Маришка.
Знаете как оно бывает? Когда-то я познакомился с Наташей. Тогда мы были похожи. Это было давно. Тогда я еще мог писать, и написал об этом:
Это было восемнадцатого августа. Самый жаркий день за сорок лет в районе Туапсе.
Нас везли по серпантину. Час. Несчастный экскурсовод распинался о прелестях местного побережья и рассказывал красивые сказки о принцессах, принцах и свечах, которые они тушили в море.
Это было.
В Небугском аквапарке. В четыре часа дня. На самой высокой и самой крутой - оранжевой горке.
Я увидел Наташу. В очередной раз. В десятый? В двадцатый?
- Везет мне на тебя, - сказала она.
Я улыбнулся.
И в очередной раз скатился без очереди. А они (кто был в аквапарках - знают) просто огромные.
Я взялся за поручень.
Ноги не в начале горки - так катаются только те, кто боятся.
Бояться глупо.
Ноги на подставке в метре от края.
Внизу - обрыв. Почти отвесная горка.
Над ней пятью метрами ниже проходит черная труба.
Отталкиваешься. И летишь. Пять метров свободного падения.
Лицо в десятке сантиметров от той самой черной трубы.
Удар.
Приподнять ноги, чтобы брызги не летели в глаза.
Поправить сбившиеся шорты-плавки.
Бегом наверх.
Восемь лестничных пролетов. Мимо очереди.
Отдышаться.
- Как тебя зовут?
- Наташа.
- А меня Сергей.
- Откуда ты?
- Из Волгограда.
- А я из Воронежа.
Сначала все было не так. Сначала мы не воспринимали друг друга всерьез.
- Ой, блин, мы все умрем.
И она закрывает голову руками.
А потом мы поднялись на горку в очередной раз. Вместе. И встали, смотря на поселок, раскинувшийся под нашими ногами, и на море.
И я начал рассказывать:
Он выглядит на двадцать с небольшим. Живет один. Не скрывает своего имени, но все зовут его Греком. У него никогда не работает телефон. И еще. Он торгует легкими наркотиками.
Это не значит, что он плохой. Это не значит, что он - хороший. Просто "для тяжелого нужна и крыша покруче".
Ему девятнадцать и его зовут Толик. У него бесконечно лучистые глаза и всегда добрая улыбка.
Он тушит окурки о пол своей раздолбанной квартиры. Он считает себя подонком.
Я желаю ему счастья. Потому что он - настоящий друг. Друг, который никогда не предаст. Друг, который будет рядом вне зависимости от людей и их мнений.
Он утешал меня после очередной любви.
А год назад я выпросила у него таблетку мефедрина.
Он вдалбливал мне в голову мысль, что я сильная, пока эта мысль не стала моей собственной...
Я не помню этот Ликин рассказ наизусть.
Да и тогда я всего лишь пересказал его.
Но что-то в ее глазах изменилось.
Артур Хейли сказал, что двум натурам с одинаковыми взглядами на жизнь легко найти общий язык.
Мы стояли и разговаривали.
Обо всем. О музыке, о кино. О дожде. О ее рисунках. Черной графике. О мотоциклах. О наших последних рассказах, которые оказались на одну и туже тему.
О том, почему мы не попали на "Нашествие".
- И тридцать четвертый регион на спину.
- Тридцать шестой, - говорю я, улыбаясь.
Мы читали свои стихи. Вспомнили о Алисе Селезьневой и Пашке Гераскине.
Это был один из тех редких дней в моей жизни, когда я чувствовал, что могу все. Это был необычный день. Красивый день.
Да что там. Всего несколько часов.
И мы стояли, а солнце садилось прямо перед нами между двумя невысокими горами, отражаясь в ее глазах светло-голубого цвета. Цвета ранней весны.
- Вон мои родители, помаши им.
Она улыбнулась и помахала рукой.
Это был наш последний раз. Восемь часов вечера. Самого жаркого дня за сорок лет на Туапсинском побережье. Мы поднимались на горку медленно-медленно. Так же медленно протискивались мимо чуть поредевшей очереди. Постояли на вершине, вдыхая запах раннего вечера.
- Кто первый, - спросила она.
- Давай я.
Это был мой самый лучший. Самый безбашенный прыжок. Она прыгнула следом. Мы нашли ее сестру. И втроем пошли к выходу.
Попросили листочек и ручку у контролера. Обменялись домашними телефонами. Она дала мне номер своего сотового. А я - сотового своего отца. За год я так и не выучил свой номер.
Мы пожали друг другу руки. И разбежались. Или нас разнесло в разные стороны. Кто его знает.
Мы ехали в автобусе обратно. Час. Под легкую, мелодичную музыку. В почти полной темноте. Я смотрел в окно. На большую белую луну. На ночное море.
Это было непередаваемо.
Спасибо тебе, Наташа!
А теперь мы изредка обмениваемся смсками.
Она учится играть на гитаре.
Я пытаюсь прожить еще немного.
Все хорошо. Все очень хорошо. Все просто замечательно.
Люди меняются. Наташа стала другой. Как по-моему, так ненастоящей. Вся эта неважная мишура и замаскированные понты... А вот ее сестра.
Маришка, из кругленькой маленькой девочки она выросла в то, чем я всегда хотел и не мог быть. Безграничная любовь к миру, путешествия стопом, дружеские посиделки с чаем, трогательные стихи, сводящие с ума тексты и песни. Это то как надо жить.
