Книга как терапия - Гузель Яхина рассказывает о своем писательском опыте
Однажды - мне было тогда уже за тридцать - подумалось, что стоит все-таки поучиться тому, чему очень хочется: просто ради процесса, не ради результата. Я это сделала - и все два года учебы на сценарном факультете школы кино наслаждалась каждым днем, каждой лекцией. В итоге был написан сначала сценарий «Зулейха открывает глаза», а на его основе уже одноименный роман.
Большой интерес читателей к этой книге подтолкнул меня написать вторую - роман «Дети мои» о судьбе Немецкой автономии на Волге. В теме немцев Поволжья сошлись две важные для меня вещи - Волга и немецкий язык. Я волжанка: у нас была дача на волжском острове, я все детство не вылезала из Волги. И для меня Волга - это совершенно конкретная природная сущность: я знаю ее вкус и запах, и какие бывают на ней закаты, и как она покрывается льдом.
Еще в школе кино я написала дипломный сценарий «Учитель немецкого» - о татарском мальчике, который попадает в семью немцев Поволжья и вырастает в ней. Позднее задумала сделать из этого сценария роман. Однако притяжение первого романа оказалось слишком сильным: все, что я писала, было очень похоже на «Зулейху» - она меня фактически поглощала, и это было неправильно. Очень долго старалась написать что-то иное - и сделала несколько попыток входа в историю с разных точек, в разное время и с разными героями. В итоге отказалась от татарского мальчика (теперь он киргизский и появляется в истории уже ближе к концу), а главным героем я сделала российского немца по имени Якоб Иванович Бах: поменяла пол героя, возраст, религию, национальность, язык… В результате мучений, которые длились почти год, мне удалось выскочить из поля притяжения Зулейхи. Насколько - об этом, конечно, судить читателю.
В романе «Дети мои» мне очень хотелось сделать не просто полароидный снимок Немецкой республики в 1916 году, а бросить взгляд через годы, создать объемную картинку - про народ, его ментальность, историю, культуру. Поэтому на этапе подготовки я читала очень много: газеты 1920-х-1930-х годов, книги на немецком языке, творчество и научные труды современных историков, учебники из сферы кино… Начитывание материала шло примерно год, потом были попытки написать и снова начитывание - пока не нащупалась структура, связка тем, о которых хочется поговорить. По многу раз я перечитывала книги по искусству создания историй, которые вышли в последнее время: «Анатомию истории» Джона Труби, тексты его лекций; «Миф и жизнь в кино» Александра Талала (кстати, он же был и моим мастером в школе кино); «Драматургию фильма» Нехорошева.
Чуть не наизусть выучила сказки братьев Гримм: в романе «Дети мои» германская мифология играет ключевую роль. У главного героя очень богатое воображение - и читателю предстоит самому определить, какие вещи происходят в реальности, а какие являются плодом фантазии Якоба Ивановича Баха.
Прочитала раз сто книгу Леонида Лерда «Сказки немцев Поволжья». Эти тексты, изданные в 1935 году, автор якобы записал со слов крестьян, советских колхозников Немреспублики, которые сами их придумали. Сюжеты этих «народных» сказок впечатляют: например, встреча Сталина с великанами, которые хотят участвовать в соцсоревновании. Или диалог партийного работника с последним чертом на советской земле - в итоге черт умирает в муках, не выдержав идеологический спор. Или сюжет о девочке Ленхен, которая находит волшебное зеркальце - в нем она видит светлое будущее и товарища Сталина.
Я стремилась к тому, чтобы фантазийное полотно романа «Дети мои» было составлено из кусочков реальной жизни. При этом все мельчайшие детали - начиная от ругательств, которые используют поволжские немцы, рисунков росписи их сундуков или кроватей, цвета краски наличников, оторочки шуб и до более серьезных вещей (исторических дат, фактов, цитат Постановлений ЦК…) - все эти детали правдивы. Последние два года чтение занимало большую часть моего времени: я жила физически здесь, в Москве, а ментально - в Саратовском Поволжье, в Немецкой республике.
Когда пишешь длинную историю, она превращается в некую субстанцию в голове - и перед ней уже отвечаешь: ее нельзя начать, к примеру, а потом отодвинуть и забыть, она этого не простит. С романом живешь долго, по нескольку месяцев и лет - и выходишь из написания романа немного другим человеком. Это процесс взаимного влияния: ты влияешь на историю, создаешь ее, лепишь - но и она при этом влияет на тебя. Автор не только взрослеет или обогащается: он серьезно меняется под воздействием всего прочитанного, впитанного, причем необязательно в лучшую сторону.
