29/3/2005 - 2/07/2014
Я писал, дописывал, переписывал. И каждый раз новая версия отражала то, чем я жил и живу.
Девять лет, немалый срок, от подростка до мужчины.
Реди, сет, гоу?
Close Ur Eyes
Глава I.
Струйка воды стекала по стенке в полунабранную ванную, рядом с ней стояли двое - парень и девушка, почти одного роста, с темными волосами. Он поймал ее взгляд в зеркале, висевшем на стене над раковиной, и темно-карие, почти черные, глаза долго смотрели в глаза желтые - яркие-яркие, но, тоже карие. Он улыбнулся и обнял ее, его руки двинулись дальше - к молнии на джинсах и он расстегнул пуговицу на них. Она повернулась, его руки скользнули по ее бедрам, и штаны упали на пол. Она аккуратно переступила через них - сначала одной ногой, потом другой и положила свои руки ему на плечи. Он был по пояс голый - темные тертые стречевые джинсы с низким поясом и выглядывавшие из-под них трусы, а ниже - босые ноги. Он потянулся к ней губами, и они долго стояли и целовались, обнявшись, боясь оттолкнуть друг друга. Наконец, скользнув по животу и проведя ладонью по неровным выступающим мышцам, ее ладони нащупали его пуговицу от джинсов.
Он лег в ванную, погрузился в теплую воду, она легла сверху. Журчала вода.
Его лицо в ссадинах: на скуле - синяк, темные мешки под глазами, царапины, упрямый выступающий подбородок. Он исподлобья смотрел уже в свои глаза в зеркале и чистил зубы, щетка двигалась - вверх - вниз, вверх - вниз. Сплюнув остатки пасты, он вытерся и натянул на голое тело джинсы.
На ее плечах шрамы - длинные, почти параллельные им, ее руки покрыты ожогами и шрамами, а костяшки пальцев сбиты.
- Пора, - сказал он.
Она потянулась, вылезла из ванны, расправив плечи, так что стали видны ладоневые стороны ее локтей, покрытые точками уколов.
- Пошли, - сказала она.
Глава II.
Его звали Сергей.
Ее - Наташа.
Был конец декабря.
Снега не было, на улице было темно.
Она надела легкую осеннюю куртку, застегнула молнию, натянула оранжевую шапку с бумбоном и завязала шнурки на потертых кроссовках.
Он вышел из комнаты, протянул ей небольшой пакет, оделся.
Луна светила, пробиваясь сквозь несущиеся по небу рваные облака, вдалеке красными точками горели огни на телебашне. Где-то тоскливо выла собака, под ногами хрустела тонкая корка льда.
Сергей достал из кармана пачку сигарет, взял одну и протянул Наташе. Она, закрываясь от ветра ладонью, закурила, жадно сделала затяжку.
- Помнишь тот прыжок? - спросила она, взглянув на телебашню.
- Да, Наташ, помню, - бросил он, не сбавляя шага, - ох и страха я натерпелся, пока тащил тебя с раздробленными руками до машины.
- Ты никогда не рассказывал, что было дальше.
- А ты уверена, что хочешь это знать? Это был самый страшный месяц в нашей жизни.
- Хочу.
- Знаешь, на самом деле самое страшное это - война. Представь себе - ты сидишь в блиндаже день, два, три. Вокруг бомбят. Половину окопов засыпало: трупы, смрад, голод, и, внезапно, приказ - "в атаку!". За Родину, за Сталина. Мать их. И ты встаешь и бежишь, бежишь, пока не наткнешься на пулю, или тебе не проломят голову отточенной лопатой, или не разнесет на куски снарядом - смерть всегда рядом, а не только десять-двадцать секунд в неделю, как у нас.
- Ремарк, - она чуть-чуть подумала, - "На западном фронте без перемен". Мне вот кажется, что самое страшное - узнать, что ты смертельно болен, особенно когда ты молод, когда ты еще толком и не жил, когда в мире столько всего интересного...
- И неопрыганного, - Сергей улыбнулся, - "Жизнь взаймы", опять же Ремарк. В мире много дерьма, люди не помнят своих отцов, не желают знать своих детей. Каждый хочет иметь все.
- А мы просто хотим жить для себя. Почему мы должны кому-то что-то? Почему мы должны служить в армиях, горбатиться за мизерную зарплату без отпуска и льгот, давать взятки и лизать жопы снобам, которые ничего не знают и не умеют на самом деле.
- Им и не надо уметь, - Сергей задумался, - у них ведь есть власть.
- Власть? - спросила Наташа, - Власть это управление государством, а не беззаконие и воровство.
- А что ты предлагаешь? - он пожал плечами, - Стать таким же как они: давить людей ради своей выгоды, убивать, предавать? И все это в погоне за еще одним миллионом бумажек или нулей на кусочке пластика? Машиной с крутыми номерами и корочкой, которая позволяет ездить пьяным? Они никогда не почувствуют ветра в лицо, страха за свою жизнь, взаимной любви, настоящей свободы!
- И они тратят на это свою единственную, бескрайнюю, уникальную, самую-самую… жизнь, - она не подобрала эпитет и посмотрела на Сергея.
Он молчал.
Они вошли в небольшой двор. Сломанные качели, несколько тускло светящихся окон, грязный, обшарпанный подъезд, ветер, гудящий в пустой лифтовой шахте, разбитая лампочка.
Наташа отдала пакет Сергею и, прислонившись к чуть теплой батарее, прикурила.
