Часть 8. Литхо (2)
Его выволокли из узкой щели, словно отчаянно отбивающегося лисенка. Кричащего от боли и страха, бешено отстаивающего свою свободу и радующегося тому, что те двое наверняка достигнут-таки поверхности гор и никогда больше сюда не вернутся. Месяцы Подземелий, настигнутые-таки невообразимым ужасом, дрались его почти лишенным разума телом с теми, кто стискивал его клыками, бил кулаком и связывал прочной веревкой, но что-то более глубокое - настоящее, только на время отступившее куда-то с поверхности сознания - ликовало от осознания того, что ему удалось ПОМОЧЬ.
Не просто пытаться спастись самому (тем более, что все равно неудачно), а дать спастись кому-то другому. По настоящему, навсегда. И пусть с ним самим делают теперь, кто чего хочет. Он - как тот мальчишка, сумел остаться собой: не убил, не предал, не оттолкнул с дороги, лишь бы спасти только себя… Мама гордилась бы им, и наверняка сказала бы, что он сегодня очень похож был на отца. На квэндо, которым родился, и которым надеется теперь умереть…
…Пути наверх он не помнил. Кажется, шел сам, но в таком полубессознательном тумане, что почти не различал ни происходящего вокруг, ни творящегося в его собственной феа. Радость, едва коснувшаяся его во время недавней борьбы, испарилась, вместо нее пришла усталость и что-то еще, похожее на безразличие к своей дальнейшей судьбе. В какой-то момент его заинтересовало лишь одно неожиданное событие - из очередной подземной полости, находившейся в верхней части Подземелий и давно всем хорошо знакомой (она всегда была очень даже неплохо освещена) пойманных пленников повели куда-то наверх по длинной и удивительно прямой узкой лестнице, которой не было здесь раньше!
Однако удивление очень скоро прошло, стертое усталостью от долгого подъема, а, когда все закончилось, андо, подобно многим своим спутникам, едва ли не пластом рухнул у стены того самого зала, где видел когда-то пленных эльдар.
Хорошо обученный пес знал свое дело. За все то время, которое заняла их недавняя борьба, его зубы хватали не только остатки одежды. Раны были не глубоки, но сильно болели, и, отдышавшись, квэндо почти привычно стал останавливать кровь. Благодаря его относительной неподвижности кое-где она уже и так подсыхала, а остальное… Остальное требовалось просто на несколько мгновений прикрыть ладонью и, по возможности, перевязать. Все теми же обрывками одежды, давно уже при подобной необходимости оторванными от каких-то тряпок (в том числе и собственной рубашки) и теперь заботливо сохраняемыми у вконец износившегося сыромятного пояса.
Что перевязывать раны, которые не приходится зашивать, что останавливать кровь, андо умел. Когда-то нечто подобное проделывала мама, и, подражая ей, внизу он и сам этому научился, а потому обветшавшие полосы ткани ладно ложились на тело виток за витком, и боль постепенно уходила.
В этих нехитрых заботах и коротком тяжелом полусне прошло то время, которое осталось до того неизбежного момента, когда из Подземелий вывели последнюю группу пленников, а со стороны центральной части Крепости не подошли оценщик и его помошники. Однако действо, о котором то и дело ходили среди тогда еще только будущих пленников всякие страшные слухи, почему-то и не думало начинаться. Оценщики лениво пробегали глазами по присутствующим, ирчи, охранявшие многочисленную добычу, негромко переговаривались, а те, из-за кого началась недавняя кутерьма, с тревогой ожидали своей участи.
Однако внезапно многие из находившихся в зале насторожились. Запереглядывались, заоборачивались на дальнюю дверь, ведущую с тюремных территорий к тем, что ближе были к поверхности и к свободе… На этот раз свободой от них, правда, похоже, даже и не пахло. В глазах смотревших туда сквозило опасение, а те, кто мог, по возможности, и вовсе отшатнулся прочь, изо всех сил стараясь оказаться подальше.
Еще мгновение - и в число отшатнувшихся попали все. Так, словно невидимой волной обдало их из этой двери. Неистовством и холодом веяло от этой волны, а в следующий же миг на пороге зала показались и те, кто послужил ее причиной.
Двое… Ирчи называли их Создавшими. И страшились так, что сердце замирало даже у того, кому они о них говорили. Один - высокий, худощавый, широкоплечий, в короткой, чуть прилегающей к телу одежде - остановился у самого косяка, легко оперся о него плечом и замер неподвижно, увенчанный белизной длинных волос. Второй - стройный, чуть более крепкого сложения, ниже своего спутника более, чем на пол головы облачен был совсем иначе. Длиннополая синяя «блуза» с неброской вышивкой серебром и едва заметными на фоне ткани крошечными драгоценными камнями, очень сложный рукав, головной убор, издали напоминающий не то необычной формы венец, не то и вовсе - хитро изогнутую темно-синюю «корону». Он сделал в глубь зала несколько неторопливых шагов, тихо сказал что-то главному оценщику и выпрямился неподалеку от него, слегка касаясь длинными сильными пальцами резко очерченного подбородка.
Старший охранник без особой охоты подошел к двери и почтительно склонился перед беловолосым. Хрипло и коротко сказал что-то о результатах облавы. Тот пренебрежительно стрельнул в его сторону глазами, молча кивнул и издали привычно скользнул взглядом по более, чем сотне фигур, весьма разнородной группой столпившихся напротив него.
- Начинайте, - бросил охранник.
По этой команде оценщики приступили, наконец, к работе.
Один из них по спокойным знакам главного, с помощью кого-то из охранников добирался до конкретного пленника или пленницы, с той или иной степенью затраты усилий выволакивал их из общей толпы и помогал при осмотре, второй делал на вощеной табличке какие-то простые пометки, а третий руководил происходящим. Привычно, буднично и без малейшей мысли о том, что что-то может пойти не так, как он об этом распорядится.
- В поселок… В казармы… В мастерские, - то и дело долетали до ушей андо его распоряжения о подводимых к оценщику ирчет или андэр. Спокойных или вырывающихся, маленьких или больших. Со злыми и непокорными или насмерть перепуганными в присутствии Создавших глазами.
Им предстояло в дальнейшем либо пополнить ряды воинов Севера, либо у несметного количества очагов месяцами ожидать этих самых воинов, готовить им еду, растить их детей - в общем вести ту жизнь для которой каждый из них был когда-то рожден в бесчисленных лабиринтах Крепости или в поселках, что во множестве окружали ее.
- В Крепость, - последовал очередной приказ в отношении маленькой андэ, едва державшейся на ногах. Ее страх перед происходящим был настолько очевиден, что оценщик и на мгновение не задумался, определяя девчушке ее судьбу, тем более, что уже сейчас взгляд его задержался на совсем другой пленнице - высокой, светловолосой девочке, самой старшей из тех, в ком не чувствовалось ни капли примеси северной крови.
- Ну, - усмехнулся он, глядя ей в лицо. - Сама подойдешь, или, как другим - приглашение потребуется?..
