Водопроводчик.

[mgsupgs]

Из жизни водопроводчиков...


Это звонила не Жасмен -- она отправилась куда-то за
покупками со своим любовником. И не дядюшка -- он умер два года
назад. Собака дергает шнурок дважды, а у меня свой ключ.
Значит, кто-то еще. Звонок был очень выразительный: весомый,
чтоб не сказать веский, нет, скорее полновесный... во всяком
случае... неторопливый и внушительный.
Ясное дело, слесарь. Вошел, через плечо -- какая-то
нелепая сумка из кожи вымершего травоядного с позвякивающими в
ней железками.
-- Ванная там, -- показал он.
Так, без тени колебания, с ходу, коротко и ясно, он
сообщил мне, где в моей квартире находится ванная комната,
которую без него я бы еще долго и не подумал искать там, где ей
надлежало быть.
Поскольку Жасмен не было, дядя умер, собака дергала звонок
два раза (как правило, два), а мои одиннадцать племянников и
племянниц играли на кухне с газовой колонкой, -- дома в этот
час стояла тишина.
Указующий перст долго водил слесаря по квартире и наконец
вывел в гостиную. Мне пришлось наставить его на путь истинный и
провести в ванную. Я было вошел за ним, однако он остановил
меня; не грубо, но с твердостью присущей лишь мастерам своего
дела.
-- Без вас справлюсь. А то, чего доброго, хороший новый
костюм запачкаете, -- сказал он, напирая на слово "новый".
Вдобавок он ехидно улыбнулся, и я молча стал отпарывать
висевший ярлык.
Еще одно упущение Жасмен. Но в конце-то концов, ведь
нельзя же требовать от женщины, которая с вами незнакома, имени
вашего в жизни не слышала, даже и не подозревает о вашем
существовании, сама, возможно, существует лишь отчасти, а то и
вовсе не существует, -- нельзя же требовать от нее аккуратности
английской гувернантки Алисы Маршалл, урожденной де Бриджпорт,
из графства Уилшир; а я Алису бранил за постоянную
рассеянность. Она возражала мне, что нельзя одновременно
воздерживаться от воспитания племянников и срезать ярлыки, и
мне пришлось склониться перед этим доводом, чтобы не угодить
лбом в притолоку двери из прихожей в столовую, притолоку,
заведомо слишком низкую, о чем я не раз говорил глухому
архитектору, нанятому нашим домовладельцем.
Собственноручно выправив непорядок в своем туалете, я на
цыпочках тише тихого двинулся к спальне матери Жасмен, которой
отдал одну из лучших в квартире комнат, что выходят окнами на
улицу, а приходят, когда на них никто не смотрит, с другой
стороны, лишь бы не выйти из себя вовсе.
Пора, пожалуй, обрисовать вам Жасмен, хотя бы вчерне (ведь
окна здесь всегда зашторены, потому что раз Жасмен нет в
природе, то и матери у нее быть не может, как вы сами
непременно убедитесь к концу рассказа), -- так вот, вчерне, то
есть силуэтом, но ведь в темноте вы все равно ничего не
разглядите.
Я прошел через спальню матери Жасмен и осторожно открыл
дверь в бильярдную, смежную с ванной. В ожидании возможного
прихода слесаря я заранее пробил здесь квадратное отверстие и
мог в свое удовольствие следить теперь с этой точки зрения за
его священнодействиями. Подняв голову от труб, он увидел меня и
поманил к себе.
Пришлось спешно отправиться тем же путем в обратном
направлении. По дороге я обратил внимание, что племянники все
еще не расправились с газовой колонкой, и испытал (правда,
мимолетное, ведь водопроводчик позвал меня, и лучше было не
мешкать, а то моя степенность часто кажется чванством) чувство
безотчетного, но глубокого презрения к этим трудноломким
конструкциям, газовым колонкам. Из буфетной я попал в небольшой
холл с четырьмя дверями одна из которых, не будь она
заколочена, вела бы в бильярдную, вторая, тоже забитая, -- в
спальню матери Жасмен, и четвертая -- в ванную. Я закрыл за
собой третью и, наконец, вошел в четвертую.
Слесарь сидел на краю ванны и меланхолично созерцал
толстые доски, которые в недавнем прошлом закрывали трубы, --
он только что выломал их зубилом.
-- Никогда не видел подобной конструкции, -- заверил он
меня.
-- Она старая, -- ответил я.
-- Оно и видно, -- подтвердил он.
-- Вот я и говорю, -- сказал я.
В том смысле, что точно не знаю, когда она сделана, раз
никто этого точно не знает.
-- Некоторые любят поговорить, -- заметил он, -- а что
толку? Но это делал не специалист.
-- Ваша контора. Я помню совершенно точно.
-- Тогда я у них не работал. А если бы работал, -- сказал
он, -- то ушел бы.
-- Стало быть, так оно и есть, -- не возражал я, -- раз вы
ушли бы, можно считать, что вы там были, поскольку вас бы там
не было.
-- Ну, во всяком случае, попадись мне этот недоделанный
ублюдок, -- высказался он, -- сын вонючей шлюхи, которую по
пьянке обратал вшивый кенгуру, сволочь, так паршиво
сварганившая эту чертову бардачную дерьмовую хреновину, ему бы
у меня не поздоровилось.
Потом он принялся ругаться, и от ругани вены на его шее
стали похожи на веревки. Он склонился над ванной, нацелил голос
на дно и, добившись мощного резонанса, битый час продолжал в
том же духе.
-- Ладно, -- с трудом переводя дыхание, заключил он. --
Что ж, придется все-таки взяться за дело.
Я уже собирался устроиться поудобнее, чтобы наблюдать за
его работой, когда слесарь извлек из кожаного футляра огромную
сварочную горелку. Потом он достал из кармана склянку и вылил
ее содержимое в углубление, заботливо для этого предусмотренное