Он взбежал на четвертый этаж, заглянул в пакет - письма, рисунки и фотографии на месте, и остановился перед старой, потертой дверью с номером 152.
Обычная дверь, каких тысячи в этом городе и миллионы в мире.
Дверь, которая ведет в комнату к родителям, потерявшим своего единственного ребенка.
Сергей уже точно знал, как все будет - и пыль на шкафах, и засохшие растения, и тусклые лампочки, и фотографии. А потом слезы, кухонный стол, табуретки, водка и молчание.
«Не дай бог мне дожить до такого», - подумал он и нажал на кнопку звонка.
Через час он спустился вниз.
- Курить будешь? - спросила Наташа.
- Нет. - он помолчал, - Тяжело все это, солнце. В дерьмовом мире мы живем.
Она обняла его за шею и прижала к себе. Сергей закрыл глаза.
Глава III
- Соня, вставай, - Наташа открыла глаза от того, что кто-то сильно тряс ее за плечо. Она попыталась отвернуться и уйти поглубже под одеяло, но холодные сильные руки стащили его.
- Который час? - зевнув, недовольно спросила она.
- Четыре часа тридцать семь минут, через четыре минуты взойдет солнце! - радостный, уже одетый Сергей стоял на коленях на подстилке, которая заменяла им кровать.
- И какого хрена мы должны вставать так рано, - недовольно спросила она.
- Ха, сегодня понедельник, 16 июля, - он улыбнулся, - весь город спит, а мы совсем одни пойдем гулять. Целый город наш. Целый город.
Наташа, встряхнув головой, вскочила на ноги и бросилась в ванну, на ходу натягивая джинсы, а Сергей начал складывать разбросанную по полу защиту в стеш-бег.
Пустая улица. Стоящие на обочинах машины. Блики восходящего солнца на окнах домов. Слабый ветер, едва колышущий пышные кроны деревьев. Ни одного человека. Тишина. Раннее-раннее утро.
Они медленно выехали на проспект - литровый спортбайк взревел, Наташа крепче прижалась к Сергею, и они полетели по середине шестиполосной дороги, по тонкой разделительной черте. На небе не было ни облачка, знаете, как после грозы, когда все вокруг такое мокрое, такое свежее, такое приятное, и ветер только-только унес тучу, а облака еще не пришли... Воздух был свеж и чист - как будто не весь день ездили машины, а наоборот - тропические джунгли окружали город.
Через минуту город кончились, Сергей развернулся и не спеша поехал обратно.
- Куда обычно, солнц?
- Да, на наш любимый домик.
- Рассказать анекдот? - спросила Наташа.
- Давай.
- Слушай: женская дружба - это когда жена не ночевала дома, приходит с утра и говорит мужу, что ночевала у подруги. Муж берет телефон и обзванивает десять лучших подруг. И все как одна заявляют, что его жена у них не ночевала. Мужская дружба - это когда муж не был ночью дома, пришел с утра и говорит, что ночевал у друга. Жена обзванивает десять его лучших друзей, пять из них говорят, что он у них ночевал, а остальные - что он все еще у них.
Муж и Жена.
- Дааа, - протянул Сергей.
- Мама и Папа, - На глазах у Наташи выступили слезы.
- Тихо, тихо, - он остановил байк, обнял ее, прижал к груди. Не надо об этом. Не надо...
Жизнь - странная штука. Только что она текла спокойно и размеренно - все шло своим чередом и, вдруг, все рушится. Разбивается машина, падает самолет, или отморозки грабят квартиру и убивают твоих родителей. Выкалывают им вилками глаза, пытают, издеваются.
- Ну успокойся, я здесь, Наташ, пожалуйста, посмотри как красиво вокруг.
- Красиво, блядь, красиво! Вот именно. В этом мире слишком много красоты, поэтому слишком много уебков, которые ее уничтожают. Много.
Много.
Много.
Нет.
Откуда-то с боковой улицы внезапно вынырнула черная иномарка. Черная-черная. И туча закрыла солнце. Водитель бешено крутанул руль, взвизгнули тормоза. Автомобиль несло. На них.
Последнее, что увидела Наташа это был Сергей, открутивший газ на полную и бросающий сцепление.
Удар.
Темнота.
Какое прекрасное. Какое свежее. Какое тихое утро.
Наташа пришла в себя - она лежала на чем-то красном, рядом что-то желтело и зеленело, подняв голову, она увидела развороченную иномарку - тяжеленный мотоцикл, поднятый в последний момент Сергеем на заднее колесо, перелетел через капот прямо в лобовое стекло, убил водителя и теперь дымился. Наташа снова опустила взгляд и поняла, что она лежит на своем парашюте, со стеш-бегом под головой.
- Соня, вставай, - ласковые, но сильные руки подняли ее. Она увидела Сергея.
- Твой парашют открылся от удара, - он улыбнулся, - побежали скорее, не хочу сидеть за убийство.
Глава IV
Сергей толкнул тяжелую железную дверь, и она со скрипом медленно открылась. Он переступил через высокий, покрытый плесенью порог и протянул Наташе руку, помог ей взобраться наверх.
Они стояли на крыше кирпичной тридцатиэтажки, которых десятки в этом районе и сотни в городе. Все они - бело-серые, какие-то тяжелые на вид, с потрепанными глазницами - окнами и хлопающими входными дверьми на которых стоят давно не работающие домофоны. Во дворах таких домов - всегда грязь и слякоть, а единственный фонарь или вечно разбит или светит так тускло, что выхватывает из ночной темноты только свой собственный столб.
