(no subject)
Девник Кошелева, лето 1849 г. (во время загрничной поездки):
"Сегодня поутру был я у Мицкевича, которого нашел весьма постаревшим и крайне грустным. Мицкевич совершенно сед и видно, что нервами весьма расстроен. Мы много говорили с ним о Париже, о французах, о России, о славянах, о Польше. Мицкевичу французы надоели жестоко своим корыстолюбием, хвастовством и бесчувствием, но он не отчаивается в их будущности. Мицкевич предвидит для Франции еще много революций, для коммунизма - непременно и хотя самое кратковременное торжество. О России Мицкевич говорит с уважением и даже с чувством; он называет время, проведенное в Москве, счастливейшим в его жизни.
Мицкевич расспрашивал обо всех наших общих приятелях; он вполне убежден, что Польша может соединиться и полчит опять политическое бытие не иначе, как через Россию и по ее милости, что от Европы полякам ожидать нечего. Мицкевич мне сказывал, что из Франции поляков гонят и что недавно ему было назначено trois fois vingt quatre heures для выезда, но он кое-как упросил министра. Мицкевич весьма желает, чтобы Государь наш показал более сочувствия к славянам и чтобы открытее действовал в их пользу. Престарелый поэт очень занят, работает для многих журналов; обстоятельства его очень плохи. Я ушел от него с самым грустным чувством и видно, что он не может произнести слово exile без слез.
Спрашивал я у Мицкевича о Тургенев и Герцене, но он мне сказал, что давно их не видал и что почти ни с кем не видится".
Цит. по: Колюпанов Н. Т. II. С. 203 - 204.
"Сегодня поутру был я у Мицкевича, которого нашел весьма постаревшим и крайне грустным. Мицкевич совершенно сед и видно, что нервами весьма расстроен. Мы много говорили с ним о Париже, о французах, о России, о славянах, о Польше. Мицкевичу французы надоели жестоко своим корыстолюбием, хвастовством и бесчувствием, но он не отчаивается в их будущности. Мицкевич предвидит для Франции еще много революций, для коммунизма - непременно и хотя самое кратковременное торжество. О России Мицкевич говорит с уважением и даже с чувством; он называет время, проведенное в Москве, счастливейшим в его жизни.
Мицкевич расспрашивал обо всех наших общих приятелях; он вполне убежден, что Польша может соединиться и полчит опять политическое бытие не иначе, как через Россию и по ее милости, что от Европы полякам ожидать нечего. Мицкевич мне сказывал, что из Франции поляков гонят и что недавно ему было назначено trois fois vingt quatre heures для выезда, но он кое-как упросил министра. Мицкевич весьма желает, чтобы Государь наш показал более сочувствия к славянам и чтобы открытее действовал в их пользу. Престарелый поэт очень занят, работает для многих журналов; обстоятельства его очень плохи. Я ушел от него с самым грустным чувством и видно, что он не может произнести слово exile без слез.
Спрашивал я у Мицкевича о Тургенев и Герцене, но он мне сказал, что давно их не видал и что почти ни с кем не видится".
Цит. по: Колюпанов Н. Т. II. С. 203 - 204.