Помошники оценщика, ожидая потехи, ни на шаг не приблизились к выбранной им андэ. Она же, отбросив с тонкокостного лица спутанные светлые пряди, сама двинулась в сторону ожидавшего ее ирчи, с легкостью кошки не задевая ни одного из пленников, так или иначе оказавшихся между ними.
У наблюдавшего за ней андо при виде ее повадок едва волосы дыбом не встали. Так и казалось - нет на ней ни истерзанных камнями Подземелий лохмотьев, ни ссадин, ни синяков… Даже растрепанная, недопереплетенная по новой длинная коса, и та в эти мгновения выглядела так, словно по ней только что костяным гребнем проходились. Так даже мама его обходиться с хозяевами не смела, и страшно было даже подумать, чем закончится для юной квэндэ столь дерзкая выходка.
Она же молча остановилась перед главой оценщиков на расстоянии чуть больше вытянутой руки и снизу вверх глянула ему в лицо так же бесстрашно, как он сам только что смотрел в ее зеленые глаза. Сильные, неторопливые в движениях пальцы его левой руки сжали невесомо-птичье запястье, во всем им подобные подушечки пальцев правой от гибкой талии поднялись к острому подбородку, и тут же вздрогнули от внезапной боли, резанувшей тяжелую кисть словно умелый удар острого охотничьего ножа.
- Райха! - зло взвыл разъяренный укусом оценщик, одним ударом сбивая ее с ног. - Под браслет подведу!!! В казарму отправлю!.. Уже сейчас под чужой рукой корчиться будешь, а ублюдков своих только среди ирчи и увидишь…
- Наверх отправь, - немного придя в себя, обернулся он к помошнику, делавшему пометки. - Ко мне… Лично, - добавил он через мгновенье и не забыл - взглянул-таки в сторону стоящего неподалеку Создавшего, пускай и задним числом, но прося у него разрешения на подобную вольность.
«Синий» молча пожал плечами. Ему, очевидно, было все равно - настигнет ли дерзкую рабыню расплата в руках нескольких хозяев в казармах или одного конкретного оценщика в отдельной системе клетушек, занимаемых им и его семьей. Не утаивал же он приведенную из Подземелий добычу, не накладывал руку на что-либо, интересующее хозяев Крепости. Так почему бы и нет? Ветка, судя по всему, интересная будет…
…Дорога следующим четырем-пяти пленникам (явным квэнди по крови, но измененным Подземельями почти до неузнаваемости) была определена незавидная - все в те же поселки или казармы, но, в отличие от того давнего мальчишки, не в услужение, а в обучение. Выйдут из них настоящие ирчи - хорошо, воинскую славу или уважение ремесленников вместе со свободой они себе заработают. Нет - останутся там рабами.
Девочек тоже распределили быстро, и осталось пойманных всего-то полтора десятка: трое серьезно покалеченных, андо и еще сколько-то ребят от пяти до тринадцати лет.
- Сколько здесь этого добра? - хмуро кивнул в сторону пленников оценщик, указывая на тех, кто не в состоянии был утаить полученные от собачьих зубов увечья. К самому ирчи в этот момент как раз подвели одного из них - бледного от потери крови, со стоном зажимавшего скрытую под изодранной одеждой рану, открывшуюся на месте в живую выдранного куска плоти.
- Еще двое явных, - был ответ. - Может и кроме них кто-нибудь найдется…
- Добей, - распорядился тот, толкнув обреченного в руки того, кто и так только что почти волоком тащил раненного почти через весь зал. - И остальных, кого найдете, тоже.
Искалеченный не сопротивлялся. Из-за нестерпимой боли, слабости и головокружения он давно уже ощущал себя отнюдь не обитателем этого света. Андо и не понял, почувствовал ли едва знакомый по Подземельям пленник то, как властная рука повернула его спиной к убийце и сильные пальцы оттянули голову назад, открывая горло. Крепкое колено делавшего свое дело ирчи в тот же миг привычно уперлось в позвоночник где-то чуть ниже лопаток, а широкий орочий нож без труда прошелся именно там, где и рассчитывал его владелец.
Судорожный то ли вскрик, то ли всхлип оборвался довольно быстро, однако, видя участь добитого и прекрасно понимая, что вот прямо сейчас то же самое будет и с ними, двое других обреченных дались в чужие руки не так уж и легко.
Один из них даже успел метнуться куда-то между спиной андо и возвышавшейся рядом стеной, но… Что значат для ирчи все эти жалкие попытки! Все это они, очевидно, видели сотни раз, и очень хорошо знали, что в таких случаях стоит делать… А уж сиплое и едва слышное «не надо», не пойми как сорвавшееся с губ самого андо, рискнувшего уже сознательно оказаться на пути одного из выполнявших приказ, и вовсе было для укрывшегося за ним подростка весьма слабой защитой.
Даже не отстранив с дороги маленького квэндо, помошник оценщика привычно выволок свою жертву из прочей толпы. Нож его резко распорол воздух в третий раз и последний из тех, чья судьба только что была предопределена, зашелся надсадным, булькающим кашлем рядом с двумя уже погибшими товарищами.
Тихие разговоры, до сих пор еще проскальзывавшие среди бывших обитателей Подземелий смолкли. К чему-то подобному многим здесь было не привыкать, но… Смерть есть смерть, и когда она подходит к тебе настолько близко, даже совсем очерствевшая душа холодеет-таки от ее бесплотного прикосновения. А феа андо и вовсе не была очерствевшей. Он глаз не мог оторвать от того, кто лишь минуту назад искал рядом с ним спасения, и едва осознавал теперь, что только что осмелился спорить со свободным, наделенным немалой властью ирчи за чью-то жизнь. И хотя попытка эта была слабой, сердце андо готово было остановиться от ужаса.
Если кто-нибудь там, в отдалении, ее заметил!.. Если сам помошник оценщика вспомнит его взгляд в свое лицо, едва заметное движение тела и ту самую пару слов… Лежать ему вместе с теми тремя четвертым. За непокорность. За то, что осмелился протестовать. За… Да мало ли, за что его могут убить сейчас, когда дан хоть малейший повод!
Вдруг они решат, что это бунт?
Тогда ножа ему будет мало. Расправятся с ним так же, как с тем, чью смерть он видел несколько зим назад. И выдержит ли он ее - еще не известно…
Однако пока с ним ничего не случалось. Уже и двое подростков-нолдор, едва покорившихся чужим рукам, угодили в район мастерских, а он все стоял там же, где застал его оцепеняющий феа ужас, и никто из оценщиков или Создавших внимания на него не обращал.
- Остальных на рудник, - последовало с той стороны зала последнее распоряжение. - Там найдут, что с ними делать…
Послушные приказу охранники взялись было оттеснять оставшихся к той части стены, где уже стояло трое или четверо пленников, так или иначе заработавших подобную участь еще до того, однако внезапно вынуждены были остановиться.
- Постой, - не слишком громко разорвал пространство властный голос одного из Создавших, явно обращенный к главе оценщиков.
- Но вы же никого не выбрали, лонарэ! - нервно сглотнул тот, только сейчас осознав, на какой оплошности попался. - Хотите, чтобы я показал вам всех этих?
- Нет, - последовал короткий ответ. - Только вон того. С перевязкой…
Короткий знак помошнику привел к тому, что андо уже на себе испытал силу руки, которую силился недавно остановить. Как деревянный, сделал он необходимую четверть сотни шагов, остановился там, где плечо его равнодушно дернули назад, спиной ощутил направленные на себя взгляды десятков глаз и как можно спокойнее поднял испуганное лицо на того, кто им заинтересовался, как в зеркале, увидев себя со стороны глазами снисходительно взиравшего на него майя.
…Совсем не высокий для своих семи или восьми лет. Отощавший из-за постоянного голода, но ладно сложенный и ни в коем случае не слабый. С парой умело пригнанных друг к другу узких тряпичных полос под старой, до лохмотьев изношенной одеждой. На заметно побледневшем лице - сплошные разводы из едва начавшей въедаться в кожу мелкой пыли и только недавно подсохшего пота, да глаза, с перепугу такие большие, что кому поменьше в них впору было бы и утонуть…
Волосы темно-каштановые, заметно отросшие, спутанные гораздо в меньшей степени, чем у многих других. Сейчас - изрядно разлетающиеся в стороны от того, что голову приходится держать слишком уж запрокинутой. Но не дышать же ему Хозяину Крепости в темные складки наряда, как раз на уровне головы квэндо свободным веером расходящиеся из-под узкого ремня, сплошь украшенного тяжелыми серебряными бляхами!..
Нельзя сказать, чтобы Лэйхор смотрел на мальчишку с симпатией, но приглянувшийся андо явно был ему не противен. Обратив на себя внимание майя недавней стычкой с помошником, он (с точки зрения Повелителя Холода) и сейчас продолжал оставаться таким же, каким один из хозяев Крепости увидел его впервые. Страх, заполнявший его феа почти до отказа, не убивал в нем окончательно ни остатков гордости, ни так необходимых бывшему другу Оссэ бликов столь редкого в этих местах Света.
Да, с ним стоило повозиться… Это как раз то, что было нужно, но… Появление рядом так удачно примеченного мальчишки на данный момент означало лишь одно - дело, ради которого он спустился сейчас на тюремный ярус, следовало закончить. И чем скорее, тем лучше. Ибо уж больно не любил Лэйхор всю эту облавочную кутерьму, пускай и не ради него затеянную, но все же…
- Скажи свое имя, - с холодным спокойствием донеслись до почти окоченевшего от его взгляда андо первые слова того, кто вправе отныне был распоряжаться его судьбой.
Едва шевельнув губами, квэндо тихо произнес то имя, которым когда-то (кажется - уже целую вечность назад!) называла его мама.
- Ступай за мной, - почти не слушая его, привычно распорядился майя и, даже не потрудившись присмотреть за тем, следует ли за ним по пятам его новое приобретение, с почти снисходительной насмешкой добавил, - …мышонок…
Это слово и стало его новым именем.
Литхо… Мышонок…
Тихий, незаметный, старающийся как можно меньше попадаться на глаза, но вполне способный на то, чтобы все-таки, когда надо, успеть оказаться под рукой. Не избалованный лишним вниманием, но вполне защищенный от бесконтрольного произвола надсмотрщиков, так сильно портящего жизнь тем, кто принадлежит не конкретному хозяину, а как бы любому свободному обитателю Крепости.
Помимо всего этого он стал единоличным обладателем самой настоящей комнаты! С окном, из которого видна горная долина и громоздящаяся в отдалении неразбериха обрывистых серых скал, покрытых редким еловым лесом. С настоящей лежанкой, застеленной ровными отрезами плотного небеленого полотна, и в меру уютным одеялом на толстой шерстяной основе. С маленьким, не слишком изящным столиком, сундуком, табуретом и простейшим медным рукомойником, в который, если повезет, даже горячей воды налить можно. Из специального сосуда, что всегда стоит у теплой стены, за которой половину ночи горит камин хозяйской гостинной.
Одежда тоже стала куда лучше прежней. Не шелка и бархат, конечно, но… По паре рубашек, штаны, куртка, плащ на все случаи жизни, обычная обувь и - самые настоящие зимние сапоги! Не достигающие, правда, и середины голени, но зато настолько мягкие и теплые, что, дай ему волю, Литхо бы с ними и на миг бы не расставался.
Впору и впрямь подумать, что на желанный Юг удалось попасть…
Однако, если бы это только было возможно, кто другой на его месте наверняка десять раз бы подумал - менять ли привычное житье большинства андар Крепости на все это внешнее великолепие. Ведь платой за него было то, что маленький квэндо и глаз не смел поднять на своего могущественного хозяина.
Бывало так, что он едва ли не до крика боялся его взгляда, рук и голоса, отдающего пускай даже самые повседневные приказания. Холодел до глубины души от одной мысли о том, что вот сейчас услышит за своей спиной его шаги. Почувствует - нет, не прикосновение! - эмоцию, вызванную своим ли существованием или только что завершенной работой, за правильность выполнения которой стоит сейчас отвечать… Ибо с самого первого дня материальная ли, или лишь вымышленная «тень» хозяина преследовала его повсюду.
Даже в комнате его и то постоянно маячило перед глазами реальное напоминание о том, что присутствия рядом Повелителя Холода ему нипочем не удастся избежать, и напоминанием этим было удобное кресло у самого изголовья лежанки. Не для Литхо, конечно - для Лэйхора… Вдруг да посчитает нужным час-другой рядом со спящим андо посидеть… А что голова потом у мальчишки болеть будет - так то не его, майя, постоянная забота.
Не раз и не два просыпался андо в своей клетушке (ведь на самом деле комната его была совсем не велика) от ощущения того, что холодная рука нарэ уже не первую минуту неподвижно лежит на его лбу. И ничто в этом почти безэмоциональном прикосновении не напоминало ему руку хоть сколь-либо близкого ему существа. И если в первый раз он едва не позволил себе на что-то надеяться, то очень скоро забыл и думать о том, что такие мысли вообще на белом свете бывают.
- Лежи смирно, - всякий раз приказывал ему хозяин, в ответ на что Литхо все силы свои тратил на то, чтобы согнать с тела мурашки да зубами от страха и холода, если и стучать, то как можно тише. Даже глаза сам закрывать при этом ни за что не смог научиться. Если проснется - так и вперится расширенными зрачками куда-нибудь поближе к лицу Лэйхора, и напряженные в долгом оцепенении веки смежит лишь тогда, когда настигнет его давно знакомое беспамятство…
Вот и сегодня день снова начался со знакомого болезненного головокружения. Кое-как поднявшись с лежанки, андо спешно привел себя в порядок и как можно тише проскользнул в хозяйские комнаты, чтобы с утра пораньше успеть прибраться в них до того, как Лэйхор заметит, что что-то здесь может быть не так.
К счастью, на этот раз дел оказалось немного. Вычистить подсвечник да сменить свечи на рабочем столе, убрать в ларь несколько забытых в гостинной свитков, открыть пару окон, чтобы свежий горный воздух с лихвой наполнил жилые помещения… За всеми этими заботами и собственные неприятные ощущения куда-то на задний план отступали. Это Литхо знал наверняка - не первый год со своими неурядицами встречался. А потому любил всю эту привычную утреннюю возню, приносящую облегчение и редко пересекавшуюся со страхом.
В эти минуты он даже помечтать себе позволял… О том, например, что это - его дом, или замок какого-нибудь южного князя. И он, Литхо, не андо вовсе и нет на его шее давно уже прижившегося там легкого - едва ли не под украшение замаскированного, прочного ошейника. И служит он здесь не за страх, а за совесть, как, говорят, у почти никогда не виденных им южан от века заведено.
Конечно, сказочный морок обычно рассеивался в прах довольно болезненно. Попробуй - встреть на Юге случайно сунувшегося на верхние этажи крепости ирчи, или попадись на глаза кому-нибудь вроде Лэйхора, а то - и того хуже! - любому из его ранних гостей!..
Но сегодня… Сегодня все шло хорошо аж до самого спуска на кухню. Не желая развеивать «игру» как можно дольше, Литхо привычно прошел туда не основным коридором, а через свою комнату. Там специальный люк был устроен, чтобы, в случае чего, не проходить лишний раз через хозяйские покои. Лестница, конечно, узкая и ведет вниз хорошо, что не отвесной стеной, да зато встретить на ней кого постороннего практически невозможно и лишняя минута-другая, отведенная на невинные вроде бы фантазии, никому, в общем-то, не повредит.
Однако едва только он переставил на поднос то, что положено было сейчас отнести наверх, сзади раздался резкий всплеск пролившейся на пол воды и громкий девчоночий вскрик. Не испуга - сильной физической боли. Резко обернувшись, андо без труда заметил виновницу переполоха - девчушку-полукровку, пролившую пол ковша кипятка не куда-нибудь, а точнехонько на собственные коленки… Маленькая, даже младше тех лет, когда сам он к Лэйхору попал, она, очевидно, не удержала в руках тяжелый ковш и теперь морщилась от боли, старательно утирая рукавом обильно катившиеся слезы.
Литхо и не помнил, как успел и на руки ее подхватить, и на низенькой скамеечке устроить, и ногами ошпаренными заняться. Только шептал ей, как мама ему самому бывало:
- Тихо… Тихо, не плачь. Больно не будет… Вот сейчас и не будет… Я же умею - ты видишь, у меня получается.
И у него действительно получалось. Вот и слезы на щеках пострадавшей понемногу подсыхать стали, и кожа, даже через плотную ткань подола горячей воды попробовавшая, через какое-то время нормальный оттенок приняла. Еще бы чуть-чуть доделать… Но нет. Плеча его коснулась узкая женская рука, а затем почти седая от былых невзгод андэ осторожно склонилась к его встревоженному лицу.
- Идти тебе надо, Литхо. Здесь теперь мы и сами управимся, а тебе под руку-то хозяйскую лишний раз попадать - радость невелика…
Она знала, что говорила. Лэйхор - не ирчи, за плеть хвататься не мастак, но власть его над кем-либо, ему принадлежащим, была в сто раз действенней любого орочьего тумака. Недаром ирчи своих Создавших, если повезет, за десять лиг обходили. Литхо же даже мечтать о этих десяти лигах не приходилось. Слишком близко держал его хозяин, слишком тяжело было увернуться от заведенного им порядка, да и сам андо был еще слишком юн для того, чтобы совершать поступки, которые и взрослому-то не всегда бывали под силу. И не хотел бы - сам в случае чего шел голову повинную под удар подставлять… И хорошо, если только словесный, а если провинность была настолько велика, что Лэйхор силу свою (отнюдь не физическую) применял… Об этом Литхо потом и вспоминать не хотелось.
…Ох, и презирал же он себя за то, что мнилось ему малодушием! Но пока презрение это только слезами в подушку и оборачивалось, а образ мальчишки-квэндо, периодически встававший перед глазами, рану эту только растравлял…
Вот и сейчас. Нет бы - воспротивиться ему услышанным словам! Гордо заявить, что Лэйхор свою утреннюю закуску и подождать может… Что здоровые ноги этой вот мало кому нужной андэр для него во сто крат важнее… Он же лишь молча кивнул и неохотно вернулся к выполнению повседневных поручений.
…Зато вечером, когда зажглись за окнами лэйхоровских покоев сотни ярких, как драгоценные камни, огромных северных элени, утреннее происшествие разродилось-таки неожиданным решением.
- Господин, - с трудом набравшись храбрости, произнес Литхо, едва только ему показалось, что он выбрал подходящий для этого момент.
- Что тебе? - без особого интереса обернулся к нему Лэйхор.
- Вы не могли бы… по… позволить мне учиться?..
- Что-о?! - удивленному возмущению хозяина, казалось, не было границ, ибо наглость мальчишки в первый момент показалась Повелителю Холода неслыханной.
Обучение?! Для андо, несмотря ни на что упорно не избывавшего в себе эльфийские черты!.. Для вещи, непонятно за какие заслуги даром речи наделенной! Для щенка, который, если только это возможно, с перепугу не способен был выйти и на середину комнаты?!… «Ну что ж, посмотрим, на что у тебя еще дерзости хватит… А там и подумаем, не стоит ли подобную просьбу обратно в феа твою мышиную запихнуть.»
- Может тебя еще и через Ард-Гален переправить? - с насмешкой переспросил он, видя, что его прежним окриком мальчишка по привычке уже вроде как напуган. - Отпустить, извинившись перед обитателями Белерианда за то, что долго сородича им не возвращали?..
- Нет, - не без усилия отказался Литхо от исполнения самой заветной своей мечты. - Просто… у меня иногда… руками лечить получается,.. а как делать это совсем по-настоящему, я не знаю… Нехорошо, говорят, когда дар пропадает…
На этих словах, смешавшись окончательно, андо умолк. Опустил голову, чтобы хозяин не видел закушенной в замешательстве губы, и стал ждать, когда тот примет хоть какое-нибудь решение. Он понимал, что последние слова Лэйхора были близки к издевке, но ничего не мог с собой поделать. Без надежды он ведь давно бы уже неизвестно во что превратился. А так… Ну влетит за чрезмерную наглость, ну будет хозяин рассержен на него несколько дней… Жутко, конечно, но не рискнуть было бы нельзя - вдруг все-таки что-то получится…
И, наконец, ожидаемое свершилось. Лэйхор заговорил.
- Я редко дарю что-то просто так, андо, - в пол голоса произнес он. - И это мое разрешение платы потребует. А ты - трус. Станешь ли отрабатывать?
- Но чем? - удивился Литхо, считая, что Повелитель Холода навряд ли найдет для него работу, которую он еще не делал.
- Я придумаю, - с тенью усмешки пообещал тот и в последний раз поинтересовался. - Так что - станешь?
Литхо оставалось только кивнуть и, получив согласие, стрелой вылететь из хозяйских покоев, чтобы хоть как-то отдышаться при мысли о том, что ему впервые в жизни удалось настоять на своем.
Не просто пытаться спастись самому (тем более, что все равно неудачно), а дать спастись кому-то другому. По настоящему, навсегда. И пусть с ним самим делают теперь, кто чего хочет. Он - как тот мальчишка, сумел остаться собой: не убил, не предал, не оттолкнул с дороги, лишь бы спасти только себя… Мама гордилась бы им, и наверняка сказала бы, что он сегодня очень похож был на отца. На квэндо, которым родился, и которым надеется теперь умереть…
…Пути наверх он не помнил. Кажется, шел сам, но в таком полубессознательном тумане, что почти не различал ни происходящего вокруг, ни творящегося в его собственной феа. Радость, едва коснувшаяся его во время недавней борьбы, испарилась, вместо нее пришла усталость и что-то еще, похожее на безразличие к своей дальнейшей судьбе. В какой-то момент его заинтересовало лишь одно неожиданное событие - из очередной подземной полости, находившейся в верхней части Подземелий и давно всем хорошо знакомой (она всегда была очень даже неплохо освещена) пойманных пленников повели куда-то наверх по длинной и удивительно прямой узкой лестнице, которой не было здесь раньше!
Однако удивление очень скоро прошло, стертое усталостью от долгого подъема, а, когда все закончилось, андо, подобно многим своим спутникам, едва ли не пластом рухнул у стены того самого зала, где видел когда-то пленных эльдар.
Хорошо обученный пес знал свое дело. За все то время, которое заняла их недавняя борьба, его зубы хватали не только остатки одежды. Раны были не глубоки, но сильно болели, и, отдышавшись, квэндо почти привычно стал останавливать кровь. Благодаря его относительной неподвижности кое-где она уже и так подсыхала, а остальное… Остальное требовалось просто на несколько мгновений прикрыть ладонью и, по возможности, перевязать. Все теми же обрывками одежды, давно уже при подобной необходимости оторванными от каких-то тряпок (в том числе и собственной рубашки) и теперь заботливо сохраняемыми у вконец износившегося сыромятного пояса.
Что перевязывать раны, которые не приходится зашивать, что останавливать кровь, андо умел. Когда-то нечто подобное проделывала мама, и, подражая ей, внизу он и сам этому научился, а потому обветшавшие полосы ткани ладно ложились на тело виток за витком, и боль постепенно уходила.
В этих нехитрых заботах и коротком тяжелом полусне прошло то время, которое осталось до того неизбежного момента, когда из Подземелий вывели последнюю группу пленников, а со стороны центральной части Крепости не подошли оценщик и его помошники. Однако действо, о котором то и дело ходили среди тогда еще только будущих пленников всякие страшные слухи, почему-то и не думало начинаться. Оценщики лениво пробегали глазами по присутствующим, ирчи, охранявшие многочисленную добычу, негромко переговаривались, а те, из-за кого началась недавняя кутерьма, с тревогой ожидали своей участи.
Однако внезапно многие из находившихся в зале насторожились. Запереглядывались, заоборачивались на дальнюю дверь, ведущую с тюремных территорий к тем, что ближе были к поверхности и к свободе… На этот раз свободой от них, правда, похоже, даже и не пахло. В глазах смотревших туда сквозило опасение, а те, кто мог, по возможности, и вовсе отшатнулся прочь, изо всех сил стараясь оказаться подальше.
Еще мгновение - и в число отшатнувшихся попали все. Так, словно невидимой волной обдало их из этой двери. Неистовством и холодом веяло от этой волны, а в следующий же миг на пороге зала показались и те, кто послужил ее причиной.
Двое… Ирчи называли их Создавшими. И страшились так, что сердце замирало даже у того, кому они о них говорили. Один - высокий, худощавый, широкоплечий, в короткой, чуть прилегающей к телу одежде - остановился у самого косяка, легко оперся о него плечом и замер неподвижно, увенчанный белизной длинных волос. Второй - стройный, чуть более крепкого сложения, ниже своего спутника более, чем на пол головы облачен был совсем иначе. Длиннополая синяя «блуза» с неброской вышивкой серебром и едва заметными на фоне ткани крошечными драгоценными камнями, очень сложный рукав, головной убор, издали напоминающий не то необычной формы венец, не то и вовсе - хитро изогнутую темно-синюю «корону». Он сделал в глубь зала несколько неторопливых шагов, тихо сказал что-то главному оценщику и выпрямился неподалеку от него, слегка касаясь длинными сильными пальцами резко очерченного подбородка.
Старший охранник без особой охоты подошел к двери и почтительно склонился перед беловолосым. Хрипло и коротко сказал что-то о результатах облавы. Тот пренебрежительно стрельнул в его сторону глазами, молча кивнул и издали привычно скользнул взглядом по более, чем сотне фигур, весьма разнородной группой столпившихся напротив него.
- Начинайте, - бросил охранник.
По этой команде оценщики приступили, наконец, к работе.
Один из них по спокойным знакам главного, с помощью кого-то из охранников добирался до конкретного пленника или пленницы, с той или иной степенью затраты усилий выволакивал их из общей толпы и помогал при осмотре, второй делал на вощеной табличке какие-то простые пометки, а третий руководил происходящим. Привычно, буднично и без малейшей мысли о том, что что-то может пойти не так, как он об этом распорядится.
- В поселок… В казармы… В мастерские, - то и дело долетали до ушей андо его распоряжения о подводимых к оценщику ирчет или андэр. Спокойных или вырывающихся, маленьких или больших. Со злыми и непокорными или насмерть перепуганными в присутствии Создавших глазами.
Им предстояло в дальнейшем либо пополнить ряды воинов Севера, либо у несметного количества очагов месяцами ожидать этих самых воинов, готовить им еду, растить их детей - в общем вести ту жизнь для которой каждый из них был когда-то рожден в бесчисленных лабиринтах Крепости или в поселках, что во множестве окружали ее.
- В Крепость, - последовал очередной приказ в отношении маленькой андэ, едва державшейся на ногах. Ее страх перед происходящим был настолько очевиден, что оценщик и на мгновение не задумался, определяя девчушке ее судьбу, тем более, что уже сейчас взгляд его задержался на совсем другой пленнице - высокой, светловолосой девочке, самой старшей из тех, в ком не чувствовалось ни капли примеси северной крови.
- Ну, - усмехнулся он, глядя ей в лицо. - Сама подойдешь, или, как другим - приглашение потребуется?..
Помошники оценщика, ожидая потехи, ни на шаг не приблизились к выбранной им андэ. Она же, отбросив с тонкокостного лица спутанные светлые пряди, сама двинулась в сторону ожидавшего ее ирчи, с легкостью кошки не задевая ни одного из пленников, так или иначе оказавшихся между ними.