Весна, конец апреля, восемь часов вечера. Через час должно зайти солнце. Именно поэтому они и пришли сюда - проводить день, вспомнить рассвет, помахать руками закату и встретить легкую, ватно-пушистую ночь.
Напротив - через небольшую дорогу с глубокими лужами, перед которыми сотни раз на дню слышался визг тормозов стояли, расступившись, две восьмиэтажки и точно посередине между ними - поблескивал темно-желтый, но еще не ставший красным диск солнца.
Они подошли к краю и, взявшись за руки, долго стояли и смотрели вдаль - не на дома, не на высотки в центре и даже не на солнце - они смотрели в Лето. Наконец они сели на бетонный выступ, свесив вниз ноги.
- Какая красивая весна, - Наташа облокотилась на холодный пол позади себя и запрокинула голову.
Сергей закрыл глаза и начал рассказывать.
- Как-то летом, еще до того как я начал прыгать, - он нахмурился, сплюнул - слюна спикировала на асфальт и разбилась с легким щелчком, - я любил брать надувную резиновую лодку, переворачивать ее и ложиться поперек. И так плыть, запрокинув голову - и внизу ты видишь небо, солнце и бегущие облака, а вверху - берега, утопающие в сочной зелени и воду, в которой все это отражается. Божественно. А лодку несет - несет вниз по течению, крутит на поворотах, ты слышишь смех людей, купающихся на пляжах, разговоры туристов, стоящих с палатками в тени деревьев, но вот ты вплываешь в лес. Везде мягкая невесомая тень, поют птицы, мимо тебя то тут то там проносятся коряги, река сужается и, кажется, что ты можешь обхватить протоку руками, обнять, словно Ее...
И тут впереди ты видишь поляну, причаливаешь к песчаному берегу. Кругом темный лес, а здесь солнце и море, настоящее море спелой сочной земляники. И ты возвращаешься на берег к лодке только тогда, когда твои руки, ноги, лицо - все будет измазано земляничным соком, а ногти окрасятся в темно-фиолетовый цвет. Когда тебе покажется, что если ты съешь еще хоть одну ягодку, то упадешь и не сможешь подняться. А потом тебя снова несет и на одном из поворотов прибивает к берегу. А до дома оттуда - пять минут ходьбы.
Сергей открыл глаза.
- Слушай, - сказала Наташа, - расскажи, что случилось тогда, - она показала глазами на шрамы на плечах, - я ничего не помню.
- Ладно, - Сергей серьезно посмотрел ей прямо в глаза, достал пачку, протянул сигарету, вторую взял себе.
«Странно, - подумала она, - Сергей не пил и не курил со дня смерти своих родителей, вот уже четыре года. И все четыре года каждую неделю прыгал, не смотря на усталость, две работы, учебу, холод, погоду - не смотря ни на что. Сколько я его уже знаю? Почти три года, а он все такой же. Как поставил себе один раз цель, так и идет к ней. Как решил один раз, как он будет жить - так и живет».
Наташа придвинулась к нему, они сидели полуобнявшись, весенний ветер трепал их волосы, а диск солнца становился красным-красным, пунцовым от удовольствия, как когда-то щечки той самой девочки, чьи родители живут теперь в одиночестве за старой потертой дверью.
- Я прыгнул первым, это ты помнишь? Сто пятьдесят метров высоты, гейнер, бросок, хлопок, через три секунды я уже на земле. Ты выходишь на экзит, втыкаешь несколько минут и прыгаешь. Заваливаешься набок, пытаешься стабилизироваться, слишком поздно кидаешь вытяжной - купол хлопает с доворотом и тебя бьет свободным по голове. Ты теряешь сознание, а через секунду влетаешь в бетонный забор с непогашенной скоростью. Ну а дальше - на руках к машине, в больницу, взятки и угрозы врачам, куча денег, три операции и месяц без сознания. Не знаю, как ты вынесла это, солнце.
- Я знаю, - Наташа чмокнула его в щеку, - любовь творит чудеса.
- А теперь пора, одевайся, - Сергей встал, поправил систему и раскрошил неподкуренную сигарету в своих пальцах. Через минуту рядом с ним на самый край встала Наташа. Он бросил сигарету вниз и, взглянув на ее траекторию, сказал:
- Прыгай.
Через секунду Наташи рядом с ним не было. Она шагнула в неизвестность, а спустя еще секунду последние лучи солнца осветили красно-желто-зеленый купол.
- А ведь это мой сто пятьдесят второй прыжок, - сказал заходящему солнцу Сергей. И прыгнул. Сначала перед лицом пронеслось темнеющее небо, потом его закрыла серая махина дома, а когда глаза увидели под собой землю с первой зеленеющей травой - рука сама дотянулась до вытяжного парашюта и резким движением выбросила его. Вверх и вбок.
Хлопок, последние уходящие лучи солнца перед глазами, «подушка» и через секунду земля.
- Как во сне, - Сергей встряхнул головой, - давненько так не вштыривало.
Наташа подбежала и, бросив свой парашют, прильнула к нему. Он подхватил ее и закружил, выкрикивая что-то ласковое и нежное. Проходящие мимо люди с удивлением и непониманием смотрели на них. А они?
Они были счастливы, счастливы, потому что они живы и они вместе. И еще, потому что знали, что даже смерть не разлучит их. Надолго.