Любая хорошая книга - это терапия. Так можно сказать и про того, кто пишет, и про того, кто читает. Процессы написания и чтения - это терапия. В одних случаях, если вы читаете легкие книги - это ненавязчивая терапия. В других - очень серьезная: через шок, стресс, сопереживание, узнавание себя или родных, откровение и о себе или близких людях. Но в любом случае это терапевтический опыт.
Источник: livelib.ru:
Большой интерес читателей к этой книге подтолкнул меня написать вторую - роман «Дети мои» о судьбе Немецкой автономии на Волге. В теме немцев Поволжья сошлись две важные для меня вещи - Волга и немецкий язык. Я волжанка: у нас была дача на волжском острове, я все детство не вылезала из Волги. И для меня Волга - это совершенно конкретная природная сущность: я знаю ее вкус и запах, и какие бывают на ней закаты, и как она покрывается льдом.
Еще в школе кино я написала дипломный сценарий «Учитель немецкого» - о татарском мальчике, который попадает в семью немцев Поволжья и вырастает в ней. Позднее задумала сделать из этого сценария роман. Однако притяжение первого романа оказалось слишком сильным: все, что я писала, было очень похоже на «Зулейху» - она меня фактически поглощала, и это было неправильно. Очень долго старалась написать что-то иное - и сделала несколько попыток входа в историю с разных точек, в разное время и с разными героями. В итоге отказалась от татарского мальчика (теперь он киргизский и появляется в истории уже ближе к концу), а главным героем я сделала российского немца по имени Якоб Иванович Бах: поменяла пол героя, возраст, религию, национальность, язык… В результате мучений, которые длились почти год, мне удалось выскочить из поля притяжения Зулейхи. Насколько - об этом, конечно, судить читателю.
В романе «Дети мои» мне очень хотелось сделать не просто полароидный снимок Немецкой республики в 1916 году, а бросить взгляд через годы, создать объемную картинку - про народ, его ментальность, историю, культуру. Поэтому на этапе подготовки я читала очень много: газеты 1920-х-1930-х годов, книги на немецком языке, творчество и научные труды современных историков, учебники из сферы кино… Начитывание материала шло примерно год, потом были попытки написать и снова начитывание - пока не нащупалась структура, связка тем, о которых хочется поговорить. По многу раз я перечитывала книги по искусству создания историй, которые вышли в последнее время: «Анатомию истории» Джона Труби, тексты его лекций; «Миф и жизнь в кино» Александра Талала (кстати, он же был и моим мастером в школе кино); «Драматургию фильма» Нехорошева.
Чуть не наизусть выучила сказки братьев Гримм: в романе «Дети мои» германская мифология играет ключевую роль. У главного героя очень богатое воображение - и читателю предстоит самому определить, какие вещи происходят в реальности, а какие являются плодом фантазии Якоба Ивановича Баха.
Прочитала раз сто книгу Леонида Лерда «Сказки немцев Поволжья». Эти тексты, изданные в 1935 году, автор якобы записал со слов крестьян, советских колхозников Немреспублики, которые сами их придумали. Сюжеты этих «народных» сказок впечатляют: например, встреча Сталина с великанами, которые хотят участвовать в соцсоревновании. Или диалог партийного работника с последним чертом на советской земле - в итоге черт умирает в муках, не выдержав идеологический спор. Или сюжет о девочке Ленхен, которая находит волшебное зеркальце - в нем она видит светлое будущее и товарища Сталина.
Я стремилась к тому, чтобы фантазийное полотно романа «Дети мои» было составлено из кусочков реальной жизни. При этом все мельчайшие детали - начиная от ругательств, которые используют поволжские немцы, рисунков росписи их сундуков или кроватей, цвета краски наличников, оторочки шуб и до более серьезных вещей (исторических дат, фактов, цитат Постановлений ЦК…) - все эти детали правдивы. Последние два года чтение занимало большую часть моего времени: я жила физически здесь, в Москве, а ментально - в Саратовском Поволжье, в Немецкой республике.
Когда пишешь длинную историю, она превращается в некую субстанцию в голове - и перед ней уже отвечаешь: ее нельзя начать, к примеру, а потом отодвинуть и забыть, она этого не простит. С романом живешь долго, по нескольку месяцев и лет - и выходишь из написания романа немного другим человеком. Это процесс взаимного влияния: ты влияешь на историю, создаешь ее, лепишь - но и она при этом влияет на тебя. Автор не только взрослеет или обогащается: он серьезно меняется под воздействием всего прочитанного, впитанного, причем необязательно в лучшую сторону.
Любая хорошая книга - это терапия. Так можно сказать и про того, кто пишет, и про того, кто читает. Процессы написания и чтения - это терапия. В одних случаях, если вы читаете легкие книги - это ненавязчивая терапия. В других - очень серьезная: через шок, стресс, сопереживание, узнавание себя или родных, откровение и о себе или близких людях. Но в любом случае это терапевтический опыт.
Источник: livelib.ru: