Часть 6. Изгнанники (3)
Сбивчивая тряска примитивной волокуши, наскоро связанной из прочных стволов молодых предгорных сосен, уже сама по себе являлась весьма изощренным вариантом пытки, но Элемир и представить себе не мог, каким мучением станет для него удвоенная этим издевательством боль от едва перевязанных ран и тревога за судьбу своего князя. Не имея возможности даже увидеть не только его (исчезнувшего вместе с пленителем сразу после того, как их захватили), но и второго из своих товарищей, находящегося где-то неподалеку, эльдо лишь то и дело закрывал глаза, давно уже сплошь запорошенные едкой пылью Ард-Галена, и вспоминал…
Теперь на какое-то время воспоминания были всем, что у него осталось.
Они выехали в путь на рассвете. Вдоволь отдохнувшие перед дальней дорогой, на сытых, свежих конях, привыкшие к победам, а не к поражениям. Пускай и дававшимся дорогой ценой, но…
Кто-то из молодых нолдор даже смеялся, говоря, что навряд ли им стоит опасаться коварства Врага. Ведь на переговоры, очевидно, с таким отрядом не ходят… Конные да при оружии, они считали себя не вправе опасаться кучки пеших ирчи, у которых и доспехи-то есть в лучшем случае через одного. А в худшем - у пары-тройки на несколько десятков.
К счастью, Нэльофинвэ Майтимо вовремя услышал его.
- Прекрати эти глупости, Линотин, - едва обернувшись, заметил он. - Врагу подчиняются не только ирчи.
Да уж, ему ли - сыну Феанаро - забыть прокаленную пламенем землю, на которой он с братьями нашел умирающего отца? Элемир отстал тогда от их бешеной скачки, но даже ему открывшееся зрелище попортило немало крови.
Спекшаяся глинистая почва и пепел - память об ушедших травах, кое-где, словно призрак, поднимавшаяся сохранившими тени былой формы волнами, словно, погибая, хрупкие творения Йаванны от испуга не успевали даже осыпаться. Ирчи сделать такое было не по силам, и волей неволей на память приходили тогда слова валар о множестве майар и младших духов, совращенных заманчивыми посулами Врага. А также смутные рассказы местных квэнди о огненных всполохах, озаривших звездное небо Белерианда как раз тогда, когда погибли Светоносные Дерева Валинора.
Линотин умолк, да и остальные участники «посольства» заметно охладили былой пыл. Нет, они не повернули назад, но шуток больше не шутили, став также куда внимательней оглядываться по сторонам.
Насколько же отличались земли Белерианда от того, что они привыкли видеть за высокими стенами намертво защищавших Аман Пелоров! Там - мягкий климат, ласковые ветра, леса и травы - как гигантские перины, раскиданные до самой линии горизонта так, что вид их не мог не радовать глаз. Там - звездочки нарциссов в изумрудном бархате травы под кружевной сенью разлапистых кленов чарующего редколесья. Там - ручьи, звенящие под ногами среди пологих холмов, и скалы, сверкающие то белизной снега, то мышиной серостью гранита, ухоженные уверенной рукой того, кто когда-то их создал…
Здесь - огромные, едва расцвеченные лесом пустоши, на которых вереск переплетает свои стебли с муравой и дроком. Коричнево-серые горы, свинцовый отблеск озер и огромное количество птиц, способных, казалось, веками кормить тех, кто станет бережно собирать с них ежедневную дань. Здесь - прохладный резкий ветер, стремительными порывами срывающийся со скал, и, словно крылатый клинок, проходящийся по равнинам. А небо - переменчивое и удивительно чутко откликавшееся и на дождь, и на солнце, и на движение легких перистых облаков.
Воздух здесь напоминал дикий мох на темных боках старых валунов, а пах - вереском и снегом. Почему-то всегда снегом, даже, если вокруг стояла теплынь, до боли пытавшаяся напоминать ту, что нолдор оставили в Валиноре. Смутно - очень смутно - он напоминал тот, которым время от времени дышали обитатели Форменоса, и Элемир невольно усмехнулся, сравнивая про себя, чем же еще один север так или иначе напоминает другой.
Однако недолго же ему пришлось предаваться размышлениям. Вскоре ведущая их тропа, пробежав по небольшому ущелью, нырнула в очередную пологую долинку одного из отрогов Эред Ветрин и, пропетляв по идеально безлесной пустоши, раздвоилась, разделенная высокой и узкой скалой, словно мощный береговой мыс вдававшейся в горную ложбину.
Увидев же почти напротив острия мысового выступа скалы три неподвижные фигуры верхами, Элемир понял, что ждали их отряд именно здесь…
- Останьтесь, - тихо, как тень, произнес Майтимо и в сопровождении Ойомара и кого-то еще медленно толкнул коня вперед.
«Не делай этого!» - хотелось закричать Элемиру, но… разве сын Феанаро так уж способен слушать кого-то, кроме себя…
…Как именно началась свалка, нолдо не помнил. В памяти сохранились лишь две картины - ирчи, четырьмя потоками спустившиеся с холмов, и два огненных столба, стремительно выросшие за спинами передних отрядов, в мгновение ока принявшие очертания самых обычных живых фигур. А в следующее же мгновение все смешалось. Нолдор бросились в атаку, противники смяли их, как прошлогоднюю солому, перемешали с собой и, убивая коней, начали уничтожать так, как совсем еще недавно сами пришедшие из-за моря, уничтожали ирчи в Битве-под-Звездами.
Любой, кому удавалось пробиться к все еще держащемуся в седле князю, в кровавых ранах падал на развороченную копытами землю. И больше уже не поднимался. Ибо противником Майтимо был майа. Элемир никогда не видел его в Валиноре и даже в горячке боя был поражен тем, как держится тот в седле, как владеет клинком и собственным телом, как стелется над гривой своего коня в звериной пластике движений.
Однако, только ли движений? Ведь еще мгновенье - и прямо с седла вороного жеребца на Феанариона прыгнул крупный черновато-бурый волк, о которых то и дело рассказывали местные синдар и, хмурясь, называли их то волколаками, то варгами.
Удар лап был настолько силен, что Майтимо не удержался и навзничь рухнул на землю. Но участь прочих нолдор его не постигла. Тех бойцов (и своих, и чужих), что еще топтались где-то поблизости, сила айну раздвинула в стороны так, словно камень, упавший в воду разогнал круги по этой самой воде, а долей мгновения позже над обоими противниками вырос небольшой полупрозрачный голубоватый купол.
Больше Элемир ничего не видел, ибо очнулся от очередного вражеского удара только тогда, когда ирчи начали искать на поле боя тех, кто был еще жив. Таковых оказалось немного. Тех, чьи раны были тяжелы, добили, тех, у кого было что взять, обобрали и в конце концов отец Нинквэоро понял, что выживших осталось трое - Нэльофинвэ Майтимо Руссандол Феанарион, Ойомар Илсиран и он сам.
Из всех троих только князь не был ранен, но и он с трудом держался на ногах, вымотанный чудовищной схваткой до полного упадка сил. Ойомар с силой зажимал ладонью рану над самым виском и старательно берег правую ногу, рассеченную вражеской сталью сразу в нескольких местах. Кто-то из спутников майа бросил ему пару ветхих тряпок. Нолдо едва удержался от того, чтобы не швырнуть их обратно ему в лицо, но, видя, что он и не собирается воспользоваться этими импровизированными бинтами, двое ирчи по знаку незнакомца повалили раненого на землю и, перетянув то, что требовалось, связали пленника не столько ради того, чтобы он не сбежал, сколько ради того, чтобы он не сорвал повязки.
После предыдущей сцены Элемиру повязок не предлагали. Его сразу привели в порядок насильно, и с этого момента стало очевидно, что на Севере все трое действительно нужны живыми. Нетрудно было догадаться - для чего…
…Вот и трясся он теперь на грубой волокуше, притороченной к путлищам одного из трофейных для победителей коней, третий день глотал забивавшую горло пыль, то и дело пытался найти глазами волокушу Ойомара и вспоминал, вспоминал, вспоминал…
Неустанно подгоняемый всадником серый конь мчался вдоль берега сурового северного озера на северо-запад. Изрядно вспотевший, он яростно ударял копытами о едва прогретую солнцем землю и всхрапывал, стремясь не подчиняться воле седока. Однако фэа управлявшего им нолдо в этот момент не знала преград. И уж конечно не было ей преградой своеволие норовистого жеребца, ибо единственной целью мчавшегося навстречу ветрам были далекие шатры, под лазурными стягами раскинувшиеся на огромной равнине.
Порывистый, как пламя осеннего костра, Итинар и думать не хотел о том, что впереди его могут ждать не только дружеские объятья. Для того, чтобы наказать себя за невольно содеянное, ему хватало и собственного чувства вины. А прощение… Прощение ему нужно было лишь от тех, кого он сам оставил тогда на том берегу, и ни за что на свете сын Ондокано не стал бы вымаливать его у кого-то из остальных. Их он, не державший в руках роковых факелов, не предавал, и едва заметная ранка меж близко сходившихся ключиц докажет это любому, кто посмеет выдвинуть против него хоть какое-то обвинение.
Рвать рубаху на груди он, конечно, не будет, и выхваляться содеянным тоже никогда не станет, но… Памяти о произошедшем за морем было для Итинара достаточно для того, чтобы не повторять пролитие крови на берегах залива Дрэнгист, теперь уже среди своих. Поэтому, почти все то время, пока горели в гигантской бухте у каменистых берегов отнятые у фальмари корабли, он молча простоял с мечом в руках, чувствуя у основания горла острие чужого клинка, и не желал теперь ни перед кем виниться в том, что удержал тогда себя от пары-другой не слишком-то неумелых ударов…
Он просто найдет сейчас среди пришедших по льдам отца, мать и брата и только им на суд отдаст свою судьбу. Только им…
…Однако сколько бы не метался Итинар среди чужих шатров, кого бы ни спрашивал о судьбе родных, он не находил тех, кого искал, и ничего не слышал об их судьбе. Ответы пришедших с Нолофинвэ звучали хмуро и неприветливо. Обитатели этого берега понимали, откуда взялся в лагере молодой эльдо с едва собранными в хвост темными волосами, в распущенном состоянии опускавшимися куда ниже лопаток. Солнце коварно отсвечивало в их темных прядях заметным медным огнем, оттеняя бледность взволнованного лица, но ни в чьих встреченных Итинаром глазах не освещало ни намека на участие и сочувствие.
- Намион! - как за последнюю соломинку, ухватился Итинар за очередное знакомое лицо. Тот непринужденно стоял неподалеку от едва колеблемого ветром невысокого куста и в пол голоса разговаривал с очень высоким широкоплечим квэндо, вид которого, даже несмотря на все терзавшие пришельца переживания, немало удивил окликнувшего.
По росту и сложению незнакомец ничуть не уступал одним из самых высоких нолдор, однако был значительно суше многих из них и напоминал скорее тех квэнди, в жилах которых слилась кровь нолдор и ваниар. От последних достались ему и золотисто-соломенные волосы, прямые у корней и заметно вьющиеся ближе к концам, и кое-какие черты крепко слепленного лица, и что-то неверно-неуловимое в манере держаться, но… Никто и никогда в Валиноре не одевался в столь необычную одежду. Да и зачем бы в Благословенной земле могли понадобиться плотная шерстяная рубаха и относительно короткая «туника» из отлично выделанной шкуры с не везде обрезанными краями, надетая мехом внутрь?! Вышитые - безусловно, с великолепным мастерством - бисером, цветными нитями и кожаными шнурами.
