(no subject)
"И хотя много есть огромных библиотек, где можно взять и прочитать любую книгу, но каждому книголюбу мило и дорого иметь свой книжный шкаф, чтобы стоял он всегда перед глазами и красовался редкостью названий или изысканностью переплетов. У меня есть, а у других нет! Даже в школе мальчик пишет на учебниками каракулями свою фамилию; человек постарше ставит синий штемпель или аккуратно наклеивает собственный экслибрис.
На книжных знаках чаще всего изображаются символы вечности и культа смерти: песочные часы, череп, треножник с курением, урна, развалина храма. "Все преходяще - мысль бессмертна". Это, конечно, неверно, потому что и мысль преходяща: она также подвержена тлену, как гусиное или стальное перо, как бумага или как гранит с высеченной надписью - и он выветривается со временем. Но мы так краткосрочны, что сотни лет для нас равны вечности. [...]
Иметь книгу только для себя - стать непоборимая. У нас были в России старые букинисты, которые иную книгу нипочем не хотели продавать. Держали ее в секретном шкафу или на квартире, обозначали в каталогах, показывали любителю, а как дойдет до продажи - хмурились, врали, вертелись - не хочется расстаться. Выгодно, - а не хочу; товар, - а не дам! А уж если продаст, - значит, только надежному человеку, такому же собственнику-скупердяю, цепкому до редкости. И, продав, ненавидит купившего, завидует ему, никак не может простить.
Чувство собственности у книжного любителя крепче, чем у родового помещика".
Михаил Осоргин. Возлюбленной (Похвальное слово) // Записки старого книгоеда. Воспоминания. - М.: Интервалк, 2007. С. 15 - 16.
На книжных знаках чаще всего изображаются символы вечности и культа смерти: песочные часы, череп, треножник с курением, урна, развалина храма. "Все преходяще - мысль бессмертна". Это, конечно, неверно, потому что и мысль преходяща: она также подвержена тлену, как гусиное или стальное перо, как бумага или как гранит с высеченной надписью - и он выветривается со временем. Но мы так краткосрочны, что сотни лет для нас равны вечности. [...]
Иметь книгу только для себя - стать непоборимая. У нас были в России старые букинисты, которые иную книгу нипочем не хотели продавать. Держали ее в секретном шкафу или на квартире, обозначали в каталогах, показывали любителю, а как дойдет до продажи - хмурились, врали, вертелись - не хочется расстаться. Выгодно, - а не хочу; товар, - а не дам! А уж если продаст, - значит, только надежному человеку, такому же собственнику-скупердяю, цепкому до редкости. И, продав, ненавидит купившего, завидует ему, никак не может простить.
Чувство собственности у книжного любителя крепче, чем у родового помещика".
Михаил Осоргин. Возлюбленной (Похвальное слово) // Записки старого книгоеда. Воспоминания. - М.: Интервалк, 2007. С. 15 - 16.