Глава V
...
Ноябрь - это отдельное и самое противное время года. Разве нет? Ты встаешь когда еще темно и идешь в школу, проводишь там несколько часов и возвращаешся домой опять в полной темноте.
За окном - всего минус пять, но дует острый колючий ветер и кажется, что он проникает в дом через мельчайшие щелки, просачивается сквозь замочные скважины... У него одна цель - заставить тебя забиться под все одеяла, накрыться с головой и стучать зубами от холода, заставить тебя греть руки в холодной воде, потому что она будет казаться обжигающе горячей...
Вы зметили, что большинство пожилых людей умирает именно в ноябре? До него - легче, не так холодно и кое-где еще осталась желтая сентябрьская листва, после - свободнее и белее от выпавшего в первую зимнюю ночь снега.
Сергей и Наташа возвращались из школы - по темной пустынной улице, окруженной с двух сторон нависшими над ней голыми деревьями с неестественно длинными и тонкими ветками. Летом, наверное, это можно было бы назвать аллеей, но только не сейчас. Луны не было - небо было сплошь покрыто густыми, плотными как кисель облаками. Они подошли к подъезду и Сергей сказал:
- Поднимайся, я совсем забыл купить сигарет - сейчас сбегаю за ними.
И его рука скользнула по ее руке. Он, пригнувшись от сильного ветра, побежал к ближайшему киоску.
...
Сергей поднялся на восьмой этаж и, выйдя из лифта, увидел, что дверь в их квартиру открыта. Рядом с ней валялась сумочка Наташи и тетрадки вперемешку с учебниками - все это на грязном и мокром от многочисленных следов полу. Сергей вошел в квартиру. Тонкая струйка крови вела в зал - там горел свет и было слышно как что-то второпях ищут.
Сергей не испугался. Он не бросился бежать и не позвонил в милицию, он не позвал соседей. Он пошел на кухню, подошел к раковине и достал из набора ножей самый большой - кухонный тесак.
А потом он вошел в зал.
...
Форточка была открыта, но ледяной ветер не врывался в комнату. Было темно. На застеленной кровати лежала Наташа, укутанная одеялами, рядом с ней сидел Сергей, он держал ее руку в своих руках и, пытаясь согреть, переодически подносил ее к своим губам, медленно выдыхая остатки тепла.
- Умирать неприятно, - сказала Наташа, - умирать - скучно. Я чувствую боль, я чувствую, как что-то липкое и вязкое растекается внутри меня - это кровь. Это ничто.
- Хочешь, я расскажу тебе сказку, - прошептал Сергей.
- Да..
Он лег рядом с ней, обнял ее - между его пальцев начала просачиваться кровь - тоненькой струйкой, медленно-медленно. Он начал:
- Это было давным-давно в одной маленькой стране. В ней жили маленькие люди. И двое из них полюбили друг друга. И любили страстно и долго, они отдавались своей любви полностью - ночью она звонила ему, днем - он ей, а утром и вечером они сидели вместе и смотрели в окно. И этот мир казался им самым прекрасным местом на свете. Они были такими маленькими, а жизнь была такая большая.
- Закрой глаза, Наташ, - он поцеловал ее, слизнув кровь с кончиков ее губ, и продолжил.
- И жизнь, сука она этакая, развела их в разные стороны.
И все закончилось. Дети выросли. Выросла и страна. Но, однажды, он увидел сон - море, большое теплое море, волны с белыми пенящимися гребешками, блики солнца на воде. И люди. Много-много людей. А потом он увидел ее. Она помахала ему рукой. И исчезла. Большой человек проснулся, проснулся и бросился к телефону. Он позвонил ей, а ему сказали, что она умерла два дня назад. И ее тонкие ресницы, вздернутый носик и нелепые розовые бантики ушли, растаяли, исчезли навсегда.
- Это ты, - Наташа улыбнулась, - это был ты и та самая девочка, что жила когда-то в 152 квартире.
- Скажи, только честно, - кого ты любишь больше - ее или меня?
- Тебя.
И ветер ворвался в комнату, разметал кучу бумаг по столу и подобрался к постели.
Наташа в последний раз всхлипнула и затихла. Сердце остановилось, больше не пульсировала по венам кровь, больше не поднимались веки, больше не улыбались губы.
Сергей встал и подошел к окну - небо было черное-черное, чистое-чистое, звезд не было, только высоко-высоко висела желтая луна.
- Или я не верю в бога, или бог не верит в меня, третьего не дано, - сказал Сергей и шагнул вниз.
...
А через секунду раздался хлопок купола. Сергей вздрогнул и проснулся, приподнялся на локтях и потряс головой, разгоняя дрему. Слева, уткнувшись вздернутым носиком в подушку, спала Наташа.
«Приснится же такое», - подумал Сергей и выбрался из палатки. Она стояла на опушке осеннего леса, а рядом высилась уходящая в небо громада трехсотметровой антенны. Утро было холодным, почти морозным, изо рта шел пар, солнца еще не было видно, день лишь занимался, а в небе желтел купол от звука открытия которого Сергей проснулся. Наваждение почти рассеялось, когда он обратил внимание на тускло-желтую, полную луну.
- Сон, всего лишь сон, - тихо проговорил он, проверил легко ли достается нож, висевший в скрытных ножнах на поясе, и полез обратно в палатку.
- Солнце, я думаю, тебе тоже стоит бросить курить, - прошептал он в теплое родное спящее ушко.