К счастью, второй раз окликать Намиона не было нужды. Оторвавшись от беседы, он извинился и стремительно подошел к Итинару так, словно и не имел никакого отношения к лагерю, встретившему молодого всадника хорошо, что не враждебно.
- Откуда ты здесь? Зачем? - последовали неизбежные вопросы.
- Отца ищу, мать, брата… Ты… тоже ничего не можешь сказать?
Открытое прежде лицо Намиона едва заметно потемнело, руки, дружески касавшиеся плеч приехавшего, сжались сильнее, без слов выдавая то, что предстоящий им разговор ничего хорошего для спросившего не сулит.
- Ондокано провалился под лед вскоре после начала пути, - тихо произнес он. - С Тинвиэль нас на долгое время разметало по разным группам. Я плохо знаю, что было с ней и Койрэниром в этот момент. Слышал только, что однажды они попали в сильный буран. Койрэнир и Лорили, дочка Маритинво, надолго отбились…
- И?
- Их нашли. Да они, в общем-то, скорее сами догнали взрослых. Малышка была укрыта двумя плащами - своим и койрэнирским. Отогреть его бывшие с Тинвиэль так и не смогли…
Намион замолчал, но его собеседнику явно было не до пауз.
- Рассказывай! - потребовал он. - Койри умер тогда?
- Нет, - возразил целитель. - Он жил еще несколько переходов. Болел, и умер во время очередной снежной бури. Слишком долгой, чтобы ему ее пережить.
- А мама?
- Несколько последующих переходов она несла его на руках. Именно тогда мы с ней и встретились. Она ушла, покинула тело, отказавшись двигаться дальше в тот момент, когда не нашла в себе сил поднять со снега сына. Я не смог остановить… Она этого не хотела.
Как слепой, Итинар молча сделал несколько шагов в сторону и отрешенно сел на землю в тени того самого куста, возле которого стояли некогда Намион и незнакомец. Так и не ушедший, между прочим, оттуда, где нолдо его застал.
Длинные пряди, выпущенные у висков, широкими лентами упали сидящему на грудь, сильные пальцы с силой вцепились в корни волос у темени, тень укрыла его с головой, не позволяя высунуться на солнце даже кончикам отделанных посеребренным тиснением сапог…
Они погибли. Все. Все, кого он оставил на укрытых вечным мраком берегах. И кого сейчас интересует, что сделал он это в надежде на то, что, переплыв залив следом, они придут в итоге в сколько-то обжитые места; разведанные и хоть чуть-чуть укрепленные? Он - молодой, сильный, всю жизнь стремившийся быть первым. Всю жизнь мечтавший хоть раз встать на место отца, защищавшего идущих с ним под звездным небом покидаемого квэнди Эндорэ… Обрекший в погоне за этими мечтами на смерть тех, кого любил больше всего на свете…
Итинар не знал, сколько он просидел так, и, когда именно Намион опустился рядом. Чувствовал только то, что заговорил с ним целитель не скоро и - слава валар! - не о том, о чем они говорили прежде, и не о сочувствии, за которое - вот неожиданность - сын Ондокано наверняка набросился бы на него с кулаками.
- Скажи, - в пол голоса произнес он, - имя Элемир тебе, случайно, не знакомо?
- Зачем это тебе? - вопросом на вопрос ответил тот.
- У него есть сын. Я помогал ему в пути. Только он теперь... к вам рвется - отца искать…
- Элемир был среди тех, кто пошел с Майтимо, - отозвался Итинар. - Тела его найти не удалось, но послы ни словом не обмолвились ни о нем, ни о Ойомаре - еще одном пропавшем. Только о Феанарионе. Так что в наших лагерях считают, что их нет в живых…
Теперь уже не Итинар, а Намион вместо продолжения разговора ненадолго прикрыл глаза, однако принятие решения о дальнейшей судьбе Нинквэоро не было для него слишком уж сложным. Отныне мальчик останется с ним. Он воспитает его, как собственного сына, обучит тому, чему тот захочет научиться, а там… Там и сам сын Элемира сможет выбирать желанную ему судьбу. Итинар же…
Помочь ему Намиону было нечем. Молодой, но уже достаточно взрослый, он не стал бы, по мнению целителя, выслушивать сейчас ни советов, ни слов сочувствия. А значит, на какое-то время придется отступить. Предоставить ему самому принимать какие бы то ни было решения и лишь проследить за тем, чтобы с ним ничего не случилось. Не мешая сейчас ни устало подниматься с затененной кустом земли, ни медленно идти к пасущемуся неподалеку коню, ни садиться в седло и молча выезжать из лагеря.
…Обратно Итинар добирался шагом. Некуда стало спешить, не к кому рваться всей душой, незачем посылать коня в отнимающий силы галоп. Зато предстояло обдумать то, как станет он отныне держаться с убийцами своих родных и что станет делать с долгими годами жизни, отмеренными ему ни много, ни мало до самого конца Арды. Ведь надежд на их возвращение у нолдо не было почти никаких.
Хотя… Если свернуть с дороги, проложенной Феанаро, если искать в новых землях что-то свое, искупая содеянное в Альквалондэ, а не продолжая действовать в подражание ему, то… Быть может, Владыка Судеб изменит свое решение хотя бы в отношении Койри?… Ведь не оставаться же было мальчишке в городе одному, если семья приняла решение уходить! А вина… Нет на нем ни крови, ни бунта, ни противопоставления себя воле валар, и, если будет только такое возможно, Итинар сделает все, для того чтобы глаза брата вновь увидели вокруг себя мир, а не наполненный покоем сумрак Чертогов Ожидания. Особенно, после того, как покинет он лагерь тех, кто стольких эльдар за счет предательства обрек на муки и смерть.
