Вспомните, каким он Хэмом был
Эти фотографии в 60-е годы чаще других висели в полуинтеллигентских
домах и гуманитарных общагах. Потом - Экзюпери в лётчицкой пилотке,
Пастернак в полосатой пижаме, Мисима с катаной, Набоков с бабочками,
Пруст и Джойс, но число их портретов несравнимо с тиражами бородача
Папы Хэма. Харизматичный "американский еврей", равно похожий и на
бунтаря Фиделя, и на таёжного русского мужика.
Ну да, "писатель для мальчиков", которого лучше всего прочитать сразу
после Марка Твена. Одновременно с Толстым и Флобером, чтобы в полной
мере оценить любовную сцену в "По ком звонит колокол", где "земля под
ними качнулась и поплыла", - в сравнении с теми, когда барин Нехлюдов
подхватывает Катюшу Маслову, а дальше идет описание ломающей лёд
реки, и как колесит карета с Бовари и любовником. И потом уже отдать
должное и телеграфному стилю, и диалогам-"айсбергам", на чем учились
все наши писатели второй половины ХХ века, от Казакова и Аксёнова до
Искандера и Шукшина... Понятно, что "при-нобелем" Хемингуэя сделали
не за "Старика и море", а "по совокупности", но даже если бы он написал
только "Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера", его имя уже вошло бы
в мировую антологию рассказа. Финал собственной жизни Папа Хэм тоже
дописал до конца, так что итальянская двустволка, которую он последний
раз зарядил полвека назад ранним утром 2-го июля, с тех пор называется
Hemingway...
. . . . . . . . . . . . . . .
У моей старшей дочери под стеклом - цветной портрет Павича. А вот как
выглядят Дэн Браун и Мураками, я вообще не знаю.