Питерский прозаик Владимир Лапенков вспоминает про писателя Давда Дара и "его круг"( часть первая)
Я уже размещал здесь этот текст год назад примерно, но в неотредактированном виде. Вот отредактированный текст моего интервью с питерским прозаиком Владимиром Лапенковым.
Вначале отредактированный самим Владимиром Лапенковым.
Владимир Лапенков вспоминает о своём учителе в литературе - писателе Давиде Даре
Где-то шесть лет тому назад я познакомился с Владимиром Лапенковым.
Ярким представителем подпольной питерской литературы 1970-х - 1980-х годов или как её называют - "второй культуры".
Живёт Лапенков в городе Павловске.
Я люблю его там навещать, когда приезжаю в Санкт-Петербург.
Мы гуляем по знаменитому парку и беседуем с Володей на литературные и прочие темы.
Лапенков в разговорах часто вспоминает питерских писателей, живших там в позднесоветское время.
Он старается, чтобы их имена и тексты не ушли из памяти.
Пишет мемуарные очерки о них.
Я решил записать с ним беседу об этих легендарных людях.
- Артём Баденков: Хочу вначале чтобы ты рассказал о твоём литературном и духовном учителе - Давиде Даре.
-Владимир Лапенков - Я буду читать отрывки из своих мемуаров о Даре и дополнять их разными "лирическими отступлениями".
Ну, в первую очередь я хотел бы рассказать о своем - и не только моем - учителе и писателе Давиде Даре, который родился в 1910 году и умер в Израиле в 1980 году.
Я о нем писал неоднократно. И вот, пользуясь своими мемуарными записями, хотел бы о нем поговорить...
Дать его краткую биографию.
Человек, конечно, он был исключительно интересный.
И таких вторых, как он, уже, наверное, и не будет никогда.
Интересно, что трудовой стаж свой он начинал на Балтийском
судостроительном заводе нагревальщиком заклепок!
С 29-го года он уже журналист, объехал Сибирь, Заполярье, Дальний Восток...
Участвовал в той самой знаменитой поездке советских писателей по Беломорканалу.
В начале 1930-х годов вышла одиозная книга об этом позорном событии, теперь уже раритетная. В этой поездке приняли участие многие известные тогда советские писатели.
А.Б. - А он что там делал? Он ведь не был ещё тогда известным писателем.
В.Л. - А он там присутствовал как рядовой журналист.
А.Б. - Какой-нибудь его текст был напечатан в этой книге?
В.Л. - Нет-нет, он был там как журналист.
И в книге этой знаменитой его текста нет. Он писал про поездку писателей на Беломорканал статьи для какой-то ленинградской газеты.
На пароходе среди писателей, по рассказам Дара, была ежесуточная пьянка.
В перерывах между которой они что-то писали. А все остальное уже дописывали за них "редактора из ЧК" как говорится. Тексты их дорабатывали до нужной идеологической кондиции .
Перед самой войной Дар опубликовал антифашистский памфлет «Господин Гориллиус», чем-то напоминающий сатирическую прозу Олдоса Хаксли.
На мой взгляд, этот памфлет на сегодняшний день очень актуален опять.
Во время войны Дар - командир взвода разведывательного батальона в боях за «Невский пятачок»,одно из самых кровавых мест Второй мировой войны.
Это под Синявино. Там около 200 000 человек наших солдат погибло.
Дар был ранен разрывной пулей в ногу и чудом выжил. Оказался в госпитале.
"Государственная награда - ранение - госпитали."
Уже раненым, в санитарном поезде он познакомился с начинающей писательницей Верой Пановой.
А.Б. - В санитарном поезде?
В.Л. - Ну насколько я помню. Она уже была несколько раз замужем... Имела детей от первого брака. И от второго.
И собственно, он из нее и сделал по-настоящему писательницу.
(А.Б.-Первый муж Веры Пановой - журналист Арсений Владимирович Старосельский (1904-1953). От него дочь Наталья.
Второй муж - журналист Борис Борисович Вахтин (1907-1938), репрессирован за членство в троцкистской организации, был сослан на строительство Беломоро-Балтийского канала. Дети от него:
старший сын - писатель, переводчик, синолог Вахтин, Борис Борисович (1930-1981). Младший сын - учёный-генетик, академик Вахтин, ЮрийБорисович (1932-2006).
