КАК Я СТАЛ ПИСАТЕЛЕМ
В Переделкине среди дач писателей есть ещё большой дом отдыха. Для них же, для писателей. Для тех, кто личных дач не заслужили пока, а может, уже и не заслужат никогда. Потому, что писателей много, а дач мало. Но нельзя же незаслуженных писателей совсем не уважать - кто знает, как завтра изменится список заслуженных. Надо же всем дать шанс творить не в душной Москве, а под духовитыми переделкинскими соснами.
Вот и возник этот писательский дом отдыха, точнее не отдыха - ну какой у писателей отдых, они всё время в работе. Поэтому и названо это было Домом творчества.
Одно время я занимался музеем Булата Окуджава там же, в Переделкине. И даже просто жил там, в музее. И в Дом творчества небожителей был не просто вхож, а даже машину мою они позволяли парковать на служебной стоянке, а не на общей. То есть я там свой был, потому, что наведывался чаще остальных писателей, исключая конечно тех, что жили в Доме творчества постоянно, как Михал Михалыч Рощин, например. Замечательный, между прочим писатель, драматург, в первую очередь, с которым я был очень дружен. К счастью, он потом получил-таки свою личную дачу, но к несчастью, перед самой смертью. Потому я и примелькался там - то к Рощину поболтать заедешь, то ещё к кому-нибудь.
Потом-то меня из музея Булата Шалвовича, конечно, вы… (чуть не забыл, что сегодня мат, как и трусы, под запретом!), выгнали, будем говорить. Хотя, если по-честному, никто меня не выгонял, а именно выпиздили.
Но меня приютил музей Чуковского и теперь я там стал жить. Они мне даже построили мансарду над служебным домиком, чтобы я чувствовал себя комфортно и не стеснялся приводить дам.
Однако, жизнь моя начала радикально меняться и мне стало нужно где-то с будущей женой проводить время. От мансарды в музее Чуковского она категорически отказалась. Можно было, конечно, снять квартиру в Москве, но директор музея Чуковского так же категорически запретил мне покидать Переделкино. Грозился даже ноги переломать.
Вот и надумалось мне идти на поклон в Дом творчества. А они не только членского билета писательского союза не спросили - вывалили передо мной на выбор ключи от лучших номеров! Я выбрал в новом здании - от него до музея Чуковского мне было только узенькую дорожку перейти.
Стыдновато, конечно, было. Вон заслуженные писатели долго в очередях томятся, чтобы на две недели получить койку в Доме творчества. Заявления их рассматривают придирчиво, в справки от врачей не верят… А тут, в лучшем номере, самозванец какой-то. Хотя почему самозванец? Никому я не говорил, что я писатель. Они сами так решили.
Потом так получилось, что моя первая жена уезжала куда-то, и мне нужно было куда-то сыновей забрать. Пошёл я в администрацию Дома - так, мол, дескать, и так, а не хватает мне одного апартамента! Они обрадовались - только сегодня освободился такой же, как у меня номер и прямо рядом с моим!
Разместил я сыночков и совсем мне стыдно стало. Нет, думаю, если теперь я не стану писателем, никогда себе не прощу такой подлости!
Пришлось писать. Тем более, что через дорогу директор музея Чуковского меня постоянно третировал требованием что-то написать.
Вот и возник этот писательский дом отдыха, точнее не отдыха - ну какой у писателей отдых, они всё время в работе. Поэтому и названо это было Домом творчества.
Одно время я занимался музеем Булата Окуджава там же, в Переделкине. И даже просто жил там, в музее. И в Дом творчества небожителей был не просто вхож, а даже машину мою они позволяли парковать на служебной стоянке, а не на общей. То есть я там свой был, потому, что наведывался чаще остальных писателей, исключая конечно тех, что жили в Доме творчества постоянно, как Михал Михалыч Рощин, например. Замечательный, между прочим писатель, драматург, в первую очередь, с которым я был очень дружен. К счастью, он потом получил-таки свою личную дачу, но к несчастью, перед самой смертью. Потому я и примелькался там - то к Рощину поболтать заедешь, то ещё к кому-нибудь.
Потом-то меня из музея Булата Шалвовича, конечно, вы… (чуть не забыл, что сегодня мат, как и трусы, под запретом!), выгнали, будем говорить. Хотя, если по-честному, никто меня не выгонял, а именно выпиздили.
Но меня приютил музей Чуковского и теперь я там стал жить. Они мне даже построили мансарду над служебным домиком, чтобы я чувствовал себя комфортно и не стеснялся приводить дам.
Однако, жизнь моя начала радикально меняться и мне стало нужно где-то с будущей женой проводить время. От мансарды в музее Чуковского она категорически отказалась. Можно было, конечно, снять квартиру в Москве, но директор музея Чуковского так же категорически запретил мне покидать Переделкино. Грозился даже ноги переломать.
Вот и надумалось мне идти на поклон в Дом творчества. А они не только членского билета писательского союза не спросили - вывалили передо мной на выбор ключи от лучших номеров! Я выбрал в новом здании - от него до музея Чуковского мне было только узенькую дорожку перейти.
Стыдновато, конечно, было. Вон заслуженные писатели долго в очередях томятся, чтобы на две недели получить койку в Доме творчества. Заявления их рассматривают придирчиво, в справки от врачей не верят… А тут, в лучшем номере, самозванец какой-то. Хотя почему самозванец? Никому я не говорил, что я писатель. Они сами так решили.
Потом так получилось, что моя первая жена уезжала куда-то, и мне нужно было куда-то сыновей забрать. Пошёл я в администрацию Дома - так, мол, дескать, и так, а не хватает мне одного апартамента! Они обрадовались - только сегодня освободился такой же, как у меня номер и прямо рядом с моим!
Разместил я сыночков и совсем мне стыдно стало. Нет, думаю, если теперь я не стану писателем, никогда себе не прощу такой подлости!
Пришлось писать. Тем более, что через дорогу директор музея Чуковского меня постоянно третировал требованием что-то написать.