Эпилог
Мы сами выбираем свою жизнь. Выбирай.
Девять лет, немалый срок, от подростка до мужчины.
Реди, сет, гоу?
Close Ur Eyes
Глава I.
Струйка воды стекала по стенке в полунабранную ванную, рядом с ней стояли двое - парень и девушка, почти одного роста, с темными волосами. Он поймал ее взгляд в зеркале, висевшем на стене над раковиной, и темно-карие, почти черные, глаза долго смотрели в глаза желтые - яркие-яркие, но, тоже карие. Он улыбнулся и обнял ее, его руки двинулись дальше - к молнии на джинсах и он расстегнул пуговицу на них. Она повернулась, его руки скользнули по ее бедрам, и штаны упали на пол. Она аккуратно переступила через них - сначала одной ногой, потом другой и положила свои руки ему на плечи. Он был по пояс голый - темные тертые стречевые джинсы с низким поясом и выглядывавшие из-под них трусы, а ниже - босые ноги. Он потянулся к ней губами, и они долго стояли и целовались, обнявшись, боясь оттолкнуть друг друга. Наконец, скользнув по животу и проведя ладонью по неровным выступающим мышцам, ее ладони нащупали его пуговицу от джинсов.
Он лег в ванную, погрузился в теплую воду, она легла сверху. Журчала вода.
Его лицо в ссадинах: на скуле - синяк, темные мешки под глазами, царапины, упрямый выступающий подбородок. Он исподлобья смотрел уже в свои глаза в зеркале и чистил зубы, щетка двигалась - вверх - вниз, вверх - вниз. Сплюнув остатки пасты, он вытерся и натянул на голое тело джинсы.
На ее плечах шрамы - длинные, почти параллельные им, ее руки покрыты ожогами и шрамами, а костяшки пальцев сбиты.
- Пора, - сказал он.
Она потянулась, вылезла из ванны, расправив плечи, так что стали видны ладоневые стороны ее локтей, покрытые точками уколов.
- Пошли, - сказала она.
Глава II.
Его звали Сергей.
Ее - Наташа.
Был конец декабря.
Снега не было, на улице было темно.
Она надела легкую осеннюю куртку, застегнула молнию, натянула оранжевую шапку с бумбоном и завязала шнурки на потертых кроссовках.
Он вышел из комнаты, протянул ей небольшой пакет, оделся.
Луна светила, пробиваясь сквозь несущиеся по небу рваные облака, вдалеке красными точками горели огни на телебашне. Где-то тоскливо выла собака, под ногами хрустела тонкая корка льда.
Сергей достал из кармана пачку сигарет, взял одну и протянул Наташе. Она, закрываясь от ветра ладонью, закурила, жадно сделала затяжку.
- Помнишь тот прыжок? - спросила она, взглянув на телебашню.
- Да, Наташ, помню, - бросил он, не сбавляя шага, - ох и страха я натерпелся, пока тащил тебя с раздробленными руками до машины.
- Ты никогда не рассказывал, что было дальше.
- А ты уверена, что хочешь это знать? Это был самый страшный месяц в нашей жизни.
- Хочу.
- Знаешь, на самом деле самое страшное это - война. Представь себе - ты сидишь в блиндаже день, два, три. Вокруг бомбят. Половину окопов засыпало: трупы, смрад, голод, и, внезапно, приказ - "в атаку!". За Родину, за Сталина. Мать их. И ты встаешь и бежишь, бежишь, пока не наткнешься на пулю, или тебе не проломят голову отточенной лопатой, или не разнесет на куски снарядом - смерть всегда рядом, а не только десять-двадцать секунд в неделю, как у нас.
- Ремарк, - она чуть-чуть подумала, - "На западном фронте без перемен". Мне вот кажется, что самое страшное - узнать, что ты смертельно болен, особенно когда ты молод, когда ты еще толком и не жил, когда в мире столько всего интересного...
- И неопрыганного, - Сергей улыбнулся, - "Жизнь взаймы", опять же Ремарк. В мире много дерьма, люди не помнят своих отцов, не желают знать своих детей. Каждый хочет иметь все.
- А мы просто хотим жить для себя. Почему мы должны кому-то что-то? Почему мы должны служить в армиях, горбатиться за мизерную зарплату без отпуска и льгот, давать взятки и лизать жопы снобам, которые ничего не знают и не умеют на самом деле.
- Им и не надо уметь, - Сергей задумался, - у них ведь есть власть.
- Власть? - спросила Наташа, - Власть это управление государством, а не беззаконие и воровство.
- А что ты предлагаешь? - он пожал плечами, - Стать таким же как они: давить людей ради своей выгоды, убивать, предавать? И все это в погоне за еще одним миллионом бумажек или нулей на кусочке пластика? Машиной с крутыми номерами и корочкой, которая позволяет ездить пьяным? Они никогда не почувствуют ветра в лицо, страха за свою жизнь, взаимной любви, настоящей свободы!
- И они тратят на это свою единственную, бескрайнюю, уникальную, самую-самую… жизнь, - она не подобрала эпитет и посмотрела на Сергея.
Он молчал.
Они вошли в небольшой двор. Сломанные качели, несколько тускло светящихся окон, грязный, обшарпанный подъезд, ветер, гудящий в пустой лифтовой шахте, разбитая лампочка.
Наташа отдала пакет Сергею и, прислонившись к чуть теплой батарее, прикурила.