У наблюдавшего за ней андо при виде ее повадок едва волосы дыбом не встали. Так и казалось - нет на ней ни истерзанных камнями Подземелий лохмотьев, ни ссадин, ни синяков… Даже растрепанная, недопереплетенная по новой длинная коса, и та в эти мгновения выглядела так, словно по ней только что костяным гребнем проходились. Так даже мама его обходиться с хозяевами не смела, и страшно было даже подумать, чем закончится для юной квэндэ столь дерзкая выходка.
Она же молча остановилась перед главой оценщиков на расстоянии чуть больше вытянутой руки и снизу вверх глянула ему в лицо так же бесстрашно, как он сам только что смотрел в ее зеленые глаза. Сильные, неторопливые в движениях пальцы его левой руки сжали невесомо-птичье запястье, во всем им подобные подушечки пальцев правой от гибкой талии поднялись к острому подбородку, и тут же вздрогнули от внезапной боли, резанувшей тяжелую кисть словно умелый удар острого охотничьего ножа.
- Райха! - зло взвыл разъяренный укусом оценщик, одним ударом сбивая ее с ног. - Под браслет подведу!!! В казарму отправлю!.. Уже сейчас под чужой рукой корчиться будешь, а ублюдков своих только среди ирчи и увидишь…
- Наверх отправь, - немного придя в себя, обернулся он к помошнику, делавшему пометки. - Ко мне… Лично, - добавил он через мгновенье и не забыл - взглянул-таки в сторону стоящего неподалеку Создавшего, пускай и задним числом, но прося у него разрешения на подобную вольность.
«Синий» молча пожал плечами. Ему, очевидно, было все равно - настигнет ли дерзкую рабыню расплата в руках нескольких хозяев в казармах или одного конкретного оценщика в отдельной системе клетушек, занимаемых им и его семьей. Не утаивал же он приведенную из Подземелий добычу, не накладывал руку на что-либо, интересующее хозяев Крепости. Так почему бы и нет? Ветка, судя по всему, интересная будет…
…Дорога следующим четырем-пяти пленникам (явным квэнди по крови, но измененным Подземельями почти до неузнаваемости) была определена незавидная - все в те же поселки или казармы, но, в отличие от того давнего мальчишки, не в услужение, а в обучение. Выйдут из них настоящие ирчи - хорошо, воинскую славу или уважение ремесленников вместе со свободой они себе заработают. Нет - останутся там рабами.
Девочек тоже распределили быстро, и осталось пойманных всего-то полтора десятка: трое серьезно покалеченных, андо и еще сколько-то ребят от пяти до тринадцати лет.
- Сколько здесь этого добра? - хмуро кивнул в сторону пленников оценщик, указывая на тех, кто не в состоянии был утаить полученные от собачьих зубов увечья. К самому ирчи в этот момент как раз подвели одного из них - бледного от потери крови, со стоном зажимавшего скрытую под изодранной одеждой рану, открывшуюся на месте в живую выдранного куска плоти.
- Еще двое явных, - был ответ. - Может и кроме них кто-нибудь найдется…
- Добей, - распорядился тот, толкнув обреченного в руки того, кто и так только что почти волоком тащил раненного почти через весь зал. - И остальных, кого найдете, тоже.
Искалеченный не сопротивлялся. Из-за нестерпимой боли, слабости и головокружения он давно уже ощущал себя отнюдь не обитателем этого света. Андо и не понял, почувствовал ли едва знакомый по Подземельям пленник то, как властная рука повернула его спиной к убийце и сильные пальцы оттянули голову назад, открывая горло. Крепкое колено делавшего свое дело ирчи в тот же миг привычно уперлось в позвоночник где-то чуть ниже лопаток, а широкий орочий нож без труда прошелся именно там, где и рассчитывал его владелец.
Судорожный то ли вскрик, то ли всхлип оборвался довольно быстро, однако, видя участь добитого и прекрасно понимая, что вот прямо сейчас то же самое будет и с ними, двое других обреченных дались в чужие руки не так уж и легко.
Один из них даже успел метнуться куда-то между спиной андо и возвышавшейся рядом стеной, но… Что значат для ирчи все эти жалкие попытки! Все это они, очевидно, видели сотни раз, и очень хорошо знали, что в таких случаях стоит делать… А уж сиплое и едва слышное «не надо», не пойми как сорвавшееся с губ самого андо, рискнувшего уже сознательно оказаться на пути одного из выполнявших приказ, и вовсе было для укрывшегося за ним подростка весьма слабой защитой.
Даже не отстранив с дороги маленького квэндо, помошник оценщика привычно выволок свою жертву из прочей толпы. Нож его резко распорол воздух в третий раз и последний из тех, чья судьба только что была предопределена, зашелся надсадным, булькающим кашлем рядом с двумя уже погибшими товарищами.
Тихие разговоры, до сих пор еще проскальзывавшие среди бывших обитателей Подземелий смолкли. К чему-то подобному многим здесь было не привыкать, но… Смерть есть смерть, и когда она подходит к тебе настолько близко, даже совсем очерствевшая душа холодеет-таки от ее бесплотного прикосновения. А феа андо и вовсе не была очерствевшей. Он глаз не мог оторвать от того, кто лишь минуту назад искал рядом с ним спасения, и едва осознавал теперь, что только что осмелился спорить со свободным, наделенным немалой властью ирчи за чью-то жизнь. И хотя попытка эта была слабой, сердце андо готово было остановиться от ужаса.
Если кто-нибудь там, в отдалении, ее заметил!.. Если сам помошник оценщика вспомнит его взгляд в свое лицо, едва заметное движение тела и ту самую пару слов… Лежать ему вместе с теми тремя четвертым. За непокорность. За то, что осмелился протестовать. За… Да мало ли, за что его могут убить сейчас, когда дан хоть малейший повод!
Вдруг они решат, что это бунт?
Тогда ножа ему будет мало. Расправятся с ним так же, как с тем, чью смерть он видел несколько зим назад. И выдержит ли он ее - еще не известно…
Однако пока с ним ничего не случалось. Уже и двое подростков-нолдор, едва покорившихся чужим рукам, угодили в район мастерских, а он все стоял там же, где застал его оцепеняющий феа ужас, и никто из оценщиков или Создавших внимания на него не обращал.
- Остальных на рудник, - последовало с той стороны зала последнее распоряжение. - Там найдут, что с ними делать…
Послушные приказу охранники взялись было оттеснять оставшихся к той части стены, где уже стояло трое или четверо пленников, так или иначе заработавших подобную участь еще до того, однако внезапно вынуждены были остановиться.
- Постой, - не слишком громко разорвал пространство властный голос одного из Создавших, явно обращенный к главе оценщиков.
- Но вы же никого не выбрали, лонарэ! - нервно сглотнул тот, только сейчас осознав, на какой оплошности попался. - Хотите, чтобы я показал вам всех этих?
