(no subject)
Это было давно. Вот написал и сам подивился - ну, где же давно, когда вчера это было. Позавчера, в крайнем случае. Хорошо, пусть позавчера, я склонен к компромиссам.
Я-то готов - они не готовы. Они говорят: ну, какие тебе позавчера, если вы ещё даже не пели «водки найду» вместо «what can I do». Ну да, никаких Смоков ещё не было, конечно, но из этого же не вытекает, что это было позавчера. Ну, может быть, в полночь в конце концов.
А Смоки, это же современная группа, я тогда уже девушек музыкой совсем перестал завлекать, исключительно на язык перешёл. В смысле разговорчивый стал.
А то было ещё в школе, где я такой странноватый тип в очках с толстыми стёклами был. Ну и конечно, дружелюбный поэтому. Я был в восьмом классе, а мой близкий друг Валера в десятом.
Восьмой класс - это вам не второй, и одноклассники мои уже забыли, что я четырёхглазый, и вообще, я уже пользовался в классе заслуженным уважением. Особенно девчонки меня любили. Но не настолько, конечно, как ближайшего моего друга и истинного арийца по внешности Вадика. Фамилия у Вадика, правда, подкачала - Попик, но девчонки не обращали на фамилию внимания, если только он вёл себя в их фарватере. Бывало, он налетал на мель, и тогда ему говорили, что он никакой не Попик, а наоборот - Жопик.
Вадик класса с седьмого не знал, как записки от девчонок рассортировать и меня помочь просил. Я, изнемогая слюной, ему помогал, памятуя, что арийской внешностью не вышел и мне надо придумать что-нибудь другое. И фамилия моя не намного лучше Попика, если не хуже.
Кстати, совсем недавно узнать довелось, что фамилии наши не так уж и разнятся. По моей нынешней сути, так просто одно и то же. Его фамилия означает, что кто-то из его предков был церковнослужителем не великого роста, а совсем не тем, что вкладывали в свои уста рассерженные одноклассницы. Моя же фамилия просто и без затей возносила славу Аллаху.
Ну, вот, когда я уже стал не «очкастым», а вполне уважаемым в классе мистером, я решил, что можно и дальше карьеру делать и не потусить ли мне теперь среди десятиклассников с другим моим другом. Нет, слова «потусить» тогда не было, конечно, а других я мало помню теперь из тех времён.
- Эээ, - скажет мне недоверчиво придирчивый читатель - Врёшь ты всё! И там у тебя близкий друг, и здесь ближайший! Тем более, десятиклассник и с тобой, мелюзгой, да ещё очкариком!
Ну, чем здесь ответить недоброжелателю? Почему недоброжелателю? Да доброжелатели мне вообще вопросов не задают!
Однако, будучи сам учёным-исследователем, с удовольствием проясню ситуацию. Дело в том, что мой престарелый друг-десятиклассник сам был очкариком! И даже в другом дело. Наши отцы, всех троих вышеперечисленных, сами были близкими друзьями. И брали нас на рыбалку с ночёвкой, когда я ещё даже в школе не учился.
Это было что-то! Ночь, Сырдарья, природа, а пьяным отцам и дела до нас нет!
Валера тогда, сволочь, мой игрушечный трактор утопил, чего я ему до сих пор простить не могу. Он приезжал ко мне в прошлом году сюда на Кипр, так я ему прямо в аэропорту предъяву выкатил.
…А всё-таки я не затем сюда сел, чтобы писать большую повесть. Хотя очень хочется. Но так, накоротке, как-то легче - вдох-выдох, вдох-выдох.
Напоследок об этом - чтобы не забыть - отцы Валеры и Вадика были очень хорошие и добрые люди. С Викентием Алексеевичем, отцом Вадика, я дегустировал его замечательную самогонку, приехавши на несколько дней в Чирчик, в течении трёх суток совсем незадолго до его смерти. Я тогда даже что-то перепутал, и мне показалось, что его новая женщина мне больше подходит. Он повёл себя по-отцовски - бить не стал, просто погрозил пальцем.
Алкоголь забрал их рано - чуть перевалило им за пятьдесят. И теперь моему папе не с кем рыбачить. Но самое страшное - некому о них написать. Слава богу, хоть поплакать о них есть кому пока.
Ну да, ну да, подкатываю я к десятиклассникам, где мой Валера полноценным членом общества, хоть и очкарик.
Его одноклассники, как меня меня увидели, сразу сказали, что я Джон Леннон. Именно так, с ударением на последнем слоге. Я не сразу понял, хороша или плоха прилепившаяся ко мне кличка. Но мне объяснили, что есть такие Битлз. А я в то время всё больше по Окуджава специализировался и про Битлз ни сном, ни духом.
Ну вот, узнал, наконец, что есть ещё и Битлз.
И это очень кстати было. Я ведь чего к ним пришёл - хотел, чтобы они меня как музыканта на школьный вечер провели. У нас иногда такие вечера бывали в актовом зале, но только для старшеклассников. Восьмые классы в этот разряд не попадали.
Там танцы были. А музыку играл наш школьный ансамбль. Завучу говорили, что поют песни прогрессивных борцов с империализмом, за которых, в частности умело выдавали и ливерпульскую четвёрку.
Меня таки провели на очередной вечер. На котором я таки простоял у стеночки, завлекательно посверкивая в бесконечность стёклышками своих несчастных очочков. Но бог бодливую корову в этот вечер обошёл.
Эх, пустили бы меня на этот вечерок десятью годками позже! Но нет.
Вы не сердитесь на меня, друзья. У меня это всё так сумбурно, как конспект у нерадивого студента. Я это потом допишу и перепишу. Сейчас только песня, под которую я стоял у стеночки, млея от счастья. Это не Beatles было, это Shocking Blue было. Песня Venus.
