. Подумать. Детство и юность, молодость -- они вот, были словно вчера: воспоминания о них яркие, цвета, звуки, запахи -- все тут, все с Женькой. На прошлой неделе каталась с детьми на санках со снежной горы: свист ветра в ушах, снег в лицо, визг и восторг все те же, что и много лет назад. Доехать до остановки школьного автобуса на самокате? Запросто! С замиранием сердца полезть через широкую канаву по свалившемуся от урагана дереву? Конечно! Научиться рисовать или играть на пианино? Почему бы и нет, научилась же она вышивать и делать открытки несколько лет назад. Пойти в колледж изучать Creative writing? Обязательно, в ближайшие годы. А может, наоборот, потом, когда младшие дети в колледж пойдут, и она с ними. Читать -- запоем, писать -- с вдохновением, рисовать -- неумело, но с удовольствием. А попа... Ну а что, попу просто надо чаще выгуливать! В мире, даже самом что ни на есть окружающем, столько еще неизведанных мест и нехоженых ею тропинок. И какая на самом деле разница, какие цифры выдает ей паспорт или год рождения?! Какая же это старость, это зрелость, и жизнь только начинается, две ее подруги вон только что стали мамами. Женькина собственная мама в этом возрасте победила рак, выучила английский и 10 лет спустя съездила в Англию за дипломом. Еще 20 лет спустя спокойно путешествует к дочери и внукам на другую сторону Земли и не теряется в самых непредвиденных ситуациях. Мама мужа в 88 лет решила в свой день рождения прокатиться на верблюде и сделала это, а потом была облита слоном водой из хобота и громко смеялась. Она все еще волонтерит три раза в неделю, плавает в бассейне, и в парке занимается китайской гимнастикой тай-чи. Она сама ухаживает за садом и не пропускает ни одной гаражной распродажи, строит планы на будущее и, кажется, совсем не боится старости. Может, совсем не замечает ее, а может, умеет радоваться ей?.. И надо так и жить, и радоваться каждому дню, не важно, 8 тебе, 18 или 88.
А бабушка в зеркале... Так ведь это она, любимейшая Женькой в детстве и на всю жизнь, бабушка: мудрая, добрая, выдумщица, красавица. Которая рассказывала истории из своего детства и детства своих детей так ярко и образно, что Женька словно бывала там, видела все собственными глазами, слушала, чувствовала запахи и прикосновения... И слава Богу, что в зеркале сегодня не отражается та, другая, с маленькими водянистыми глазками, металлическим голосом, сыпящая тяжелыми, холодными словами и фразами, которые, падая, обрубали Женьке крылья и прибивали ее к земле. И даже на тот старый ее портрет, где она была еще довольно молода и красива, Женька не любила смотреть. Пожалуй, выгляни она сегодня на Женьку из зеркала, это и означало бы что-то тягостное, страшное, неотвратимое и жуткое. Но ведь и это не было бы уродством старости, а всего лишь характером, натурой, судьбой.
«Хочу научиться кататься на скейтборде!» -- говорила Женьке Олька десять лет назад, подливая ей и себе чаю. -- «Но сейчас просто некогда. Но вот будет у меня сын, подрастет, и вместе с ним я научусь!». Олька, как всегда, говорила напористо и уверенно, и не приняла бы никаких возражений, если бы кто-то вдруг вздумал ей возражать.
Она родила сына осенью прошлого года. И Женька ничуть не сомневается в том, что ее подруга однажды будет лихо балансировать на неустойчивой доске на колесиках, а ее сын будет бежать рядом, готовый подхватить и удержать свою хохотушку-маму. Старую клюшку.
«А у Женьки морщина на лбу! Женька -- старая клюшка!» -- захихикала при встрече Олька, обнимая свою подругу детства. Она так и не изменила своей привычке хохмить и резать правду-матку в глаза по поводу и без. Женька только улыбнулась тогда в ответ. Обижаться на Ольку? Абсолютно бессмысленно, это Женька поняла еще тридцать лет назад, когда они только познакомились и подружились. Да и какая там была у нее морщина? Смех один. Никто ее и не разглядел, кроме самой близкой подруги, да и то потому, что они не виделись пару лет к тому времени. Все остальные, коллеги-знакомые, переспрашивали обычно: «Сколько-сколько тебе лет?.. Что, правда? Ты что, в холодильнике ночуешь?» Женька только плечом пожимала с досадой. Ну о чем тут говорить, на самом деле? Никто в ее семье не выглядел на свои годы, а она к тому же и вовсе не следила за тем, сколько ей там «натикало» по паспорту. Жить было так же интересно, как в 6, как в 12 или 18. Так какая разница?!.