Третий муж - писатель-диссидент Дар, Давид Яковлевич (1910-1980).)
Еще о Даре. Так как начинал он как журналист в 1930-е годы, то он даже у самого Циолковского брал интервью. И потом написал о нем две книги.
Последняя называлась «Баллада о человеке и его крыльях».
А.Б. - Я где-то я читал, что он проникся идеями Циолковского?
Циолковский же был и своеобразным мыслителем-космистом.
В.Л.- Не-ет, нет-нет-нет.
А.Б - Это все легенда?
В.Л. - Да. Это красивая легенда.
И вызвана, мне кажется, тем, что Циолковский на него произвел особенно сильное впечатление. Человек глухой, больной, и в то же время живет в мире
Космоса. Как бы сейчас сказали - в особом виртуальном мире.
А.Б. - Он вам, своим ученикам, рассказывал про эти встречи?
В.Л. - Да, конечно.
Циолковский его поразил своей внутренней харизмой.
Ну а помимо Циолковского, когда Дар уже был известным писателем в послевоенном Ленинграде, то вокруг него очень много было знаменитостей, и он со многими людьми был близко знаком.
Очень жаль, что он не оставил мемуаров, потому что он близко знал огромное количество интереснейших людей своего времени.
Как выдающихся людей, хороших так и полных подлецов типа старшего и младшего Воеводиных.
(А.Б.-Все́волод Петро́вич Воево́дин (5 [18] марта 1907, Санкт-Петербург - 24 августа 1973, Ленинград) - русский советский писатель и поэт,
драматург, сценарист.
10 апреля 1928 г., Ленинград Умер: 14 сентября 1981 г.
Биография Воеводин Евгений Всеволодович - русский советский писатель,
сценарист.
Сын Всеволода Воеводина.
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/author/435523-evgenij-voevodin)
В 1964 году Воеводин-старший в качестве секретаря Комиссии по работе с молодыми авторами при Ленинградском отделении Союза писателей СССР выступил свидетелем обвинения на процессе по делу о «тунеядстве» Иосифа
Бродского. После этого по стране стала ходить эпиграмма: "Дорогая Родина, / Чувствуешь ли зуд? / Двое Воеводиных / По тебе ползут..."
Авторство приписывается Михаилу Дудину.)
К Дару ходил в гости Федор Абрамов, с ним дружила Лидия Яковлевна Гинзбург, он был знаком со скрипачом Давидом Ойстрахом, с академиком Иоффе, с поэтессой Ольгой Берггольц.
Я у него познакомился с последним "обэриутом" Игорем Бахтеревым.
Он знал лично и Осипа Мандельштама в 1930-е годы, к нему приезжала в гости в 1960-е годы французская писательница (русская по происхождению)
Натали Саррот.
Знаменитая семья американских славистов Профферов, которые основали издательство «Ардис» в Америке, тоже бывала у него в гостях.
И многие, многие другие...
А.Б. - А где он жил в Питере? Где находилась квартира Веры Пановой?
В.Л. - Квартира была сначала на Марсовом поле в знаменитом доме Адамини, где жили советские писатели.
Потом на Суворовском проспекте. Позже, после разъезда с Пановой, он жил недалеко от станции метро «Звездная».
Затем поменялся жилплощадью, жил вместе с дочерью и ее мужем (Лора и Слава Паперно) на Шкиперском протоке, а потом уже уехал в Израиль.
Про людей,с которыми он встречался.
С последним "обэриутом" Игорем Бахтеревым очень интересная история.
Когда я с ним познакомился, я подумал, ну что такое Бахтерев?
Друг Хармса, Введенского, о которых он столько рассказывал: «Даня Хармс»,
«Шура Введенский»...
Или еще - «Идем по Невскому с Колей Заболоцким, вдруг - навстречу Казя».
«Какой такой Казя?»
«Как какой?! Казимир Малевич!» (смех).
(Добавление: Тут надо признаться, что у каждого могут быть имена, перед которыми не стыдно, и даже хочется громко щелкнуть каблуками. Кто-то может не знает, а многим и пофиг, что были когда-то титаны, а мне лично при звуке имен типа Платон и Невтон, или, скажем, Малевич, Бахтин и
Флоренский, хочется встать по стойке смирно и выкрикнуть: «Рядовой Лапенков к наряду готов!»).