изобретательным изготовителем. Одна спичка -- и пламя
взметнулось к потолку.
Осиянный голубым светом, водопроводчик склонился,
брезгливо изучая трубы горячей и холодной воды, газовую, трубы
центрального отопления и еще какие-то, назначение которых мне
было неизвестно.
-- Самое лучшее, -- сказал он, -- это все к черту снести и
начать с нуля. Но вам придется раскошелиться.
-- Ну, раз надо, -- сказал я.
Не желая присутствовать при погроме, я на цыпочках
удалился. В тот самый момент, когда я закрывал дверь, он
повернул вентиль сварочной горелки, и рев пламени заглушил визг
собачки дверного затвора, вернувшейся на свое место.
Войдя в комнату Жасмен (эта дверь вначале тоже была
заколочена, но, по счастию, не покалечена), я прошел через
гостиную, свернул к столовой, откуда уже мог попасть к себе.
Мне не раз случалось заблудиться в квартире, и Жасмен
хочет во что бы то ни стало сменить ее, но пусть уж сама ищет
другую, раз так упорно возвращается на эти страницы без моего
приглашения.
Впрочем, я и сам упорно возвращаюсь к Жасмен просто
потому, что люблю ее. Она в этой истории никакой роли не играет
и, может быть, вообще никогда не сыграет, если, конечно, я не
передумаю, но предвидеть это невозможно, а поскольку решение
мое незамедлительно станет известно, чего ради застревать на
такой малоинтересной теме, пожалуй, еще менее интересной, чем
любая другая, -- скажем, разведение крупной рогатой тирольской
мушки или доение гладкошерстной травяной вши.
Оказавшись наконец в своей комнате, я уселся возле
полированного шкафчика, который давным -- без преувеличения --
давно превратил в проигрыватель. Манипулируя выключателем,
размыкающим блок-схему, замыкание которой приводит в действие
электроприбор, я запустил диск; на нем покоилась пластинка,
позволявшая с помощью острой иголки выдирать из себя мелодию.
Сумеречные тона негритянского блюза "Deep South Suite"
вскоре погрузили меня в любимое летаргическое состояние. Все
убыстряющееся движение маятников вовлекло солнечную систему в
усиленное круговращение и сократило длительность существования
мира почти на целый день. Так оказалось, что уже половина
девятого и я просыпаюсь, встревоженный тем, что не прикасаюсь
своими ногами к соблазнительным ножкам Жасмен; увы, она и не
ведала о моем существовании. А я жду ее всегда, волосы ее
струятся, как вода на солнце, и мне бы хотелось сладострашно
целовать ее и задушить в своих объятиях, только не в те дни,
когда она становится похожей на Клода Фаррера.
"Половина девятого, -- сказал я себе. -- Слесарь, должно
быть, умирает с голоду".
Мигом одевшись, я сориентировался в пространстве и пошел в
ванную. Ее окрестности показались мне заметно изменившимися,
будто претерпели не одно стихийное бедствие. Я тут же понял,
что все дело в том, что на привычном месте нет труб, и
смирился.
Вытянувшийся вдоль ванны слесарь еще дышал. Я влил ему
бульон через ноздри -- в зубах у него был зажат кусочек олова.
Едва ожив, он взялся за дело.
-- Итак, -- сообщил он, -- основная работа позади, все
разрушено, начинаю с нуля. Как будем делать?
-- Делайте как лучше, -- сказал я. -- Я полностью доверяю
вам как специалисту и ни за что на свете не хотел бы малейшим
пожеланием сковать вашу инициативу... которая, следовало бы мне
добавить, есть исключительное достояние тех, кто входит в
сообщество водопроводчиков.
-- Полегче, -- посоветовал он. -- В общем, я понимаю, но
школу я окончил давно, и если вы мне будете голову морочить, я
с вами разговаривать не смогу. Прямо удивительно, как это
образованным надо всех на свете с дерьмом смешать.
-- Уверяю вас, я преисполнен почтения к вам и самого
высокого мнения обо всем, что вы делаете.
-- Ладно, я парень не злой. Вот что: я восстановлю то, что
они тут соорудили. Все-таки коллега работал, а слесарь ничего
зря делать не станет. Часто говорят: "вон та труба -- кривая".
В чем дело, не понимают, и, конечно, у них виноват слесарь. Но
если разобраться, то чаще всего на все своя причина. Они
думают, что труба кривая, а кривая-то стена. Что до нашего
случая, я сделаю в точности как было. Уверен, все будет в
порядке.
Я еле сдержался -- все и раньше было в порядке, до его
прихода. Но, может быть, я в самом деле был не в курсе. Притча
о прямой трубе не шла у меня из головы, и я смолчал.
Мне удалось добраться до своей кровати. Наверху
раздавались беспокойные шаги. Люди страшно надоедливы: нельзя,
что ли, нервничать, лежа в постели, а не вышагивать нервно из
угла в угол? Пришлось признать, что нельзя.
Жасмен неотступно преследовала меня как наваждение, и я
проклинал ее мать за то, что она оторвала от меня Жасмен со
злосовестностью, которой нет никакого оправдания. Жасмен --
девятнадцать, и я знаю, что у нее уже были мужчины, -- тем
более у нее нет оснований отталкивать меня. Это все материнская
ревность. Я пытался найти другую причину, подумать о
какой-нибудь бессмысленной пакости, но мне было так мучительно
трудно представить себе ее конкретно как нечто компактное,
упакованное и перевязанное красной и белой тесемками, что
теперь и я на целый абзац потерял сознание. В ванной комнате
голубоватое пламя сварочной горелки окаймляло границы моего сна
неровноокисленной бахромой.