А вот теперь, еще несколько лет спустя, Женька стала вдруг пугаться зеркала. Оттуда на нее смотрела ее бабушка. Нет, не старенькая, добрая, с лицом в морщинках старушка, но та, что когда-то также смотрела на нее со старого портрета: черноволосая, чернобровая, красивая... Женька ее такой и не помнила, и не видела, наверное. Только на портрете. И никогда не считала себя на нее похожей. А тут вдруг, все чаще и чаще встречая ее в зеркале, она впервые испугалась приближающейся старости. И тут же тело откликнулось с готовностью: «Да, да! А ты как хотела? Посмотри, вон там, в волосах -- это седина. А вот эти морщины увидит уже ее только зоркая Олька, но и любой прохожий, и даже собственные дети. А чьи это мощные бедра? Чья это попа? Что за живот? И не рассказывай о троих детях, которых ты в нем выносила и родила: вон у подруги Ритки четверо, у подруги Лены тоже трое -- а они как тростиночки. А суставы на пальцах? А больная нога? А сигареты «Друг»?!»
Так, стоп, какое же это тело. Про сигареты «Друг», это уже из памяти, это из кино, так что без паники. Посмотреть в зеркало повнимательнее. Или не смотреть совсем. Подумать. Детство и юность, молодость -- они вот, были словно вчера: воспоминания о них яркие, цвета, звуки, запахи -- все тут, все с Женькой. На прошлой неделе каталась с детьми на санках со снежной горы: свист ветра в ушах, снег в лицо, визг и восторг все те же, что и много лет назад. Доехать до остановки школьного автобуса на самокате? Запросто! С замиранием сердца полезть через широкую канаву по свалившемуся от урагана дереву? Конечно! Научиться рисовать или играть на пианино? Почему бы и нет, научилась же она вышивать и делать открытки несколько лет назад. Пойти в колледж изучать Creative writing? Обязательно, в ближайшие годы. А может, наоборот, потом, когда младшие дети в колледж пойдут, и она с ними. Читать -- запоем, писать -- с вдохновением, рисовать -- неумело, но с удовольствием. А попа... Ну а что, попу просто надо чаще выгуливать! В мире, даже самом что ни на есть окружающем, столько еще неизведанных мест и нехоженых ею тропинок. И какая на самом деле разница, какие цифры выдает ей паспорт или год рождения?! Какая же это старость, это зрелость, и жизнь только начинается, две ее подруги вон только что стали мамами. Женькина собственная мама в этом возрасте победила рак, выучила английский и 10 лет спустя съездила в Англию за дипломом. Еще 20 лет спустя спокойно путешествует к дочери и внукам на другую сторону Земли и не теряется в самых непредвиденных ситуациях. Мама мужа в 88 лет решила в свой день рождения прокатиться на верблюде и сделала это, а потом была облита слоном водой из хобота и громко смеялась. Она все еще волонтерит три раза в неделю, плавает в бассейне, и в парке занимается китайской гимнастикой тай-чи. Она сама ухаживает за садом и не пропускает ни одной гаражной распродажи, строит планы на будущее и, кажется, совсем не боится старости. Может, совсем не замечает ее, а может, умеет радоваться ей?.. И надо так и жить, и радоваться каждому дню, не важно, 8 тебе, 18 или 88.
А бабушка в зеркале... Так ведь это она, любимейшая Женькой в детстве и на всю жизнь, бабушка: мудрая, добрая, выдумщица, красавица. Которая рассказывала истории из своего детства и детства своих детей так ярко и образно, что Женька словно бывала там, видела все собственными глазами, слушала, чувствовала запахи и прикосновения... И слава Богу, что в зеркале сегодня не отражается та, другая, с маленькими водянистыми глазками, металлическим голосом, сыпящая тяжелыми, холодными словами и фразами, которые, падая, обрубали Женьке крылья и прибивали ее к земле. И даже на тот старый ее портрет, где она была еще довольно молода и красива, Женька не любила смотреть. Пожалуй, выгляни она сегодня на Женьку из зеркала, это и означало бы что-то тягостное, страшное, неотвратимое и жуткое. Но ведь и это не было бы уродством старости, а всего лишь характером, натурой, судьбой.
«Хочу научиться кататься на скейтборде!» -- говорила Женьке Олька десять лет назад, подливая ей и себе чаю. -- «Но сейчас просто некогда. Но вот будет у меня сын, подрастет, и вместе с ним я научусь!». Олька, как всегда, говорила напористо и уверенно, и не приняла бы никаких возражений, если бы кто-то вдруг вздумал ей возражать.
Она родила сына осенью прошлого года. И Женька ничуть не сомневается в том, что ее подруга однажды будет лихо балансировать на неустойчивой доске на колесиках, а ее сын будет бежать рядом, готовый подхватить и удержать свою хохотушку-маму. Старую клюшку.