А он меня тогда поразил, Бахтерев: вот вроде бы такой старенький, но курит, пьет вино, рассказывает много...
«Присядьте!» - «Нет-нет-нет, я люблю ходить».
Потом, когда я был у Бахтерева в гостях, меня поразила его супруга, у них детей не было, она держала много собак. И я в разговоре с ней сказал,что у Давида Яковлевича тоже была собака, бульдог, но ему пришлось эту собаку
усыпить, потому что он его на прогулках очень сильно дергал, а Дар сердечник, у него было высокое давление, мог случиться инсульт.
«Всё, - сказала супруга Игоря Бахтерева, - Дар для меня больше не существует. Он отдал свою собаку на усыпление!»
То, что Дар рассказывал о Мандельштамах, это может быть больше похоже на анекдот. По-моему, кто-то об этом упоминал уже, чуть ли не Николай
Чуковский.
Дар был в гостях у Мандельштамов, когда они были в Ленинграде.
Мандельштам в абсолютно пустой комнате, усадив Дара и рядом с ним сев на подоконник, читал ему свои стихи. А единственной мебелью в комнате был
какой-то большой сундук. И вдруг из сундука раздался женский голос: «Ося, ты еще такие там стихи не прочитал».
Эрскин Колдуэлл, известный американский писатель, приезжал к Пановой и Дару со своей женой, индеанкой, молоденькой такой женщиной, он очень хвастался, что у него него такая молодая красивая жена. Ну вот какие-то
такие кусочки вспомнил я.
Еще в 1948-ом году он создал знаменитое литературное объединение «Голос юности», откуда вышли, в частности, и Василий Павлович Аксенов, и Виктор
Соснора, и Александр Кушнер, и Глеб Горбовский, и Владимир Марамзин,и Игорь Ефимов, и Борис Вахтин, и Дмитрий Бобышев, и Олег Охапкин, и Константин Кузьминский, и Виктор Голявкин и многие, многие другие хорошие писатели. Это не значит, что они туда к нему ходили постоянно и
были его учениками, но просто это был такой центр литературный тогда, который притягивал к себе людей. Куда люди приходили почитать свои
стихи, пообщаться... И собственно, весь "молодежный андеграунд"
Ленинграда ходил к Дару со своими рукописями на поклон.
Еще один интересный эпизод из биографии Дара: он нагонял по тогдашней территории Советского Союза на мотоцикле больше тридцати тысячи километров.
То есть, без всякой иронии, он был в 1960-е годы главным "советским байкером".
Он же первым из немногих выступил в защиту Солженицына, защищал Бродского, Зощенко, Ахматову.
Из-за своей активности в литературной среде он был был вытеснен в эмиграцию госбезопасностью. Перед отъездом в 77-ом году вернул правительству свои ордена фронтовые и удостоверение члена Союза писателей СССР. Умер в Иерусалиме в 1980-м году.
А.Б. - Недавно о Даре в посте на Фейсбуке вспоминал израильтянин,бывший москвич, поэт Борис Камянов. Который примерно в эти же годы туда репатриировался, что и Дар, и он о нем очень тепло отзывается.
В.Л.- Понятно, понятно...
Вот, кстати, о Даре писал такой писатель, Григорий Свирский. Который тоже репатриировался в Израиль в 1970-е годы.
В своей документальной повести он пишет: «Последний раз я видел Дара и Веру Панову лет тридцать назад в санатории Академии наук СССР. Какое это
было счастье - побыть их соседом, услышать в рискованные хрущевские годы тосты Давида Дара на политические темы...
В 77-ом году, когда Панова умерла, Дар прилетел в Израиль.
Говорили, чтоб якобы уйти от родственных споров о наследстве жены.
Бессребренник, он сказал и тут: “Без меня обойдетесь!”». Конец цитаты из Свирского.
(В.Л.-Точная цитата из мемуаров Свирского звучит так: «Наум опустился на стул, пригорюнился. Последний раз он видел Дара лет тридцать назад, под Москвой, в санатории Академии Наук, когда Давид Дар и его жена Вера Панова вселились в соседний номер. Какое это было счастье побыть, пусть
ненадолго, их соседом, их добрым знакомым, услышать рискованные, в хрущевские годы, тосты Давида, вроде того, памятного: "Подымаю бокал
за мечту моей жизни: бескровный распад советской империи!"
