Есть такие вечно-избитые темы. Ну вот коррупция, например. «Усилить, расширить, углубить», - говорят какие-то серьезные чиновные дядьки о борьбе со извечным злом, но не сильно удивишься, если узнается, что, положим, для 62% дядек в этом зле состоит их бизнес. Ну или для 38%, какая разница? Еще меньше верится оппозиции. Простейший эксперимент: возьмем профессионального комсомольца с речевкой «Чубайса под суд», и заведем в место, где комсомольцу позволится брать откат или пилить бюджет. Выдержит искус та душа?
Я бы ставил скорее на то, что главный приватизатор России Альфред Рейнгольдович Кох на поверку выйдет более праведным, чем его ненавистники. В самом простом, бытовом смысле. Если дать человеку, фигурально выражаясь, подержать чемодан с деньгами - что будет? И что-то подсказывает, что право финансовой подписи лучше доверять Альфреду Рейнгольдовичу.
Но это все присказка. Если о коррупции говорить не в режиме лозунгов антимедового движения заслуженных пчел, то как говорить? Конечно, можно сказать, что кадры решают все. Что честный начальник наберет себе честных подчиненных, и так далее. Конечно, это так, только говорить про это почти невозможно: сразу всплывет «кто проверит проверяющего?», «кто выберет выбирающего?», «воспитает воспитателя?» и т.д. Разговор на том и кончится: все так, но в рецептуре для социальной инженерии прописать это нельзя. Разговор с другого конца - разговор инcтитуциональный.
Так вот, давайте исходить из того, что человек по натуре даже не то, чтобы плох, а слаб. И он всегда займется этой самой коррупцией, если можно будет заняться ей безнаказанно. Пусть даже 70% не займутся, а 30% займутся, все равно это будет называться «тотальная коррумпированность всех сфер жизни».
А теперь, собственно, тезис: институциональная основа коррупции, грядка, на которой это не может не расти - это наше социальное государство, социализм.
На него наложили немного рынка, немного гражданских свобод и дикий консюмеризм. Но если брать в терминах 19 века, то это, конечно, социализм, продолженный из 20 века в 21-й. Какие там родовые черты? Во-первых, дикая замкнутость всего и вся на бюджеты различных уровней. Грубо говоря, половина всех денег складывается в большую кучу, а затем оттуда распределяется. Разумеется, в интересах общества, но конкретные расходные статьи абстрактного общества прописывают чисто конкретные дядьки. Определяя как самые интересы, так и свой неизменный процент за их воплощение.
Давайте оставим на минутку обвинительный уклон и посмотрим на обстояние дел. Есть люди, на финансовой подписи у которых крутятся миллионы и миллиарды рублей. Зарплата такого топ-менеджера госслужбы порядка сто тысяч рублей в месяц. В частном бизнесе его коллега, с аналогичным объемом средств в управлении, получает в месяц сто тысяч долларов. Самое мягкое, чем можно подровнять дисбаланс - это десять тысяч долларов в конверте сверх зарплаты ежемесячно. Самое мягкое.
Решение, пока нет таблеток для усиление праведности, только одно: уменьшать бюджеты, повышая их прозрачность. Не собирая вот эти огромные кучи, из которых потом делить.
Вторая черта: разрешительный принцип всего и вся. Попробуйте, например, взять и на пустой земле (которую готовы выкупить, знать бы еще, у кого и как) построить дом. Сто лет назад - берешь и строишь. Сейчас это - несколько десятков справок, несколько лет согласований. Фирма может себе позволить, человек нет. В общем, тоже грядка понятно чего.
Возразят, что «социализм это не коррупция, это порядок как при Сталине». Во-первых, тут логическая ошибка: из того, что в обществе много расстреливают, еще не следует, что в этом обществе не воруют. Но пусть даже воруют меньше. А цена того?
«Социальное государство», построенное вокруг Госбюджета и Разрешений, как раз и означает колебание между полюсами сталинизма и того, что сейчас. Ресурсов мало - казарма. Ресурсов много - коррупция. А как же Запад, там ведь тоже социальные государства, все больше Чиновника, Госбюджета и Разрешения? А там тоже - процесс пошел. Сейчас скорее Европу дореформируют до России, чем Россию до Европы.