…Лагерь встретил его обычным в последние дни напряжением и растерянностью. Напряжением - перед лицом пришедших по льду «соратников», растерянностью - ввиду отсутствия здесь как Феанаро, погибшего еще до восхода солнца, так и Майтимо, находящегося в плену. Часовые, прекрасно знавшие сына Ондокано в лицо, пропустили Итинара беспрепятственно, и никто в лагере не удивился тому, что, отпустив коня отдыхать, тот, без каких бы то ни было объяснений, молча зашел в свой шатер.
Конечно, занимая его не один, он не слишком-то надеялся оказаться сейчас в одиночестве, но на этот раз везение все же оказалось на его стороне и, собирая свои нехитрые пожитки, эльдо имел возможность не вдаваться в какие-либо объяснения. Ему даже отдохнуть в одиночестве удалось, дожидаясь, когда конь его после давешней скачки наберется сил настолько, чтобы в предстоящий им путь нести не только всадника, но и его дорожные сумы.
Однако, седлая серого и приторачивая ему на спину надежно упакованные вьюки, Итинар чужого внимания все-таки не избежал. Не кто-нибудь - Тьелкормо и Макалаурэ - лично! - как раз в этот момент решили заглянуть в район пастбищ. И нимало удивились, видя, как один из не просто соратников - старых знакомцев - явно готовится в дальнюю дорогу.
- Куда это ты собрался, Итинари? - видя, что на него с братом тот демонстративно не обращает внимания, поинтересовался Тьелкормо. - Уж не Нэльо ли выручать, как другие «охотники до подвигов»?
От одних уже этих двух намеков любой нолдо должен был либо похолодеть от унижения, либо наоборот - вбить собственные - непоправимые! - слова так глубоко в глотку Тьелкормо, как только сумел бы достать. Однако уезжавший сдержался. Если Туркафинвэ сам такой дурак, что роет себе могилу собственными руками, то не он, Итинар, будет тем, чьи руки его туда столкнут.
- Нет, - почти спокойно отозвался он, и Макалаурэ мгновенно подобрался от этого бесцветного до прозрачности голоса - уж он-то, певец и музыкант, в одном слове расслышал все, чего попросту не заметил его шалый младший брат. А Итинар продолжил, и его простые слова плеснули внезапно порывом холодного шторма прямо в лицо, вмиг бросив в краску непривычного к подобному обращению Среднего:
- Я уезжаю.
- И далеко? - Тьелкормо нелегко было сбить с ног словами, он все еще пытался держать шутливый тон и выиграть, как всегда выиграть, пусть даже словесный поединок. Но Макалаурэ уже обжег лед светящихся безразличием и решимостью глаз старинного приятеля, лед, убийственный для шуток. И он, побелев, но, не дрогнув, встретил ответ Итинара:
- Туда, где предатели и убийцы не скалят зубы над темным безмолвием чужих смертей.
Тьелкормо задохнулся. Огонь, таящийся в душе сына Феанаро, вспыхнул от оскорбления мгновенно, однако в ярости своей произнести он успел не многое.
- Ты…- голос его мгновенно упал до угрожающего шипа, но Итинар не дал собеседнику и мига для того, чтобы внутренний огонь его разбушевался до настоящего пожара. Своими же словами он, наоборот, уже наотмашь хлестал тех, кто стоял рядом, и речь его, набирая силу и свободу, яркими вспышками вонзалась в измученный мозг Макалаурэ.
- Я, Литиондо Итинар Ангалас, сын Ондокано и Тинвиэль, брат Койрэнира, которых убил Феанаро Финвион, сказал именно то, что ты, Туркафинвэ, от меня услышал.
Макалаурэ уже почти висел на плечах Тьелкормо, понимая, что имя отца и только одно отцовское имя самого Тьелкормо после ПОЛНОГО имени их собеседника были последней каплей. Хотя знал - его возможностей не хватит, ни за что не хватит на то, чтобы вернуть рассудок обезумевшему от ярости брату, не говоря уж про то, чтобы удержать его силу своей. И тем более знал, что ничего не может сделать для того, чтобы избежать проклятия, которое вот-вот неумолимо сорвется с губ Итинара.
Но лицо того внезапно исказила мучительная судорога. Что-то неуловимое, но очень важное менялось в его глазах. И так же внезапно, как возникла, с Итинара схлынула кипящая ненависть и страшная в этой ненависти сила. Перед Макалаурэ стоял просто очень молодой квэндо, страдающий и безутешный, потерявший всех, кого любил.
Они встретились взглядом, и Макалаурэ почувствовал в этом взгляде что-то не имеющее названия, но от этого не менее невероятное. Жалость? Нет. Сострадание? Или быть может… осознание?
- Отпусти его, Тьелкормо, - в пол голоса произнес он, видя, что и брат, заметив перемену, как ни странно, явно был близок к тому, чтобы отказаться от стычки. - Ни одного из эльдар нельзя принудить признавать за вождей тех, кого он таковыми не считает. Он выбрал. Отпусти…
Тяжело дыша, Средний отступил. Понятно, что феа его все еще полнилась гневом и новая вспышка могла последовать в любой момент, но… Он так и не помешал сыну Ондокано доразбираться с вьюками, сесть в седло и медленно покинуть место недавней ссоры, окончательно повернувшись спиной к тем, кто был младшими братьями его друга.
«Вы больше не квэнди.»
