по страницам альманаха "Голос надежды" ("ГН", вып. 2)
Елена КАМБУРОВА
ОН ЗАЩИЩАЛ НАС ОТ ГРУБОСТИ И НЕВЕЖЕСТВА
Он пришел к нам, стряхнув с юного лица пыль военных дорог, рука об руку с великой мечтательницей Надеждой, обратив в Веру и Любовь свое зрение и слух. Время распахнуло перед ним свои ожидающие руки. А мы со светлой растерянностью перед неожиданным вглядывались в этот дар. Что там? Мы отрешенно потянулись к нему. Он поднял нас и понес к неведомой сути, где все затихло, улеглось и радостно оглушило возможностью быть самим собой, обрести душевную энергию в его тональности.
Прекрасно понимаю, что мы - это далеко не вся сегодняшняя Россия. Но Боже мой! Как нас все-таки много в ней! Как надеемся мы на духовное ее возрождение, на приход другого Времени, которое Дар Булата Окуджавы примет как оправдание сегодняшних дней.
Эти слова были написаны мной в качестве предисловия к изданию первого нотного сборника песен Булата Окуджавы, составленного Клубом авторской песни в 1984 году. Это было, как видите, написано по принципу «Высокопарных слов не надо опасаться». В том же ключе и продолжу.
Когда бы к Вам любовь людей российских
Вдруг выступила в виде вешних вод,
То был бы вновь потоп.
Эти пушкинские строчки абсолютно олицетворяют нашу любовь к Булату Окуджаве. И уже долгие-долгие десятилетия - с первых магнитофонных лент, первых слез, первых признаний начал воздвигаться, воздвигается и будет воздвигаться этот огромный, нерукотворный памятник Булату Окуджаве, и в этом незримом, нездешнем мире он всегда будет занимать свое достойнейшее место.
Я школяр. Я давно учусь в этой школе, где последнего, выпускного класса нет и не будет...
А первый класс и первый урок были. И очевидно, это было тогда, когда я, с трудом разбирая слова, впервые слушала на старом магнитофоне песни не известного мне автора. Интонация их серьезно отличалась от всего того, что звучало тогда на радио, на пластинках, в концертах. Тогда я не осознавала, что именно в этот момент я вступила в школу, имя которой - Булат Окуджава. Не осознавала и тогда, когда случай позволил мне записать на радиостанции «Юность» одну из первых его песен - «Балладу о Леньке Королеве», не осознавала и тогда, когда, будучи в Ленинграде вместе с композитором Кириллом Акимовым, который аранжировал эту песню, мы оказались в гостях у Булата и Оли. Меня так порадовало, что ни аранжировка, ни мое юношеское исполнение этой песни ничуть не смутили автора, а скорее, наоборот. Из того вечера больше всего запомнилась детская кроватка, где уютно спал недавно родившийся сын Буля.
А потом уже в Москве, не раз бывала у них в гостях, в квартире около метро «Речной вокзал». Помню, как мы с приятельницей, побывав на первом просмотре на «Мосфильме» картины Владимира Мотыля «Женя, Женечка и “катюша”» по сценарию Булата и с песней «Капли датского короля» на его стихи, проговорили о фильме всю ночь, а наутро побежали к Окуджавам, напевая чудесный шварцевский мотив этой песни (а ведь она могла быть моей первой записью в кино, но сорвалось, и песню прекрасно спел мальчик Саша Кавалеров).
Это была очень теплая, легкая встреча, солнечные лучи били в окна, и восторгу не было конца. А по маленькому коридорчику бегал подросший Буля, так похожий на маленького Пушкина.
Помню и летний вечер, когда мы приехали к ним с друзьями, среди которых был и Юра Левитанский (эстафету дружбы с ним передал мне Булат). Было многолюдно. Меня поразила полная терпимость Булата к неадекватному (как теперь говорят) поведению одной подвыпившей молодой особы, которая то и дело перекидывала ногу через перила балкона, недвусмысленно обозначая свои намерения и тем самым провоцируя страшную суету вокруг себя.
Там же, на маленькой кухне я впервые слушала недавно написанную песню «Кабинеты».
А было время, когда ему не писалось, и он целыми днями мастерил - поделки, которыми заразил и меня: Булат наклеивал на небольшую деревянную основу газеты так, чтобы она становилась выпуклой, потом на это наклеивал цветные репродукции (в основном, из журналов) и сверху и сбоку покрывал лаком. Получалось под старину и чудесно украшало стены. Мне это ужасно понравилось, и Булат, что называется, передал опыт.
А вот о его коллекционировании колокольчиков я и не знала. На даче, где он их собирал, мне - увы! - так и не довелось побывать при его жизни... А увлечение, очевидно, передалось на расстоянии. Я тоже очень давно собирала колокольчики...
Постепенно во мне прорастало истинное понимание того, кем для меня становился Булат Окуджава. Не только прекрасный поэт, бард, личность, а тот, кого я действительно могу назвать своим Учителем (вот откуда это ощущение себя школяром!). И по мере того, как пьедестал, на который я его поставила, становился все выше и выше, мне все сложнее и сложнее было решиться на то, чтобы занимать его время.