- Нет, - последовал короткий ответ. - Только вон того. С перевязкой…
Короткий знак помошнику привел к тому, что андо уже на себе испытал силу руки, которую силился недавно остановить. Как деревянный, сделал он необходимую четверть сотни шагов, остановился там, где плечо его равнодушно дернули назад, спиной ощутил направленные на себя взгляды десятков глаз и как можно спокойнее поднял испуганное лицо на того, кто им заинтересовался, как в зеркале, увидев себя со стороны глазами снисходительно взиравшего на него майя.
…Совсем не высокий для своих семи или восьми лет. Отощавший из-за постоянного голода, но ладно сложенный и ни в коем случае не слабый. С парой умело пригнанных друг к другу узких тряпичных полос под старой, до лохмотьев изношенной одеждой. На заметно побледневшем лице - сплошные разводы из едва начавшей въедаться в кожу мелкой пыли и только недавно подсохшего пота, да глаза, с перепугу такие большие, что кому поменьше в них впору было бы и утонуть…
Волосы темно-каштановые, заметно отросшие, спутанные гораздо в меньшей степени, чем у многих других. Сейчас - изрядно разлетающиеся в стороны от того, что голову приходится держать слишком уж запрокинутой. Но не дышать же ему Хозяину Крепости в темные складки наряда, как раз на уровне головы квэндо свободным веером расходящиеся из-под узкого ремня, сплошь украшенного тяжелыми серебряными бляхами!..
Нельзя сказать, чтобы Лэйхор смотрел на мальчишку с симпатией, но приглянувшийся андо явно был ему не противен. Обратив на себя внимание майя недавней стычкой с помошником, он (с точки зрения Повелителя Холода) и сейчас продолжал оставаться таким же, каким один из хозяев Крепости увидел его впервые. Страх, заполнявший его феа почти до отказа, не убивал в нем окончательно ни остатков гордости, ни так необходимых бывшему другу Оссэ бликов столь редкого в этих местах Света.
Да, с ним стоило повозиться… Это как раз то, что было нужно, но… Появление рядом так удачно примеченного мальчишки на данный момент означало лишь одно - дело, ради которого он спустился сейчас на тюремный ярус, следовало закончить. И чем скорее, тем лучше. Ибо уж больно не любил Лэйхор всю эту облавочную кутерьму, пускай и не ради него затеянную, но все же…
- Скажи свое имя, - с холодным спокойствием донеслись до почти окоченевшего от его взгляда андо первые слова того, кто вправе отныне был распоряжаться его судьбой.
Едва шевельнув губами, квэндо тихо произнес то имя, которым когда-то (кажется - уже целую вечность назад!) называла его мама.
- Ступай за мной, - почти не слушая его, привычно распорядился майя и, даже не потрудившись присмотреть за тем, следует ли за ним по пятам его новое приобретение, с почти снисходительной насмешкой добавил, - …мышонок…
Это слово и стало его новым именем.
Литхо… Мышонок…
Тихий, незаметный, старающийся как можно меньше попадаться на глаза, но вполне способный на то, чтобы все-таки, когда надо, успеть оказаться под рукой. Не избалованный лишним вниманием, но вполне защищенный от бесконтрольного произвола надсмотрщиков, так сильно портящего жизнь тем, кто принадлежит не конкретному хозяину, а как бы любому свободному обитателю Крепости.
Помимо всего этого он стал единоличным обладателем самой настоящей комнаты! С окном, из которого видна горная долина и громоздящаяся в отдалении неразбериха обрывистых серых скал, покрытых редким еловым лесом. С настоящей лежанкой, застеленной ровными отрезами плотного небеленого полотна, и в меру уютным одеялом на толстой шерстяной основе. С маленьким, не слишком изящным столиком, сундуком, табуретом и простейшим медным рукомойником, в который, если повезет, даже горячей воды налить можно. Из специального сосуда, что всегда стоит у теплой стены, за которой половину ночи горит камин хозяйской гостинной.
Одежда тоже стала куда лучше прежней. Не шелка и бархат, конечно, но… По паре рубашек, штаны, куртка, плащ на все случаи жизни, обычная обувь и - самые настоящие зимние сапоги! Не достигающие, правда, и середины голени, но зато настолько мягкие и теплые, что, дай ему волю, Литхо бы с ними и на миг бы не расставался.
Впору и впрямь подумать, что на желанный Юг удалось попасть…
Однако, если бы это только было возможно, кто другой на его месте наверняка десять раз бы подумал - менять ли привычное житье большинства андар Крепости на все это внешнее великолепие. Ведь платой за него было то, что маленький квэндо и глаз не смел поднять на своего могущественного хозяина.
Бывало так, что он едва ли не до крика боялся его взгляда, рук и голоса, отдающего пускай даже самые повседневные приказания. Холодел до глубины души от одной мысли о том, что вот сейчас услышит за своей спиной его шаги. Почувствует - нет, не прикосновение! - эмоцию, вызванную своим ли существованием или только что завершенной работой, за правильность выполнения которой стоит сейчас отвечать… Ибо с самого первого дня материальная ли, или лишь вымышленная «тень» хозяина преследовала его повсюду.
Даже в комнате его и то постоянно маячило перед глазами реальное напоминание о том, что присутствия рядом Повелителя Холода ему нипочем не удастся избежать, и напоминанием этим было удобное кресло у самого изголовья лежанки. Не для Литхо, конечно - для Лэйхора… Вдруг да посчитает нужным час-другой рядом со спящим андо посидеть… А что голова потом у мальчишки болеть будет - так то не его, майя, постоянная забота.
Не раз и не два просыпался андо в своей клетушке (ведь на самом деле комната его была совсем не велика) от ощущения того, что холодная рука нарэ уже не первую минуту неподвижно лежит на его лбу. И ничто в этом почти безэмоциональном прикосновении не напоминало ему руку хоть сколь-либо близкого ему существа. И если в первый раз он едва не позволил себе на что-то надеяться, то очень скоро забыл и думать о том, что такие мысли вообще на белом свете бывают.
- Лежи смирно, - всякий раз приказывал ему хозяин, в ответ на что Литхо все силы свои тратил на то, чтобы согнать с тела мурашки да зубами от страха и холода, если и стучать, то как можно тише. Даже глаза сам закрывать при этом ни за что не смог научиться. Если проснется - так и вперится расширенными зрачками куда-нибудь поближе к лицу Лэйхора, и напряженные в долгом оцепенении веки смежит лишь тогда, когда настигнет его давно знакомое беспамятство…
Вот и сегодня день снова начался со знакомого болезненного головокружения. Кое-как поднявшись с лежанки, андо спешно привел себя в порядок и как можно тише проскользнул в хозяйские комнаты, чтобы с утра пораньше успеть прибраться в них до того, как Лэйхор заметит, что что-то здесь может быть не так.
К счастью, на этот раз дел оказалось немного. Вычистить подсвечник да сменить свечи на рабочем столе, убрать в ларь несколько забытых в гостинной свитков, открыть пару окон, чтобы свежий горный воздух с лихвой наполнил жилые помещения… За всеми этими заботами и собственные неприятные ощущения куда-то на задний план отступали. Это Литхо знал наверняка - не первый год со своими неурядицами встречался. А потому любил всю эту привычную утреннюю возню, приносящую облегчение и редко пересекавшуюся со страхом.