В Израиле Дар не искал поблажек, льгот. А потом из Иерусалима, где произошел неожиданный для властей общественный суд, привезли Науму
магнитофонную ленту, которую он не мог слушать без слез (текст снят с магнитофонной ленты - Григорий Свирский)...» )
Еще интересные цитаты про Дара от разных людей.
Сергей Довлатов в статье «Мы начинали в эпоху застоя», из архива издательства «Серебряный век»: «В Доме культуры “Трудовых резервов” вел
ЛИТО Давид Яковлевич Дар, который никому из своих воспитанников не помогал пробиваться в печать и, наоборот, внушал им, что литература - занятие подпольное, глубоко личное, требующее от художника особого
психического склада. Из всех наших литературных наставников Дар был единственным убежденным модернистом, хотя в конце концов из его объединения вышли не только такие экстравагантные поэты, как Виктор
Соснора, но и такие традиционные, как Глеб Горбовский».
Далее у Довлатова тоже интересно: "В качестве мужа Веры Пановой Дар располагал значительными денежными средствами, и его помощь молодым
авторам выражалась еще и в самых простых житейских формах: он легко одалживал деньги кому попало, дарил нуждающимся пишущие машинки, а то и брюки, и у него дома всегда стоял коньяк для тех, кому необходимо было в этот день опохмелиться. Когда я спрашивал Дара, что помогает ему в
преклонном возрасте сохранять такую неистовую энергию, он, пыхтя изогнутой трубкой, отвечал: «Коньяк и табак».
А вот что писал о Даре поэт и переводчик Владимир Британишский.
Важная цитата, на мой взгляд, я с ней полностью согласен: «Дар был - как Сократ - акушеркой, родовспомогательницей, помогавшей молодому писателю разродиться собой, своей эстетикой, своим мировоззрением».
Иосиф Бродский в интервью Анне Эппельбаум так сказал: «Я считаю его прозаиком непрочитанным. Для ленинградцев его писательское дарование заслонялось гениальностью его личности».
Сам я могу сказать, что через Дара я познакомился с такими авторами «второй питерской культуры», как Владимир Эрль, Виктор Кривулин, Костя Кузьминский, Юрий Шигашов, Валерий Холоденко, Василий Филиппов, а также с писателями старшего поколения - Геннадием Гором и Игорем
Бахтеревым.
Дар писал мне из Израиля, вот цитата из его письма: «Мой милый, вот уже третий год я живу в так называемом свободном мире.
Не верь, что он свободный. Зависимость от честолюбия, от материальных благ, от мнения окружающих тебя людей здесь такая же, как и в мире, где живешь ты.
Чем лучше писатель, тем меньше он зарабатывает.
Это дурачки из Советского Союза думают, что где-то существует высокооплачиваемая свобода. Дудки! Нигде в мире за свободу денег не платят. Хочешь быть свободным - так будь нищим. А хочешь посылать
друзьям подарки - так изволь продаваться.
Кому угодно - евреям, коммунистам, фашистам, террористам, капиталистам, диссидентам, пролетариям, президентам, проституткам, священникам,
республике Чад, гомосексуалистам, королеве (в изгнании) Объединенной империи лесбиянок».
Дар был сложен, даже чересчур, для тех лет: игровой, ироничный,
парадоксальный, хулиганствующий.
«Ну и как вам сегодняшнее писательское собрание, Давид Яковлевич?» -
спрашивает у него местный писательский "стукачок". А он, попыхивая трубочкой: «А ебал я ваше писательское собрание и всю вашу советскую власть!».
И это всё прошло без последствий! Кто ж поверит, что такое в открытую можно было на самом деле сказать.
Но был Дар и другой: романтический, лиричный в интимных беседах и письмах к друзьям. В одном из писем к своему ученику он весь - просто крик одиночества и неприкаянности.
Но везде он настоящий. Я лично вижу здесь своего рода ренессансный тип личности.
Ведь действительно: как можно находить общий язык и с поэтами,мыслящими в классических, нередко религиозных, категориях, ну как тот же Кривулин? И с отъявленными формалистами, как тот же Эрль, с битниками,
рокерами, со старой петербуржской профессурой, с диссидентами, психопатами, но и с номенклатурными писателями, с западными славистами.
Или - иные контрасты.
Он признавался мне в неистребимом страхе перед хамами, милиционерами, бюрократами, комендантами.