...Всякий раз при общении с Булатом, особенно, в последние 10 лет его жизни, я старалась не занимать его собой. С досадой вспоминаю, как на его обычный вопрос «Как дела?», когда я приходила к нему уже в последнюю его квартиру в Безбожном переулке, я долго и обстоятельно повествовала и о своих сложностях, и о трудностях создания нашего театра, потом спохватывалась - да что же это я столько его времени трачу! И шла на кухню общаться с его женой Олей, пуделем Чапой и маленькой мышкой, которая жила в аквариуме Помню, как переживала, когда он вместе с Зиновием Гердтом потратил полдня на хождение по кабинетам для решения моей жилищной проблемы!
Встреч было немало. Один пронзительный эпизод связан с вечером памяти Владимира Высоцкого в театре на Таганке 25 января 1986 года. Анатолию Эфросу пришла в голову мысль, что этот вечер может состоять из выступлений Булата и моего. Ажиотажный зал, не подготовленный к тому, что вместо воспоминаний о Высоцком и исполнения его песен, будут звучать довольно сложные баллады на стихи Маяковского, Гумилева и другие, начал проявлять нетерпение. И тут-то Булат выступил в роли истинного рыцаря. Что он точно говорил, я уже не помню. Помню только, что все встало на свои места. Когда он начал петь не известную мне тогда песню «После дождичка небеса просторны...», я неожиданно для себя стала ему подпевать, не подозревая, как надолго потом эта песня поселится в моей биографии.
Булат был на нескольких моих сольных выступлениях, и ни одно из них - увы! - я не провела, как хотелось бы, а потом за кулисами слышала одни и те же его слова:
- Да не расстраивайся. Все очень хорошо. Вот только над дикцией надо больше поработать.
На самом деле, звуковая аппаратура, с которой приходилось работать в те времена, оставляла желать лучшего - в производимых ею звуковых эффектах частенько тонули согласные...
Вот я и по сей день работаю.
И потом - это особое волнение, когда в зале сидит Булат. Больше всего запомнились два случая: когда в зале Чайковского я пела ахматовский «Реквием» Владимира Дашкевича с оркестром и хором МВД, и в Польше, во Вроцлаве - особенно потому, что вступительное слово там произносил сам Булат.
Жаль, что я со своей вечной нехваткой времени не фиксировала своих встреч с ним. Вот разве что - одна конкретность.
Запись 8.4.84 г.
Сначала слушали моего «Юного гусара» в записи с фортепиано. Очень был доволен. Потом показывал мне песню «Музыкант» (он только-только ее написал). Сначала сам под гитару. Потом - под аккомпанемент Були. Мелодия еще выверялась. Буля импровизировал. Я никогда не видела Булата в таком восхитительно прекрасном расположении духа (прямо «ай, да Пушкин!»). Во время гитарного исполнения салют был почему-то. Потом Булат вызвался меня довезти до дома на Соколе. Вечер был очень хороший.
Потом так было угодно судьбе, что я переселилась в дом по соседству с окуджавским и частенько видела его, неспешно прогуливавшего своего питомца.
Как-то Булат пошутил (дословно не помню):
- Человек должен умереть тогда, когда ему все окончательно становится ясно.
А мне сейчас стало совершенно ясно, что смерть окончательно проявляет абсолютную истину об ушедшем человеке. Некая адаптация в сознании, что Булат не вечен, была после его операции на сердце. Но сообщение о его смерти все перевернуло...
Ну, коли было высокопарное вступление, пусть таким будет и послесловие.
Герой фильма «Женя, Женечка и “катюша”» Колышкин легко переносился из мира реального в мир своих романтических фантазий. Так это было заразительно!
В общем, иногда со мной тоже происходят такие вещи. Вот, например, закрываю глаза и представляю себе, что вдруг вся наша огромная страна, от мала до велика начала слушать, петь, а главное, понимать песни Булата Окуджавы. Младенцам поют его песни в качестве колыбельных, из окон детских садов слышится «Песня о веселом барабанщике», строители, врачи, шахтеры, продавцы, летчики, дипломаты, снова и снова задумываются над смыслом окуджавских стихов. Студенты ходят по Старому Арбату и поют «Синий троллейбус», первое, что говорят офицеры своим солдатам: «Совесть, благородство и достоинство - вот оно святое наше воинство». Тракторист едет по полю и задумчиво напевает «По Смоленской дороге леса, леса, леса...», а в кафе и ресторанах маленькие оркестрики тихо и таинственно импровизируют на темы окуджавских песен. И даже из зала заседаний Государственной думы доносится фраза: «А душа, как сказал поэт, уж это точно - ежели обожжена, справедливей милосерднее и праведней она».
И такая доброта разливается вокруг невероятная... Вот такой сон о России.
Что же касается реальности, одна из драгоценных форм защиты от грубости и невежества - это конечно, все то, что написал и спел для нас Булат Окуджава.