Гораций, I, 2
Поверженной Земле с разверзшихся небес
Уж вдоволь ниспослал с недобрыми снегами
Потоков проливных всевышний наш Отец
И Город вдруг притих, как напряженный камень,
Притих людской народ, не смея угадать,
Что вот он, Пирры век, теперь - по наши души,
Когда повел Протей наверх свои стада,
Повел их по холмам пастись на чуждой суше.
И вяза на ветвях, где воробьи дрались,
Там ходит голавень и окунь красноперый,
А поверху плывет, откуда ни возьмись,
Пугливая овца, влекомая напором...
Мы видели, как Тибр в венце крученых волн
Вдруг разом поднялся, чтоб царские твердыни
Смести с лица Земли, чтоб смыть святой престол -
Великой Весты храм, незыблемый доныне.
Услышат, как отцы железом и огнем
Друг друга рвали плоть на Родины обломках,
Услышат о полях, засеянных свинцом,
Стараньями отцов немногие потомки.
И вот теперь кого? какого бога звать?
Кто нам вернет назад былую нашу славу?
И стоит ли мольбой без толку утомлять
Глухие небеса над храмом величавым?..
Уж вдоволь ниспослал с недобрыми снегами
Потоков проливных всевышний наш Отец
И Город вдруг притих, как напряженный камень,
Притих людской народ, не смея угадать,
Что вот он, Пирры век, теперь - по наши души,
Когда повел Протей наверх свои стада,
Повел их по холмам пастись на чуждой суше.
И вяза на ветвях, где воробьи дрались,
Там ходит голавень и окунь красноперый,
А поверху плывет, откуда ни возьмись,
Пугливая овца, влекомая напором...
Мы видели, как Тибр в венце крученых волн
Вдруг разом поднялся, чтоб царские твердыни
Смести с лица Земли, чтоб смыть святой престол -
Великой Весты храм, незыблемый доныне.
Услышат, как отцы железом и огнем
Друг друга рвали плоть на Родины обломках,
Услышат о полях, засеянных свинцом,
Стараньями отцов немногие потомки.
И вот теперь кого? какого бога звать?
Кто нам вернет назад былую нашу славу?
И стоит ли мольбой без толку утомлять
Глухие небеса над храмом величавым?..