Про меня и Гошку 15
Давненько не писала - просто времени не было. Но вот следующий эпизод
Предыдущие серии
Фото по-прежнему не сканированы. Тогда вот это - такие снимки были на выставке, которую мы увидели, впервые попав в Петергоф.
1
https://merelana.livejournal.com/3019311.html
2
https://merelana.livejournal.com/3019760.html
3
https://merelana.livejournal.com/3019983.html
4
https://merelana.livejournal.com/3020140.html
5
https://merelana.livejournal.com/3020408.html
6.
https://merelana.livejournal.com/3021002.html
7
https://merelana.livejournal.com/3021127.html
8
https://merelana.livejournal.com/3021519.html
9
https://merelana.livejournal.com/3021669.html
10
https://merelana.livejournal.com/3021875.html
11
https://merelana.livejournal.com/3022767.html
12
https://merelana.livejournal.com/3022982.html
13
https://merelana.livejournal.com/3023965.html
14
https://merelana.livejournal.com/3024839.html
Про меня и Гошку 15
Если честно, первые месяцы в новой школе мне помнятся плохо. Все заслонили больничные впечатления. Но кое-что из того, что было до начала учебного года, очень даже отложилось - и всплывает каждый раз, когда мне становится не очень хорошо в этом мире.
Мои взаимоотношения с Петергофом - повод для отдельной книги или хотя бы главы. Сейчас, когда я пишу эти строки, прошёл ровно год с того момента, как мы с тобой были там в последний раз. То есть мы поехали туда впятером - ты, я, наши двоюродные сёстры Лёля и Таня и двоюродная племянница Маринка, Танина дочка.
Мы гуляли по любимым местам, и меня не покидало острое чувство, что это происходит в последний раз. Этакий оттенок прощания на всём - только я не могла понять, прощания с чем именно. Я-то к тому моменту уже в очередной раз побывала на том свете и вынырнула, но не исключала возможности, что эта прогулка - последняя для меня. А оказалось, что для тебя.
У меня бывают такие ощущения. Так было в сентябре 991 года, когда ушла наша бабушка Мария Николаевна, баба Маруся. Она лежала в больнице, я была у неё буквально накануне, но меня вдруг что-то торкнуло - и я сорвалась и побежала. Оказалось, что правильно, потому что это был последний её вечер на этой Земле.
Та же история получилась с твоей тёщей. Мы с Любовью Александровной никогда не дружили, мне казалось, что я ей не нравлюсь. И вот как-то раз на 8 Марта мы с Мишкой пошли её поздравлять - обычный дежурный визит, вручить цветочки-подарочки и свалить дальше, на мамины посиделки. Вы с Леной и совсем ещё маленьким Владом были тогда в Южной Африке. Ну и вот. Мы пришли, она нам очень обрадовалась, и мы зависли у неё на целый день - маман едва нас с Мишкой выцарапала уже под вечер. Просто не хотелось уходить, было настолько тепло, хорошо и как-то грустно, что слёзы наворачивались. Странно, да? Ухода своих родителей я не почувствовала вообще - просто жутко хотелось спать. И было у меня ощущение последнего раза ещё с одним человеком, из нашей московской компании, но я про это расскажу в свой черёд, когда буду писать про авторскую песню.
А с тобой вышло вот так. Мы гуляли впятером, потом я проводила вас на кораблик, вы отправились в Питер, а я ещё долго гуляла по парку, сидела на тех же камнях, на которых мы сидели перед этим и вспоминали, как меня катали на свинье в Бутурлиновке… Я честно не могла понять, с чем прощаюсь, вот правда. Через месяц с небольшим оказалось, что с тобой.
А первая наша поездка была тогда, в то лето, когда мы приехали. И, может быть, твоя фотография появилась тогда в какой-нибудь финской газете, не знаю.
Петергоф был для мамы одним из символов красивой и счастливой жизни, которая была уготована нам с тобой. В её детстве не было ничего такого, что было в то лето у нас. Не было у неё ни японского вязаного кремового костюма с вышитыми собачками, как у тебя. Ни трикотажного костюма с юбкой в плиссировку и жакетом с белой окантовкой, как у меня - день выдался прохладный. Не было у неё бабушки - ни одна из наших прабабушек не дожила до её рождения. Вообще-то дед, который Бурак, и бабушка Маруся фактически сиротами росли. Даже отца толком не было - об амурных похождениях деда Бурака мама и бабушка говорили так, чтобы мы не слышали. Мы-то, конечно, слышали, но делали вид, что ничего не понимаем. А мамина мама… Да она по жизни вкалывала, чтобы семью прокормить - то в литейном цехе, то на элеваторе, то в шахте. Это в Заозёрке у нее работа в гостинице была, относительно спокойная. А до замужества - лётная школа и другой муж, лётчик. Вот интересно, что бы у неё получилось, если бы она с тем лётчиком не разбежалась? Ну нас-то уж точно не было бы, так что хорошо, что всё так вышло. Мы мне нравимся, как сказал твой друг Юра Базавлук, когда мы с ним ехали в Обнинск. Про это тоже в своё черёд.