Я-то готов - они не готовы. Они говорят: ну, какие тебе позавчера, если вы ещё даже не пели «водки найду» вместо «what can I do». Ну да, никаких Смоков ещё не было, конечно, но из этого же не вытекает, что это было позавчера. Ну, может быть, в полночь в конце концов.
А Смоки, это же современная группа, я тогда уже девушек музыкой совсем перестал завлекать, исключительно на язык перешёл. В смысле разговорчивый стал.
А то было ещё в школе, где я такой странноватый тип в очках с толстыми стёклами был. Ну и конечно, дружелюбный поэтому. Я был в восьмом классе, а мой близкий друг Валера в десятом.
Восьмой класс - это вам не второй, и одноклассники мои уже забыли, что я четырёхглазый, и вообще, я уже пользовался в классе заслуженным уважением. Особенно девчонки меня любили. Но не настолько, конечно, как ближайшего моего друга и истинного арийца по внешности Вадика. Фамилия у Вадика, правда, подкачала - Попик, но девчонки не обращали на фамилию внимания, если только он вёл себя в их фарватере. Бывало, он налетал на мель, и тогда ему говорили, что он никакой не Попик, а наоборот - Жопик.
Вадик класса с седьмого не знал, как записки от девчонок рассортировать и меня помочь просил. Я, изнемогая слюной, ему помогал, памятуя, что арийской внешностью не вышел и мне надо придумать что-нибудь другое. И фамилия моя не намного лучше Попика, если не хуже.
Кстати, совсем недавно узнать довелось, что фамилии наши не так уж и разнятся. По моей нынешней сути, так просто одно и то же. Его фамилия означает, что кто-то из его предков был церковнослужителем не великого роста, а совсем не тем, что вкладывали в свои уста рассерженные одноклассницы. Моя же фамилия просто и без затей возносила славу Аллаху.
Ну, вот, когда я уже стал не «очкастым», а вполне уважаемым в классе мистером, я решил, что можно и дальше карьеру делать и не потусить ли мне теперь среди десятиклассников с другим моим другом. Нет, слова «потусить» тогда не было, конечно, а других я мало помню теперь из тех времён.
- Эээ, - скажет мне недоверчиво придирчивый читатель - Врёшь ты всё! И там у тебя близкий друг, и здесь ближайший! Тем более, десятиклассник и с тобой, мелюзгой, да ещё очкариком!
Ну, чем здесь ответить недоброжелателю? Почему недоброжелателю? Да доброжелатели мне вообще вопросов не задают!
Однако, будучи сам учёным-исследователем, с удовольствием проясню ситуацию. Дело в том, что мой престарелый друг-десятиклассник сам был очкариком! И даже в другом дело. Наши отцы, всех троих вышеперечисленных, сами были близкими друзьями. И брали нас на рыбалку с ночёвкой, когда я ещё даже в школе не учился.
Это было что-то! Ночь, Сырдарья, природа, а пьяным отцам и дела до нас нет!
Валера тогда, сволочь, мой игрушечный трактор утопил, чего я ему до сих пор простить не могу. Он приезжал ко мне в прошлом году сюда на Кипр, так я ему прямо в аэропорту предъяву выкатил.
…А всё-таки я не затем сюда сел, чтобы писать большую повесть. Хотя очень хочется. Но так, накоротке, как-то легче - вдох-выдох, вдох-выдох.
Напоследок об этом - чтобы не забыть - отцы Валеры и Вадика были очень хорошие и добрые люди. С Викентием Алексеевичем, отцом Вадика, я дегустировал его замечательную самогонку, приехавши на несколько дней в Чирчик, в течении трёх суток совсем незадолго до его смерти. Я тогда даже что-то перепутал, и мне показалось, что его новая женщина мне больше подходит. Он повёл себя по-отцовски - бить не стал, просто погрозил пальцем.
Алкоголь забрал их рано - чуть перевалило им за пятьдесят. И теперь моему папе не с кем рыбачить. Но самое страшное - некому о них написать. Слава богу, хоть поплакать о них есть кому пока.
Ну да, ну да, подкатываю я к десятиклассникам, где мой Валера полноценным членом общества, хоть и очкарик.
Его одноклассники, как меня меня увидели, сразу сказали, что я Джон Леннон. Именно так, с ударением на последнем слоге. Я не сразу понял, хороша или плоха прилепившаяся ко мне кличка. Но мне объяснили, что есть такие Битлз. А я в то время всё больше по Окуджава специализировался и про Битлз ни сном, ни духом.
Ну вот, узнал, наконец, что есть ещё и Битлз.
И это очень кстати было. Я ведь чего к ним пришёл - хотел, чтобы они меня как музыканта на школьный вечер провели. У нас иногда такие вечера бывали в актовом зале, но только для старшеклассников. Восьмые классы в этот разряд не попадали.
Там танцы были. А музыку играл наш школьный ансамбль. Завучу говорили, что поют песни прогрессивных борцов с империализмом, за которых, в частности умело выдавали и ливерпульскую четвёрку.
Меня таки провели на очередной вечер. На котором я таки простоял у стеночки, завлекательно посверкивая в бесконечность стёклышками своих несчастных очочков. Но бог бодливую корову в этот вечер обошёл.
Эх, пустили бы меня на этот вечерок десятью годками позже! Но нет.
Вы не сердитесь на меня, друзья. У меня это всё так сумбурно, как конспект у нерадивого студента. Я это потом допишу и перепишу. Сейчас только песня, под которую я стоял у стеночки, млея от счастья. Это не Beatles было, это Shocking Blue было. Песня Venus.