Он взбежал на четвертый этаж, заглянул в пакет - письма, рисунки и фотографии на месте, и остановился перед старой, потертой дверью с номером 152.
Обычная дверь, каких тысячи в этом городе и миллионы в мире.
Дверь, которая ведет в комнату к родителям, потерявшим своего единственного ребенка.
Сергей уже точно знал, как все будет - и пыль на шкафах, и засохшие растения, и тусклые лампочки, и фотографии. А потом слезы, кухонный стол, табуретки, водка и молчание.
«Не дай бог мне дожить до такого», - подумал он и нажал на кнопку звонка.
Через час он спустился вниз.
- Курить будешь? - спросила Наташа.
- Нет. - он помолчал, - Тяжело все это, солнце. В дерьмовом мире мы живем.
Она обняла его за шею и прижала к себе. Сергей закрыл глаза.
Глава III
- Соня, вставай, - Наташа открыла глаза от того, что кто-то сильно тряс ее за плечо. Она попыталась отвернуться и уйти поглубже под одеяло, но холодные сильные руки стащили его.
- Который час? - зевнув, недовольно спросила она.
- Четыре часа тридцать семь минут, через четыре минуты взойдет солнце! - радостный, уже одетый Сергей стоял на коленях на подстилке, которая заменяла им кровать.
- И какого хрена мы должны вставать так рано, - недовольно спросила она.
- Ха, сегодня понедельник, 16 июля, - он улыбнулся, - весь город спит, а мы совсем одни пойдем гулять. Целый город наш. Целый город.
Наташа, встряхнув головой, вскочила на ноги и бросилась в ванну, на ходу натягивая джинсы, а Сергей начал складывать разбросанную по полу защиту в стеш-бег.
Пустая улица. Стоящие на обочинах машины. Блики восходящего солнца на окнах домов. Слабый ветер, едва колышущий пышные кроны деревьев. Ни одного человека. Тишина. Раннее-раннее утро.
Они медленно выехали на проспект - литровый спортбайк взревел, Наташа крепче прижалась к Сергею, и они полетели по середине шестиполосной дороги, по тонкой разделительной черте. На небе не было ни облачка, знаете, как после грозы, когда все вокруг такое мокрое, такое свежее, такое приятное, и ветер только-только унес тучу, а облака еще не пришли... Воздух был свеж и чист - как будто не весь день ездили машины, а наоборот - тропические джунгли окружали город.
Через минуту город кончились, Сергей развернулся и не спеша поехал обратно.
- Куда обычно, солнц?
- Да, на наш любимый домик.
- Рассказать анекдот? - спросила Наташа.
- Давай.
- Слушай: женская дружба - это когда жена не ночевала дома, приходит с утра и говорит мужу, что ночевала у подруги. Муж берет телефон и обзванивает десять лучших подруг. И все как одна заявляют, что его жена у них не ночевала. Мужская дружба - это когда муж не был ночью дома, пришел с утра и говорит, что ночевал у друга. Жена обзванивает десять его лучших друзей, пять из них говорят, что он у них ночевал, а остальные - что он все еще у них.
Муж и Жена.
- Дааа, - протянул Сергей.
- Мама и Папа, - На глазах у Наташи выступили слезы.
- Тихо, тихо, - он остановил байк, обнял ее, прижал к груди. Не надо об этом. Не надо...
Жизнь - странная штука. Только что она текла спокойно и размеренно - все шло своим чередом и, вдруг, все рушится. Разбивается машина, падает самолет, или отморозки грабят квартиру и убивают твоих родителей. Выкалывают им вилками глаза, пытают, издеваются.
- Ну успокойся, я здесь, Наташ, пожалуйста, посмотри как красиво вокруг.
- Красиво, блядь, красиво! Вот именно. В этом мире слишком много красоты, поэтому слишком много уебков, которые ее уничтожают. Много.
Много.
Много.
Нет.
Откуда-то с боковой улицы внезапно вынырнула черная иномарка. Черная-черная. И туча закрыла солнце. Водитель бешено крутанул руль, взвизгнули тормоза. Автомобиль несло. На них.
Последнее, что увидела Наташа это был Сергей, открутивший газ на полную и бросающий сцепление.
Удар.
Темнота.
Какое прекрасное. Какое свежее. Какое тихое утро.
Наташа пришла в себя - она лежала на чем-то красном, рядом что-то желтело и зеленело, подняв голову, она увидела развороченную иномарку - тяжеленный мотоцикл, поднятый в последний момент Сергеем на заднее колесо, перелетел через капот прямо в лобовое стекло, убил водителя и теперь дымился. Наташа снова опустила взгляд и поняла, что она лежит на своем парашюте, со стеш-бегом под головой.
- Соня, вставай, - ласковые, но сильные руки подняли ее. Она увидела Сергея.
- Твой парашют открылся от удара, - он улыбнулся, - побежали скорее, не хочу сидеть за убийство.
Глава IV
Сергей толкнул тяжелую железную дверь, и она со скрипом медленно открылась. Он переступил через высокий, покрытый плесенью порог и протянул Наташе руку, помог ей взобраться наверх.
Они стояли на крыше кирпичной тридцатиэтажки, которых десятки в этом районе и сотни в городе. Все они - бело-серые, какие-то тяжелые на вид, с потрепанными глазницами - окнами и хлопающими входными дверьми на которых стоят давно не работающие домофоны. Во дворах таких домов - всегда грязь и слякоть, а единственный фонарь или вечно разбит или светит так тускло, что выхватывает из ночной темноты только свой собственный столб.