А сегодня Маришка умерла после шести дней комы.
Вот такой вот сегодня хуевый день.
Это было восемнадцатого августа. Самый жаркий день за сорок лет в районе Туапсе.
Нас везли по серпантину. Час. Несчастный экскурсовод распинался о прелестях местного побережья и рассказывал красивые сказки о принцессах, принцах и свечах, которые они тушили в море.
Это было.
В Небугском аквапарке. В четыре часа дня. На самой высокой и самой крутой - оранжевой горке.
Я увидел Наташу. В очередной раз. В десятый? В двадцатый?
- Везет мне на тебя, - сказала она.
Я улыбнулся.
И в очередной раз скатился без очереди. А они (кто был в аквапарках - знают) просто огромные.
Я взялся за поручень.
Ноги не в начале горки - так катаются только те, кто боятся.
Бояться глупо.
Ноги на подставке в метре от края.
Внизу - обрыв. Почти отвесная горка.
Над ней пятью метрами ниже проходит черная труба.
Отталкиваешься. И летишь. Пять метров свободного падения.
Лицо в десятке сантиметров от той самой черной трубы.
Удар.
Приподнять ноги, чтобы брызги не летели в глаза.
Поправить сбившиеся шорты-плавки.
Бегом наверх.
Восемь лестничных пролетов. Мимо очереди.
Отдышаться.
- Как тебя зовут?
- Наташа.
- А меня Сергей.
- Откуда ты?
- Из Волгограда.
- А я из Воронежа.
Сначала все было не так. Сначала мы не воспринимали друг друга всерьез.
- Ой, блин, мы все умрем.
И она закрывает голову руками.
А потом мы поднялись на горку в очередной раз. Вместе. И встали, смотря на поселок, раскинувшийся под нашими ногами, и на море.
И я начал рассказывать:
Он выглядит на двадцать с небольшим. Живет один. Не скрывает своего имени, но все зовут его Греком. У него никогда не работает телефон. И еще. Он торгует легкими наркотиками.
Это не значит, что он плохой. Это не значит, что он - хороший. Просто "для тяжелого нужна и крыша покруче".
Ему девятнадцать и его зовут Толик. У него бесконечно лучистые глаза и всегда добрая улыбка.
Он тушит окурки о пол своей раздолбанной квартиры. Он считает себя подонком.
Я желаю ему счастья. Потому что он - настоящий друг. Друг, который никогда не предаст. Друг, который будет рядом вне зависимости от людей и их мнений.
Он утешал меня после очередной любви.
А год назад я выпросила у него таблетку мефедрина.
Он вдалбливал мне в голову мысль, что я сильная, пока эта мысль не стала моей собственной...
Я не помню этот Ликин рассказ наизусть.
Да и тогда я всего лишь пересказал его.
Но что-то в ее глазах изменилось.
Артур Хейли сказал, что двум натурам с одинаковыми взглядами на жизнь легко найти общий язык.
Мы стояли и разговаривали.
Обо всем. О музыке, о кино. О дожде. О ее рисунках. Черной графике. О мотоциклах. О наших последних рассказах, которые оказались на одну и туже тему.
О том, почему мы не попали на "Нашествие".
- И тридцать четвертый регион на спину.
- Тридцать шестой, - говорю я, улыбаясь.
Мы читали свои стихи. Вспомнили о Алисе Селезьневой и Пашке Гераскине.
Это был один из тех редких дней в моей жизни, когда я чувствовал, что могу все. Это был необычный день. Красивый день.
Да что там. Всего несколько часов.
И мы стояли, а солнце садилось прямо перед нами между двумя невысокими горами, отражаясь в ее глазах светло-голубого цвета. Цвета ранней весны.
- Вон мои родители, помаши им.
Она улыбнулась и помахала рукой.
Это был наш последний раз. Восемь часов вечера. Самого жаркого дня за сорок лет на Туапсинском побережье. Мы поднимались на горку медленно-медленно. Так же медленно протискивались мимо чуть поредевшей очереди. Постояли на вершине, вдыхая запах раннего вечера.
- Кто первый, - спросила она.
- Давай я.
Это был мой самый лучший. Самый безбашенный прыжок. Она прыгнула следом. Мы нашли ее сестру. И втроем пошли к выходу.
Попросили листочек и ручку у контролера. Обменялись домашними телефонами. Она дала мне номер своего сотового. А я - сотового своего отца. За год я так и не выучил свой номер.
Мы пожали друг другу руки. И разбежались. Или нас разнесло в разные стороны. Кто его знает.
Мы ехали в автобусе обратно. Час. Под легкую, мелодичную музыку. В почти полной темноте. Я смотрел в окно. На большую белую луну. На ночное море.
Это было непередаваемо.
Спасибо тебе, Наташа!
А теперь мы изредка обмениваемся смсками.
Она учится играть на гитаре.
Я пытаюсь прожить еще немного.
Все хорошо. Все очень хорошо. Все просто замечательно.
Люди меняются. Наташа стала другой. Как по-моему, так ненастоящей. Вся эта неважная мишура и замаскированные понты... А вот ее сестра.
Маришка, из кругленькой маленькой девочки она выросла в то, чем я всегда хотел и не мог быть. Безграничная любовь к миру, путешествия стопом, дружеские посиделки с чаем, трогательные стихи, сводящие с ума тексты и песни. Это то как надо жить.
А сегодня Маришка умерла после шести дней комы.
Вот такой вот сегодня хуевый день.