По-моему, вы все правильно помните. Там действительно таким образом боролись за общие права, а конкретно Сазонова не наказывали. Но, как считают многие, (и в том числе сам Сазонов) все это было устроено со стороны администрации, чтобы избавиться от Сазонова. Ему до выхода на поселение оставалось совсем немного и правительство решительно не хотело его выпускать. Поэтому и спровоцировало беспорядки. Но, заметьте, спровоцировало беспроигрышно. В каторге все время, со времен шлиссельбуржцев, велись дискуссии, до какой степени можно мириться с тюремным произволом, а какие свои права отстаивать ценой жизни. Эта граница, естественно, колебалась в зависимости от помягчения или ужесточения режима. Но по поводу порки ни у кого не было сомнений. Все до одного готовы были умереть, если бы не удалось это остановить. Сазонов, как утверждают, и принял яд, потому что понял, что именно его смерть может это остановить, именно его смерти начальство и добивается.
Но это никак не отменяет того, что порка была совершенно особым наказанием. Это конечно субъективное восприятие, но я не могу себе представить, чтобы даже в эту пору выпоротый арестант оставался авторитетом для своих товарищей, занимал руководящее положение и т.п.
А женские мемуары я советую почитать безотносительно данного вопроса. Они по большей части очень эмоциональны и этим, как ни странно, особо интересны.
Но это никак не отменяет того, что порка была совершенно особым наказанием. Это конечно субъективное восприятие, но я не могу себе представить, чтобы даже в эту пору выпоротый арестант оставался авторитетом для своих товарищей, занимал руководящее положение и т.п.
А женские мемуары я советую почитать безотносительно данного вопроса. Они по большей части очень эмоциональны и этим, как ни странно, особо интересны.
Reply
Leave a comment