Почудился Макалаурэ этот тихий голос или он и вправду услышал реально сказанные слова? Тогда он этого так и не понял, а Итинар между тем неторопливо ускорил шаг своего скакуна и, лишь уже исчезнув с глаз братьев за линией виднокрая, вдалеке от себя увидел еще одного всадника. Того самого квэндо, которого он заметил в лагере сторонников Нолофинвэ. Он неторопливо двигался прочь от озера к далекому горному хребту и молодой нолдо, сам не зная как, невольно принял эту спокойную повадку за молчаливое приглашение следовать за собой. Пока еще даже не надеясь поверить в то, что это - его судьба.
Теперь на какое-то время воспоминания были всем, что у него осталось.
Они выехали в путь на рассвете. Вдоволь отдохнувшие перед дальней дорогой, на сытых, свежих конях, привыкшие к победам, а не к поражениям. Пускай и дававшимся дорогой ценой, но…
Кто-то из молодых нолдор даже смеялся, говоря, что навряд ли им стоит опасаться коварства Врага. Ведь на переговоры, очевидно, с таким отрядом не ходят… Конные да при оружии, они считали себя не вправе опасаться кучки пеших ирчи, у которых и доспехи-то есть в лучшем случае через одного. А в худшем - у пары-тройки на несколько десятков.
К счастью, Нэльофинвэ Майтимо вовремя услышал его.
- Прекрати эти глупости, Линотин, - едва обернувшись, заметил он. - Врагу подчиняются не только ирчи.
Да уж, ему ли - сыну Феанаро - забыть прокаленную пламенем землю, на которой он с братьями нашел умирающего отца? Элемир отстал тогда от их бешеной скачки, но даже ему открывшееся зрелище попортило немало крови.
Спекшаяся глинистая почва и пепел - память об ушедших травах, кое-где, словно призрак, поднимавшаяся сохранившими тени былой формы волнами, словно, погибая, хрупкие творения Йаванны от испуга не успевали даже осыпаться. Ирчи сделать такое было не по силам, и волей неволей на память приходили тогда слова валар о множестве майар и младших духов, совращенных заманчивыми посулами Врага. А также смутные рассказы местных квэнди о огненных всполохах, озаривших звездное небо Белерианда как раз тогда, когда погибли Светоносные Дерева Валинора.
Линотин умолк, да и остальные участники «посольства» заметно охладили былой пыл. Нет, они не повернули назад, но шуток больше не шутили, став также куда внимательней оглядываться по сторонам.
Насколько же отличались земли Белерианда от того, что они привыкли видеть за высокими стенами намертво защищавших Аман Пелоров! Там - мягкий климат, ласковые ветра, леса и травы - как гигантские перины, раскиданные до самой линии горизонта так, что вид их не мог не радовать глаз. Там - звездочки нарциссов в изумрудном бархате травы под кружевной сенью разлапистых кленов чарующего редколесья. Там - ручьи, звенящие под ногами среди пологих холмов, и скалы, сверкающие то белизной снега, то мышиной серостью гранита, ухоженные уверенной рукой того, кто когда-то их создал…
Здесь - огромные, едва расцвеченные лесом пустоши, на которых вереск переплетает свои стебли с муравой и дроком. Коричнево-серые горы, свинцовый отблеск озер и огромное количество птиц, способных, казалось, веками кормить тех, кто станет бережно собирать с них ежедневную дань. Здесь - прохладный резкий ветер, стремительными порывами срывающийся со скал, и, словно крылатый клинок, проходящийся по равнинам. А небо - переменчивое и удивительно чутко откликавшееся и на дождь, и на солнце, и на движение легких перистых облаков.
Воздух здесь напоминал дикий мох на темных боках старых валунов, а пах - вереском и снегом. Почему-то всегда снегом, даже, если вокруг стояла теплынь, до боли пытавшаяся напоминать ту, что нолдор оставили в Валиноре. Смутно - очень смутно - он напоминал тот, которым время от времени дышали обитатели Форменоса, и Элемир невольно усмехнулся, сравнивая про себя, чем же еще один север так или иначе напоминает другой.
Однако недолго же ему пришлось предаваться размышлениям. Вскоре ведущая их тропа, пробежав по небольшому ущелью, нырнула в очередную пологую долинку одного из отрогов Эред Ветрин и, пропетляв по идеально безлесной пустоши, раздвоилась, разделенная высокой и узкой скалой, словно мощный береговой мыс вдававшейся в горную ложбину.
Увидев же почти напротив острия мысового выступа скалы три неподвижные фигуры верхами, Элемир понял, что ждали их отряд именно здесь…
- Останьтесь, - тихо, как тень, произнес Майтимо и в сопровождении Ойомара и кого-то еще медленно толкнул коня вперед.
«Не делай этого!» - хотелось закричать Элемиру, но… разве сын Феанаро так уж способен слушать кого-то, кроме себя…
…Как именно началась свалка, нолдо не помнил. В памяти сохранились лишь две картины - ирчи, четырьмя потоками спустившиеся с холмов, и два огненных столба, стремительно выросшие за спинами передних отрядов, в мгновение ока принявшие очертания самых обычных живых фигур. А в следующее же мгновение все смешалось. Нолдор бросились в атаку, противники смяли их, как прошлогоднюю солому, перемешали с собой и, убивая коней, начали уничтожать так, как совсем еще недавно сами пришедшие из-за моря, уничтожали ирчи в Битве-под-Звездами.
Любой, кому удавалось пробиться к все еще держащемуся в седле князю, в кровавых ранах падал на развороченную копытами землю. И больше уже не поднимался. Ибо противником Майтимо был майа. Элемир никогда не видел его в Валиноре и даже в горячке боя был поражен тем, как держится тот в седле, как владеет клинком и собственным телом, как стелется над гривой своего коня в звериной пластике движений.
Однако, только ли движений? Ведь еще мгновенье - и прямо с седла вороного жеребца на Феанариона прыгнул крупный черновато-бурый волк, о которых то и дело рассказывали местные синдар и, хмурясь, называли их то волколаками, то варгами.