В эти минуты он даже помечтать себе позволял… О том, например, что это - его дом, или замок какого-нибудь южного князя. И он, Литхо, не андо вовсе и нет на его шее давно уже прижившегося там легкого - едва ли не под украшение замаскированного, прочного ошейника. И служит он здесь не за страх, а за совесть, как, говорят, у почти никогда не виденных им южан от века заведено.
Конечно, сказочный морок обычно рассеивался в прах довольно болезненно. Попробуй - встреть на Юге случайно сунувшегося на верхние этажи крепости ирчи, или попадись на глаза кому-нибудь вроде Лэйхора, а то - и того хуже! - любому из его ранних гостей!..
Но сегодня… Сегодня все шло хорошо аж до самого спуска на кухню. Не желая развеивать «игру» как можно дольше, Литхо привычно прошел туда не основным коридором, а через свою комнату. Там специальный люк был устроен, чтобы, в случае чего, не проходить лишний раз через хозяйские покои. Лестница, конечно, узкая и ведет вниз хорошо, что не отвесной стеной, да зато встретить на ней кого постороннего практически невозможно и лишняя минута-другая, отведенная на невинные вроде бы фантазии, никому, в общем-то, не повредит.
Однако едва только он переставил на поднос то, что положено было сейчас отнести наверх, сзади раздался резкий всплеск пролившейся на пол воды и громкий девчоночий вскрик. Не испуга - сильной физической боли. Резко обернувшись, андо без труда заметил виновницу переполоха - девчушку-полукровку, пролившую пол ковша кипятка не куда-нибудь, а точнехонько на собственные коленки… Маленькая, даже младше тех лет, когда сам он к Лэйхору попал, она, очевидно, не удержала в руках тяжелый ковш и теперь морщилась от боли, старательно утирая рукавом обильно катившиеся слезы.
Литхо и не помнил, как успел и на руки ее подхватить, и на низенькой скамеечке устроить, и ногами ошпаренными заняться. Только шептал ей, как мама ему самому бывало:
- Тихо… Тихо, не плачь. Больно не будет… Вот сейчас и не будет… Я же умею - ты видишь, у меня получается.
И у него действительно получалось. Вот и слезы на щеках пострадавшей понемногу подсыхать стали, и кожа, даже через плотную ткань подола горячей воды попробовавшая, через какое-то время нормальный оттенок приняла. Еще бы чуть-чуть доделать… Но нет. Плеча его коснулась узкая женская рука, а затем почти седая от былых невзгод андэ осторожно склонилась к его встревоженному лицу.
- Идти тебе надо, Литхо. Здесь теперь мы и сами управимся, а тебе под руку-то хозяйскую лишний раз попадать - радость невелика…
Она знала, что говорила. Лэйхор - не ирчи, за плеть хвататься не мастак, но власть его над кем-либо, ему принадлежащим, была в сто раз действенней любого орочьего тумака. Недаром ирчи своих Создавших, если повезет, за десять лиг обходили. Литхо же даже мечтать о этих десяти лигах не приходилось. Слишком близко держал его хозяин, слишком тяжело было увернуться от заведенного им порядка, да и сам андо был еще слишком юн для того, чтобы совершать поступки, которые и взрослому-то не всегда бывали под силу. И не хотел бы - сам в случае чего шел голову повинную под удар подставлять… И хорошо, если только словесный, а если провинность была настолько велика, что Лэйхор силу свою (отнюдь не физическую) применял… Об этом Литхо потом и вспоминать не хотелось.
…Ох, и презирал же он себя за то, что мнилось ему малодушием! Но пока презрение это только слезами в подушку и оборачивалось, а образ мальчишки-квэндо, периодически встававший перед глазами, рану эту только растравлял…
Вот и сейчас. Нет бы - воспротивиться ему услышанным словам! Гордо заявить, что Лэйхор свою утреннюю закуску и подождать может… Что здоровые ноги этой вот мало кому нужной андэр для него во сто крат важнее… Он же лишь молча кивнул и неохотно вернулся к выполнению повседневных поручений.
…Зато вечером, когда зажглись за окнами лэйхоровских покоев сотни ярких, как драгоценные камни, огромных северных элени, утреннее происшествие разродилось-таки неожиданным решением.
- Господин, - с трудом набравшись храбрости, произнес Литхо, едва только ему показалось, что он выбрал подходящий для этого момент.
- Что тебе? - без особого интереса обернулся к нему Лэйхор.
- Вы не могли бы… по… позволить мне учиться?..
- Что-о?! - удивленному возмущению хозяина, казалось, не было границ, ибо наглость мальчишки в первый момент показалась Повелителю Холода неслыханной.
Обучение?! Для андо, несмотря ни на что упорно не избывавшего в себе эльфийские черты!.. Для вещи, непонятно за какие заслуги даром речи наделенной! Для щенка, который, если только это возможно, с перепугу не способен был выйти и на середину комнаты?!… «Ну что ж, посмотрим, на что у тебя еще дерзости хватит… А там и подумаем, не стоит ли подобную просьбу обратно в феа твою мышиную запихнуть.»
- Может тебя еще и через Ард-Гален переправить? - с насмешкой переспросил он, видя, что его прежним окриком мальчишка по привычке уже вроде как напуган. - Отпустить, извинившись перед обитателями Белерианда за то, что долго сородича им не возвращали?..
- Нет, - не без усилия отказался Литхо от исполнения самой заветной своей мечты. - Просто… у меня иногда… руками лечить получается,.. а как делать это совсем по-настоящему, я не знаю… Нехорошо, говорят, когда дар пропадает…
На этих словах, смешавшись окончательно, андо умолк. Опустил голову, чтобы хозяин не видел закушенной в замешательстве губы, и стал ждать, когда тот примет хоть какое-нибудь решение. Он понимал, что последние слова Лэйхора были близки к издевке, но ничего не мог с собой поделать. Без надежды он ведь давно бы уже неизвестно во что превратился. А так… Ну влетит за чрезмерную наглость, ну будет хозяин рассержен на него несколько дней… Жутко, конечно, но не рискнуть было бы нельзя - вдруг все-таки что-то получится…
И, наконец, ожидаемое свершилось. Лэйхор заговорил.
- Я редко дарю что-то просто так, андо, - в пол голоса произнес он. - И это мое разрешение платы потребует. А ты - трус. Станешь ли отрабатывать?
- Но чем? - удивился Литхо, считая, что Повелитель Холода навряд ли найдет для него работу, которую он еще не делал.
- Я придумаю, - с тенью усмешки пообещал тот и в последний раз поинтересовался. - Так что - станешь?
Литхо оставалось только кивнуть и, получив согласие, стрелой вылететь из хозяйских покоев, чтобы хоть как-то отдышаться при мысли о том, что ему впервые в жизни удалось настоять на своем.