Весна, конец апреля, восемь часов вечера. Через час должно зайти солнце. Именно поэтому они и пришли сюда - проводить день, вспомнить рассвет, помахать руками закату и встретить легкую, ватно-пушистую ночь.
Напротив - через небольшую дорогу с глубокими лужами, перед которыми сотни раз на дню слышался визг тормозов стояли, расступившись, две восьмиэтажки и точно посередине между ними - поблескивал темно-желтый, но еще не ставший красным диск солнца.
Они подошли к краю и, взявшись за руки, долго стояли и смотрели вдаль - не на дома, не на высотки в центре и даже не на солнце - они смотрели в Лето. Наконец они сели на бетонный выступ, свесив вниз ноги.
- Какая красивая весна, - Наташа облокотилась на холодный пол позади себя и запрокинула голову.
Сергей закрыл глаза и начал рассказывать.
- Как-то летом, еще до того как я начал прыгать, - он нахмурился, сплюнул - слюна спикировала на асфальт и разбилась с легким щелчком, - я любил брать надувную резиновую лодку, переворачивать ее и ложиться поперек. И так плыть, запрокинув голову - и внизу ты видишь небо, солнце и бегущие облака, а вверху - берега, утопающие в сочной зелени и воду, в которой все это отражается. Божественно. А лодку несет - несет вниз по течению, крутит на поворотах, ты слышишь смех людей, купающихся на пляжах, разговоры туристов, стоящих с палатками в тени деревьев, но вот ты вплываешь в лес. Везде мягкая невесомая тень, поют птицы, мимо тебя то тут то там проносятся коряги, река сужается и, кажется, что ты можешь обхватить протоку руками, обнять, словно Ее...
И тут впереди ты видишь поляну, причаливаешь к песчаному берегу. Кругом темный лес, а здесь солнце и море, настоящее море спелой сочной земляники. И ты возвращаешься на берег к лодке только тогда, когда твои руки, ноги, лицо - все будет измазано земляничным соком, а ногти окрасятся в темно-фиолетовый цвет. Когда тебе покажется, что если ты съешь еще хоть одну ягодку, то упадешь и не сможешь подняться. А потом тебя снова несет и на одном из поворотов прибивает к берегу. А до дома оттуда - пять минут ходьбы.
Сергей открыл глаза.
- Слушай, - сказала Наташа, - расскажи, что случилось тогда, - она показала глазами на шрамы на плечах, - я ничего не помню.
- Ладно, - Сергей серьезно посмотрел ей прямо в глаза, достал пачку, протянул сигарету, вторую взял себе.
«Странно, - подумала она, - Сергей не пил и не курил со дня смерти своих родителей, вот уже четыре года. И все четыре года каждую неделю прыгал, не смотря на усталость, две работы, учебу, холод, погоду - не смотря ни на что. Сколько я его уже знаю? Почти три года, а он все такой же. Как поставил себе один раз цель, так и идет к ней. Как решил один раз, как он будет жить - так и живет».
Наташа придвинулась к нему, они сидели полуобнявшись, весенний ветер трепал их волосы, а диск солнца становился красным-красным, пунцовым от удовольствия, как когда-то щечки той самой девочки, чьи родители живут теперь в одиночестве за старой потертой дверью.
- Я прыгнул первым, это ты помнишь? Сто пятьдесят метров высоты, гейнер, бросок, хлопок, через три секунды я уже на земле. Ты выходишь на экзит, втыкаешь несколько минут и прыгаешь. Заваливаешься набок, пытаешься стабилизироваться, слишком поздно кидаешь вытяжной - купол хлопает с доворотом и тебя бьет свободным по голове. Ты теряешь сознание, а через секунду влетаешь в бетонный забор с непогашенной скоростью. Ну а дальше - на руках к машине, в больницу, взятки и угрозы врачам, куча денег, три операции и месяц без сознания. Не знаю, как ты вынесла это, солнце.
- Я знаю, - Наташа чмокнула его в щеку, - любовь творит чудеса.
- А теперь пора, одевайся, - Сергей встал, поправил систему и раскрошил неподкуренную сигарету в своих пальцах. Через минуту рядом с ним на самый край встала Наташа. Он бросил сигарету вниз и, взглянув на ее траекторию, сказал:
- Прыгай.
Через секунду Наташи рядом с ним не было. Она шагнула в неизвестность, а спустя еще секунду последние лучи солнца осветили красно-желто-зеленый купол.
- А ведь это мой сто пятьдесят второй прыжок, - сказал заходящему солнцу Сергей. И прыгнул. Сначала перед лицом пронеслось темнеющее небо, потом его закрыла серая махина дома, а когда глаза увидели под собой землю с первой зеленеющей травой - рука сама дотянулась до вытяжного парашюта и резким движением выбросила его. Вверх и вбок.
Хлопок, последние уходящие лучи солнца перед глазами, «подушка» и через секунду земля.
- Как во сне, - Сергей встряхнул головой, - давненько так не вштыривало.
Наташа подбежала и, бросив свой парашют, прильнула к нему. Он подхватил ее и закружил, выкрикивая что-то ласковое и нежное. Проходящие мимо люди с удивлением и непониманием смотрели на них. А они?
Они были счастливы, счастливы, потому что они живы и они вместе. И еще, потому что знали, что даже смерть не разлучит их. Надолго.
Глава V
...