Удар лап был настолько силен, что Майтимо не удержался и навзничь рухнул на землю. Но участь прочих нолдор его не постигла. Тех бойцов (и своих, и чужих), что еще топтались где-то поблизости, сила айну раздвинула в стороны так, словно камень, упавший в воду разогнал круги по этой самой воде, а долей мгновения позже над обоими противниками вырос небольшой полупрозрачный голубоватый купол.
Больше Элемир ничего не видел, ибо очнулся от очередного вражеского удара только тогда, когда ирчи начали искать на поле боя тех, кто был еще жив. Таковых оказалось немного. Тех, чьи раны были тяжелы, добили, тех, у кого было что взять, обобрали и в конце концов отец Нинквэоро понял, что выживших осталось трое - Нэльофинвэ Майтимо Руссандол Феанарион, Ойомар Илсиран и он сам.
Из всех троих только князь не был ранен, но и он с трудом держался на ногах, вымотанный чудовищной схваткой до полного упадка сил. Ойомар с силой зажимал ладонью рану над самым виском и старательно берег правую ногу, рассеченную вражеской сталью сразу в нескольких местах. Кто-то из спутников майа бросил ему пару ветхих тряпок. Нолдо едва удержался от того, чтобы не швырнуть их обратно ему в лицо, но, видя, что он и не собирается воспользоваться этими импровизированными бинтами, двое ирчи по знаку незнакомца повалили раненого на землю и, перетянув то, что требовалось, связали пленника не столько ради того, чтобы он не сбежал, сколько ради того, чтобы он не сорвал повязки.
После предыдущей сцены Элемиру повязок не предлагали. Его сразу привели в порядок насильно, и с этого момента стало очевидно, что на Севере все трое действительно нужны живыми. Нетрудно было догадаться - для чего…
…Вот и трясся он теперь на грубой волокуше, притороченной к путлищам одного из трофейных для победителей коней, третий день глотал забивавшую горло пыль, то и дело пытался найти глазами волокушу Ойомара и вспоминал, вспоминал, вспоминал…
Неустанно подгоняемый всадником серый конь мчался вдоль берега сурового северного озера на северо-запад. Изрядно вспотевший, он яростно ударял копытами о едва прогретую солнцем землю и всхрапывал, стремясь не подчиняться воле седока. Однако фэа управлявшего им нолдо в этот момент не знала преград. И уж конечно не было ей преградой своеволие норовистого жеребца, ибо единственной целью мчавшегося навстречу ветрам были далекие шатры, под лазурными стягами раскинувшиеся на огромной равнине.
Порывистый, как пламя осеннего костра, Итинар и думать не хотел о том, что впереди его могут ждать не только дружеские объятья. Для того, чтобы наказать себя за невольно содеянное, ему хватало и собственного чувства вины. А прощение… Прощение ему нужно было лишь от тех, кого он сам оставил тогда на том берегу, и ни за что на свете сын Ондокано не стал бы вымаливать его у кого-то из остальных. Их он, не державший в руках роковых факелов, не предавал, и едва заметная ранка меж близко сходившихся ключиц докажет это любому, кто посмеет выдвинуть против него хоть какое-то обвинение.
Рвать рубаху на груди он, конечно, не будет, и выхваляться содеянным тоже никогда не станет, но… Памяти о произошедшем за морем было для Итинара достаточно для того, чтобы не повторять пролитие крови на берегах залива Дрэнгист, теперь уже среди своих. Поэтому, почти все то время, пока горели в гигантской бухте у каменистых берегов отнятые у фальмари корабли, он молча простоял с мечом в руках, чувствуя у основания горла острие чужого клинка, и не желал теперь ни перед кем виниться в том, что удержал тогда себя от пары-другой не слишком-то неумелых ударов…
Он просто найдет сейчас среди пришедших по льдам отца, мать и брата и только им на суд отдаст свою судьбу. Только им…
…Однако сколько бы не метался Итинар среди чужих шатров, кого бы ни спрашивал о судьбе родных, он не находил тех, кого искал, и ничего не слышал об их судьбе. Ответы пришедших с Нолофинвэ звучали хмуро и неприветливо. Обитатели этого берега понимали, откуда взялся в лагере молодой эльдо с едва собранными в хвост темными волосами, в распущенном состоянии опускавшимися куда ниже лопаток. Солнце коварно отсвечивало в их темных прядях заметным медным огнем, оттеняя бледность взволнованного лица, но ни в чьих встреченных Итинаром глазах не освещало ни намека на участие и сочувствие.
- Намион! - как за последнюю соломинку, ухватился Итинар за очередное знакомое лицо. Тот непринужденно стоял неподалеку от едва колеблемого ветром невысокого куста и в пол голоса разговаривал с очень высоким широкоплечим квэндо, вид которого, даже несмотря на все терзавшие пришельца переживания, немало удивил окликнувшего.
По росту и сложению незнакомец ничуть не уступал одним из самых высоких нолдор, однако был значительно суше многих из них и напоминал скорее тех квэнди, в жилах которых слилась кровь нолдор и ваниар. От последних достались ему и золотисто-соломенные волосы, прямые у корней и заметно вьющиеся ближе к концам, и кое-какие черты крепко слепленного лица, и что-то неверно-неуловимое в манере держаться, но… Никто и никогда в Валиноре не одевался в столь необычную одежду. Да и зачем бы в Благословенной земле могли понадобиться плотная шерстяная рубаха и относительно короткая «туника» из отлично выделанной шкуры с не везде обрезанными краями, надетая мехом внутрь?! Вышитые - безусловно, с великолепным мастерством - бисером, цветными нитями и кожаными шнурами.
К счастью, второй раз окликать Намиона не было нужды. Оторвавшись от беседы, он извинился и стремительно подошел к Итинару так, словно и не имел никакого отношения к лагерю, встретившему молодого всадника хорошо, что не враждебно.