Комендант общежития - известный персонаж его рассказов.
Но в то же время этот трус, в кавычках, был в войну командиром разведывательного батальона, героем боев на «Невском пятачке».
Интеллигент и эстет, он не побоялся объездить на рубеже 60-х весь Союз на мотоцикле. Вопрос, который он постоянно слышал от местных властей: почьему поручению вы ездите? Как говорили в царские времена: чьих господ
холоп будешь? И никак не могли переварить ответа, что по собственному хотению.
Но самой любопытной историей из области психологической мне лично кажется следующее.
Дар рассказывал мне, что высочайшее счастье в жизни он испытал, когда стоял на трибуне Союза советских писателей и произносил речь в защиту не
то Бродского, не то Солженицына, не то Пастернака.
Он вспоминает: «Я стою такой маленький, тщедушный, едва видимый на трибуне. А напротив - озверелая толпа номенклатурных писателей. И эта
толпа кричит, чтоб заткнули мне рот, чтоб я немедленно убирался прочь. Они яростно стучали ногами и выкрикивали оскорбления. А я, стоя один против
всех, неземное испытывал упоение».
А вот еще один случай, цитирую из статьи журналиста, писателя, критика и
эмигранта Владимира Соловьева. Тот, что автор книги о Довлатове, не путать с нынешним тележурналистом Владимиром Соловьевым.
Статья называется «Гласный в эпоху безгласности». «Увы, - пишет Владимир
Соловьев, - в кампании против против Бориса Пастернака участвовали не
только заведомые негодяи, но и такие достойные писатели, как Леонид Мартынов, Сергей Антонов, Илья Сельвинский, Виктор Шкловский, Николай
Тихонов... Дар рассказывал мне, как валялся в ногах у своей знаменитой жены, умоляя не ездить из Питера в Москву на антипастернаковский шабаш,
но Вера Федоровна Панова свой партийный долг выполнила».
Я добавлю от себя, что Панова все-таки была беспартийной, и к тому же верующей христианкой. Тут, скорее, чувство морального долга лауреатки, не пожелавшей кусать кормящую руку.
В продолженье сюжета вспоминаю рассказ профессора Вячеслава Всеволодовича Иванова в одной из телепередач начала 90-х. Иванов, будучи
соседом Пастернака в Переделкино, наблюдал на его даче приезд Дара. Дар буквально бросился на колени перед Пастернаком, вымаливая прощение за
поступок жены.
Еще я могу сказать, что Дар, на мой взгляд, был наименее предсказуемым из
всех моих знакомых.
Главным свойством его характера я бы назвал "апофатичность" Есть такой религиозный термин. То есть - "ускользаемость от определений".
"Антиучительство" как высший тип учительства. Сравни восточное выражение дзен-буддиста: «Встретишь Будду - убей Будду».
А здесь такой "дзен-русизм" - "Убей в себе писателя и учителя!"
Также известный афоризм Дара: «Вот и старость пришла. А где же мудрость?»
Конечно, в этом плане Дар был отнюдь не единственным. Но просто равные ему находились во времени далеко.
И здесь можно перейти как бы в такое историческое пространство.
Пространство культуры, где исчезают амбиции личности и направлений.
Остаются только концепты и мифологические архетипы.
Здесь Давид Дар, на мой взгляд, соседствует с известными античными мудрецами и безымянными суфийскими дервишами, китайскими даосами и
дзен-буддистскими наставниками. И здесь он уже сам концепт и архетип.
Утешительный афоризм и философский парадокс. Сюжет классической притчи. Кстати, излюбленный его жанр. То есть все то, что помогает нам бороться со временем и выживать в нем.
И кстати, закончу тем, что в 2005 году в соавторстве с покойной Асей
Львовной Майзель и Константином Кузьминским, тоже ныне покойным, я
издал наиболее полную книгу произведений Дара и воспоминаний о нем.
Санкт-Петербург, издательство «Петербург - XXI век», 2005 год. Она есть в
библиотеке Конгресса США, в Мичиганском университете. Так же я ее
посылал в Париж писателю Владимиру Марамзину, и один экземпляр есть в
нашей библиотеке Салтыкова-Щедрина. И у меня есть один экземпляр этой
книги.
А.Б.- Давай тогда перейдем собственно к интересным писателям из круга Давида Дара.