Ноябрь - это отдельное и самое противное время года. Разве нет? Ты встаешь когда еще темно и идешь в школу, проводишь там несколько часов и возвращаешся домой опять в полной темноте.
За окном - всего минус пять, но дует острый колючий ветер и кажется, что он проникает в дом через мельчайшие щелки, просачивается сквозь замочные скважины... У него одна цель - заставить тебя забиться под все одеяла, накрыться с головой и стучать зубами от холода, заставить тебя греть руки в холодной воде, потому что она будет казаться обжигающе горячей...
Вы зметили, что большинство пожилых людей умирает именно в ноябре? До него - легче, не так холодно и кое-где еще осталась желтая сентябрьская листва, после - свободнее и белее от выпавшего в первую зимнюю ночь снега.
Сергей и Наташа возвращались из школы - по темной пустынной улице, окруженной с двух сторон нависшими над ней голыми деревьями с неестественно длинными и тонкими ветками. Летом, наверное, это можно было бы назвать аллеей, но только не сейчас. Луны не было - небо было сплошь покрыто густыми, плотными как кисель облаками. Они подошли к подъезду и Сергей сказал:
- Поднимайся, я совсем забыл купить сигарет - сейчас сбегаю за ними.
И его рука скользнула по ее руке. Он, пригнувшись от сильного ветра, побежал к ближайшему киоску.
...
Сергей поднялся на восьмой этаж и, выйдя из лифта, увидел, что дверь в их квартиру открыта. Рядом с ней валялась сумочка Наташи и тетрадки вперемешку с учебниками - все это на грязном и мокром от многочисленных следов полу. Сергей вошел в квартиру. Тонкая струйка крови вела в зал - там горел свет и было слышно как что-то второпях ищут.
Сергей не испугался. Он не бросился бежать и не позвонил в милицию, он не позвал соседей. Он пошел на кухню, подошел к раковине и достал из набора ножей самый большой - кухонный тесак.
А потом он вошел в зал.
...
Форточка была открыта, но ледяной ветер не врывался в комнату. Было темно. На застеленной кровати лежала Наташа, укутанная одеялами, рядом с ней сидел Сергей, он держал ее руку в своих руках и, пытаясь согреть, переодически подносил ее к своим губам, медленно выдыхая остатки тепла.
- Умирать неприятно, - сказала Наташа, - умирать - скучно. Я чувствую боль, я чувствую, как что-то липкое и вязкое растекается внутри меня - это кровь. Это ничто.
- Хочешь, я расскажу тебе сказку, - прошептал Сергей.
- Да..
Он лег рядом с ней, обнял ее - между его пальцев начала просачиваться кровь - тоненькой струйкой, медленно-медленно. Он начал:
- Это было давным-давно в одной маленькой стране. В ней жили маленькие люди. И двое из них полюбили друг друга. И любили страстно и долго, они отдавались своей любви полностью - ночью она звонила ему, днем - он ей, а утром и вечером они сидели вместе и смотрели в окно. И этот мир казался им самым прекрасным местом на свете. Они были такими маленькими, а жизнь была такая большая.
- Закрой глаза, Наташ, - он поцеловал ее, слизнув кровь с кончиков ее губ, и продолжил.
- И жизнь, сука она этакая, развела их в разные стороны.
И все закончилось. Дети выросли. Выросла и страна. Но, однажды, он увидел сон - море, большое теплое море, волны с белыми пенящимися гребешками, блики солнца на воде. И люди. Много-много людей. А потом он увидел ее. Она помахала ему рукой. И исчезла. Большой человек проснулся, проснулся и бросился к телефону. Он позвонил ей, а ему сказали, что она умерла два дня назад. И ее тонкие ресницы, вздернутый носик и нелепые розовые бантики ушли, растаяли, исчезли навсегда.
- Это ты, - Наташа улыбнулась, - это был ты и та самая девочка, что жила когда-то в 152 квартире.
- Скажи, только честно, - кого ты любишь больше - ее или меня?
- Тебя.
И ветер ворвался в комнату, разметал кучу бумаг по столу и подобрался к постели.
Наташа в последний раз всхлипнула и затихла. Сердце остановилось, больше не пульсировала по венам кровь, больше не поднимались веки, больше не улыбались губы.
Сергей встал и подошел к окну - небо было черное-черное, чистое-чистое, звезд не было, только высоко-высоко висела желтая луна.
- Или я не верю в бога, или бог не верит в меня, третьего не дано, - сказал Сергей и шагнул вниз.
...
А через секунду раздался хлопок купола. Сергей вздрогнул и проснулся, приподнялся на локтях и потряс головой, разгоняя дрему. Слева, уткнувшись вздернутым носиком в подушку, спала Наташа.
«Приснится же такое», - подумал Сергей и выбрался из палатки. Она стояла на опушке осеннего леса, а рядом высилась уходящая в небо громада трехсотметровой антенны. Утро было холодным, почти морозным, изо рта шел пар, солнца еще не было видно, день лишь занимался, а в небе желтел купол от звука открытия которого Сергей проснулся. Наваждение почти рассеялось, когда он обратил внимание на тускло-желтую, полную луну.
- Сон, всего лишь сон, - тихо проговорил он, проверил легко ли достается нож, висевший в скрытных ножнах на поясе, и полез обратно в палатку.
- Солнце, я думаю, тебе тоже стоит бросить курить, - прошептал он в теплое родное спящее ушко.
Эпилог
Мы сами выбираем свою жизнь. Выбирай.