- Откуда ты здесь? Зачем? - последовали неизбежные вопросы.
- Отца ищу, мать, брата… Ты… тоже ничего не можешь сказать?
Открытое прежде лицо Намиона едва заметно потемнело, руки, дружески касавшиеся плеч приехавшего, сжались сильнее, без слов выдавая то, что предстоящий им разговор ничего хорошего для спросившего не сулит.
- Ондокано провалился под лед вскоре после начала пути, - тихо произнес он. - С Тинвиэль нас на долгое время разметало по разным группам. Я плохо знаю, что было с ней и Койрэниром в этот момент. Слышал только, что однажды они попали в сильный буран. Койрэнир и Лорили, дочка Маритинво, надолго отбились…
- И?
- Их нашли. Да они, в общем-то, скорее сами догнали взрослых. Малышка была укрыта двумя плащами - своим и койрэнирским. Отогреть его бывшие с Тинвиэль так и не смогли…
Намион замолчал, но его собеседнику явно было не до пауз.
- Рассказывай! - потребовал он. - Койри умер тогда?
- Нет, - возразил целитель. - Он жил еще несколько переходов. Болел, и умер во время очередной снежной бури. Слишком долгой, чтобы ему ее пережить.
- А мама?
- Несколько последующих переходов она несла его на руках. Именно тогда мы с ней и встретились. Она ушла, покинула тело, отказавшись двигаться дальше в тот момент, когда не нашла в себе сил поднять со снега сына. Я не смог остановить… Она этого не хотела.
Как слепой, Итинар молча сделал несколько шагов в сторону и отрешенно сел на землю в тени того самого куста, возле которого стояли некогда Намион и незнакомец. Так и не ушедший, между прочим, оттуда, где нолдо его застал.
Длинные пряди, выпущенные у висков, широкими лентами упали сидящему на грудь, сильные пальцы с силой вцепились в корни волос у темени, тень укрыла его с головой, не позволяя высунуться на солнце даже кончикам отделанных посеребренным тиснением сапог…
Они погибли. Все. Все, кого он оставил на укрытых вечным мраком берегах. И кого сейчас интересует, что сделал он это в надежде на то, что, переплыв залив следом, они придут в итоге в сколько-то обжитые места; разведанные и хоть чуть-чуть укрепленные? Он - молодой, сильный, всю жизнь стремившийся быть первым. Всю жизнь мечтавший хоть раз встать на место отца, защищавшего идущих с ним под звездным небом покидаемого квэнди Эндорэ… Обрекший в погоне за этими мечтами на смерть тех, кого любил больше всего на свете…
Итинар не знал, сколько он просидел так, и, когда именно Намион опустился рядом. Чувствовал только то, что заговорил с ним целитель не скоро и - слава валар! - не о том, о чем они говорили прежде, и не о сочувствии, за которое - вот неожиданность - сын Ондокано наверняка набросился бы на него с кулаками.
- Скажи, - в пол голоса произнес он, - имя Элемир тебе, случайно, не знакомо?
- Зачем это тебе? - вопросом на вопрос ответил тот.
- У него есть сын. Я помогал ему в пути. Только он теперь... к вам рвется - отца искать…
- Элемир был среди тех, кто пошел с Майтимо, - отозвался Итинар. - Тела его найти не удалось, но послы ни словом не обмолвились ни о нем, ни о Ойомаре - еще одном пропавшем. Только о Феанарионе. Так что в наших лагерях считают, что их нет в живых…
Теперь уже не Итинар, а Намион вместо продолжения разговора ненадолго прикрыл глаза, однако принятие решения о дальнейшей судьбе Нинквэоро не было для него слишком уж сложным. Отныне мальчик останется с ним. Он воспитает его, как собственного сына, обучит тому, чему тот захочет научиться, а там… Там и сам сын Элемира сможет выбирать желанную ему судьбу. Итинар же…
Помочь ему Намиону было нечем. Молодой, но уже достаточно взрослый, он не стал бы, по мнению целителя, выслушивать сейчас ни советов, ни слов сочувствия. А значит, на какое-то время придется отступить. Предоставить ему самому принимать какие бы то ни было решения и лишь проследить за тем, чтобы с ним ничего не случилось. Не мешая сейчас ни устало подниматься с затененной кустом земли, ни медленно идти к пасущемуся неподалеку коню, ни садиться в седло и молча выезжать из лагеря.
…Обратно Итинар добирался шагом. Некуда стало спешить, не к кому рваться всей душой, незачем посылать коня в отнимающий силы галоп. Зато предстояло обдумать то, как станет он отныне держаться с убийцами своих родных и что станет делать с долгими годами жизни, отмеренными ему ни много, ни мало до самого конца Арды. Ведь надежд на их возвращение у нолдо не было почти никаких.
Хотя… Если свернуть с дороги, проложенной Феанаро, если искать в новых землях что-то свое, искупая содеянное в Альквалондэ, а не продолжая действовать в подражание ему, то… Быть может, Владыка Судеб изменит свое решение хотя бы в отношении Койри?… Ведь не оставаться же было мальчишке в городе одному, если семья приняла решение уходить! А вина… Нет на нем ни крови, ни бунта, ни противопоставления себя воле валар, и, если будет только такое возможно, Итинар сделает все, для того чтобы глаза брата вновь увидели вокруг себя мир, а не наполненный покоем сумрак Чертогов Ожидания. Особенно, после того, как покинет он лагерь тех, кто стольких эльдар за счет предательства обрек на муки и смерть.