• II
   

Слесарь пробыл у меня безвылазно сорок девять часов.
Работа еще не была закончена, когда я по дороге на кухню
услышал стук во входную дверь.
-- Откройте, -- сказали из-за двери. -- Скорее откройте.
Я отпер и увидел соседку сверху, в глубоком трауре. По ее
лицу было видно, что она недавно перенесла большое горе, и с
нее буквально текло на ковер. Казалось, она только что из Сены.
-- Вы упали в воду? -- полюбопытствовал я.
-- Простите за беспокойство, -- сказала она, -- но дело в
том, что у меня хлещет вода... Я вызвала водопроводчика, он
должен был прийти три дня назад...
-- У меня тут один работает. Может, ваш?
-- Семеро моих детей утонуло. Только двое старших еще
дышат, вода пока доходит им до подбородка. Но если слесарь
должен еще поработать у вас, я не хочу мешать.
-- Наверно, он ошибся этажом, -- ответил я. -- Спрошу-ка
его для очистки совести. Вообще-то у меня в ванной все было в
порядке.

• III
   

Когда я вошел в ванную, водопроводчик наносил последний
штрих, украшая с помощью сварочной горелки голую стену цветком
ириса.
-- Вот так уже сойдет, пожалуй, -- сказал он. -- Я все
сделал как было, только здесь кое-что подварил -- это у меня
лучше всего получается, а я люблю, когда работа хорошо сделана.
-- Тут одна дама вас спрашивает. Вы не этажом выше должны
были подняться?
-- Это ведь пятый?
-- Четвертый.
-- Значит, я ошибся, -- заключил он. -- Я поднимусь к этой
даме. Счет вам пришлют из конторы... Да вы не огорчайтесь. В
ванной для водопроводчика всегда работа найдется.

(с) Не моё