…Лагерь встретил его обычным в последние дни напряжением и растерянностью. Напряжением - перед лицом пришедших по льду «соратников», растерянностью - ввиду отсутствия здесь как Феанаро, погибшего еще до восхода солнца, так и Майтимо, находящегося в плену. Часовые, прекрасно знавшие сына Ондокано в лицо, пропустили Итинара беспрепятственно, и никто в лагере не удивился тому, что, отпустив коня отдыхать, тот, без каких бы то ни было объяснений, молча зашел в свой шатер.
Конечно, занимая его не один, он не слишком-то надеялся оказаться сейчас в одиночестве, но на этот раз везение все же оказалось на его стороне и, собирая свои нехитрые пожитки, эльдо имел возможность не вдаваться в какие-либо объяснения. Ему даже отдохнуть в одиночестве удалось, дожидаясь, когда конь его после давешней скачки наберется сил настолько, чтобы в предстоящий им путь нести не только всадника, но и его дорожные сумы.
Однако, седлая серого и приторачивая ему на спину надежно упакованные вьюки, Итинар чужого внимания все-таки не избежал. Не кто-нибудь - Тьелкормо и Макалаурэ - лично! - как раз в этот момент решили заглянуть в район пастбищ. И нимало удивились, видя, как один из не просто соратников - старых знакомцев - явно готовится в дальнюю дорогу.
- Куда это ты собрался, Итинари? - видя, что на него с братом тот демонстративно не обращает внимания, поинтересовался Тьелкормо. - Уж не Нэльо ли выручать, как другие «охотники до подвигов»?
От одних уже этих двух намеков любой нолдо должен был либо похолодеть от унижения, либо наоборот - вбить собственные - непоправимые! - слова так глубоко в глотку Тьелкормо, как только сумел бы достать. Однако уезжавший сдержался. Если Туркафинвэ сам такой дурак, что роет себе могилу собственными руками, то не он, Итинар, будет тем, чьи руки его туда столкнут.
- Нет, - почти спокойно отозвался он, и Макалаурэ мгновенно подобрался от этого бесцветного до прозрачности голоса - уж он-то, певец и музыкант, в одном слове расслышал все, чего попросту не заметил его шалый младший брат. А Итинар продолжил, и его простые слова плеснули внезапно порывом холодного шторма прямо в лицо, вмиг бросив в краску непривычного к подобному обращению Среднего:
- Я уезжаю.
- И далеко? - Тьелкормо нелегко было сбить с ног словами, он все еще пытался держать шутливый тон и выиграть, как всегда выиграть, пусть даже словесный поединок. Но Макалаурэ уже обжег лед светящихся безразличием и решимостью глаз старинного приятеля, лед, убийственный для шуток. И он, побелев, но, не дрогнув, встретил ответ Итинара:
- Туда, где предатели и убийцы не скалят зубы над темным безмолвием чужих смертей.
Тьелкормо задохнулся. Огонь, таящийся в душе сына Феанаро, вспыхнул от оскорбления мгновенно, однако в ярости своей произнести он успел не многое.
- Ты…- голос его мгновенно упал до угрожающего шипа, но Итинар не дал собеседнику и мига для того, чтобы внутренний огонь его разбушевался до настоящего пожара. Своими же словами он, наоборот, уже наотмашь хлестал тех, кто стоял рядом, и речь его, набирая силу и свободу, яркими вспышками вонзалась в измученный мозг Макалаурэ.
- Я, Литиондо Итинар Ангалас, сын Ондокано и Тинвиэль, брат Койрэнира, которых убил Феанаро Финвион, сказал именно то, что ты, Туркафинвэ, от меня услышал.
Макалаурэ уже почти висел на плечах Тьелкормо, понимая, что имя отца и только одно отцовское имя самого Тьелкормо после ПОЛНОГО имени их собеседника были последней каплей. Хотя знал - его возможностей не хватит, ни за что не хватит на то, чтобы вернуть рассудок обезумевшему от ярости брату, не говоря уж про то, чтобы удержать его силу своей. И тем более знал, что ничего не может сделать для того, чтобы избежать проклятия, которое вот-вот неумолимо сорвется с губ Итинара.
Но лицо того внезапно исказила мучительная судорога. Что-то неуловимое, но очень важное менялось в его глазах. И так же внезапно, как возникла, с Итинара схлынула кипящая ненависть и страшная в этой ненависти сила. Перед Макалаурэ стоял просто очень молодой квэндо, страдающий и безутешный, потерявший всех, кого любил.
Они встретились взглядом, и Макалаурэ почувствовал в этом взгляде что-то не имеющее названия, но от этого не менее невероятное. Жалость? Нет. Сострадание? Или быть может… осознание?
- Отпусти его, Тьелкормо, - в пол голоса произнес он, видя, что и брат, заметив перемену, как ни странно, явно был близок к тому, чтобы отказаться от стычки. - Ни одного из эльдар нельзя принудить признавать за вождей тех, кого он таковыми не считает. Он выбрал. Отпусти…
Тяжело дыша, Средний отступил. Понятно, что феа его все еще полнилась гневом и новая вспышка могла последовать в любой момент, но… Он так и не помешал сыну Ондокано доразбираться с вьюками, сесть в седло и медленно покинуть место недавней ссоры, окончательно повернувшись спиной к тем, кто был младшими братьями его друга.
«Вы больше не квэнди.»
Почудился Макалаурэ этот тихий голос или он и вправду услышал реально сказанные слова? Тогда он этого так и не понял, а Итинар между тем неторопливо ускорил шаг своего скакуна и, лишь уже исчезнув с глаз братьев за линией виднокрая, вдалеке от себя увидел еще одного всадника. Того самого квэндо, которого он заметил в лагере сторонников Нолофинвэ. Он неторопливо двигался прочь от озера к далекому горному хребту и молодой нолдо, сам не зная как, невольно принял эту спокойную повадку за молчаливое приглашение следовать за собой. Пока еще даже не надеясь поверить в то, что это - его судьба.