Не было у мамы ни мороженого, ни пирожков, ни каруселей, которе тогда стояли в Нижнем парке (вот уж безобразие так безобразие, и мы с тобой вовсе не были любителями подобных развлечений). Были найденные на помойке картофельные шкорки, которые они с тётей Людой поджаривали, прилепив к стенки печки. И даже когда бабушка толкала вагонетки в шахте, а мама получала за неё зарплату, потому что бабушке самой было не вырваться, зарплаты этой мало на что хватало =- жили они вплоть джо маминого отъезда в Сибирь впроголодь. О Петергофе она даже не мечтала. А тут её кто-то из коллег надоумил - и вот мы тут. Тоже впятером - я, ты, мама, папа и бабушка. Взрослые в нарядной одежде - помнишь бабушкино зелёное платье с кружевным воротником?
И вот мы с папой бежим за мороженым, мама с бабушкой заболтались, а ты удрал от них на газон, и с тобой случился конфуз. И стоишь ты в мокрыхъ штанах (ты терпеть не мог, когда штаны мокрые) и весь в слезах. Подходим мы с папой и финская группа. Финны, глядя на тебя, радостно засмеялись. И был среди них один с огромным фотоаппаратом. Он тебя и щёлкнул. И остальные, у которых аппараты были не столь внушительные, тоже. Так что наверняка в каком-нибудь бархатном финском альбоме, посвящённом путешествиям, есть и твой выразительный портрет.
Потом мы ездили в Петергоф со всеми гостями. Мама очень его любила и старалась показать всем. Правда, другие петергофские парки оказались вне сферы её внимания, что мне даже несколько странно. С другой стороны, а что странного? В Александрии были руины и общежитие. Руин маман за свою жизнь навидалась, так что вряд ли её бы впечатлила Нижняя дача. А в Коттедже жили работники часового завода - вот бы посвятить этому периоду отдельный музей! Было бы очень круто. А в Ораниенбаумском парке мы бывали часто, о нём - отдельно, мы же туда даже с соседскими ребятишками усвистывали. Ага, я, присмотренная и тщательно бюдённая.
Вообще про наши поездки - отдельно, а про эту я пишу только потому, что она была первой на новом месте. Ничего подобного до этого дня я не видела - хотя Большой дворец был закрыт и задрапирован. В одном из маленьких музеев была выставка, что осталось от Петергофа после войны. Мне казалось, что прошло немыслимо много времени, а ничего не делается! Теперь-то я понимаю, что двадцать лет - это очень мало, и сделано было много. Особенно мне понравился Монплезир. Был момент, когда я несколько десятилетий не попадала в Петергоф. А когда попала и подошла к Монплезиру - у меня было ощущение возвращения домой… Не хило, да?
И ещё запомнился забор, куда можно было заглянуть в щёлочку. Там лежали разбитые львы. И мне было их очень жалко. Не могут с уверенностью сказать, что тогда произвело на меня большее впечатление - роскошный парк с фонтанами или вот эти несчастные больные львы. Казалось, участь их решена, никогда они не встанут. А вот восстановили же. И мы с тобой в этом убедились - то есть ты убедился, я-то их уже видела.
Ну вот. Потом был примерно месяц в школе. Отправили меня в очередной раз и в музыкалку - учила меня Наталья Николаевна Гайворонская. Но сделать из меня Гилельса или там Ванду Ландовскую е1 тоже не дали. Пришлось бросить. А вместо меня стала учиться Светка Большакова - я про неё уже писала.
В Лебяжьем я оказалась вычеркнута из жизни. Если бы я лежала в Сосновом Бору - может быть, ко мне пришёл бы кто-нибудь из ребят. Даже из старых друзей. А в Лебяжьем я никого не знала. Мне привезли мою куклу Олю, которую мы потом подстригли, за что получили нагоняй от бабушки. Родители регулярно возили мне книги. Были у меня и учебники, но я их все уже прочитала.
С теми детьми, которым разрешали вставать, занималась местная учительница. В другой палате. Поскольку мне вставать не разрешали, со мной не занимался никто, да это было и не нужно. Я учебники уже все прочитала, задачки решала влёт, а учить меня красиво писать было бесполезно. Где ты ничего не можешь - там ты не должен ничего хотеть. Зато я научилась читать иностранные буквы. Одна девочка училась в пятом классе, у неё был учебник немецкого языка, и я просто спрашивала её, какая буква что значит. Если бы у мамы нен было своих принципов относительно того, кем мы с тобой должны стать, она бы живенько сообразила, что к чему, и сдала бы меня учителю иностранного языка. Но она упорно видела меня инженером. И развидеть этого не могла.
Одну девочку запомнила - и потом выяснилось, что училась она в одном классе с моей подругой. Звали её Таня Чуева. Запомнила я её потому, что в Заозёрке в нашем классе училась Таня Чусова. А потом к нам же положили девочку из Соснового Бора. Звали её Света. Она окончит ту же школу, что и я, а потом много лет будет работать вместе с мамой. И у мамы будет бзик насчёт отношений между тобой и ею - такой же бзик, какой возникал у нее по поводу каждой представительницы противоположного пола, которая к тебе приближалась. Справедливости ради надо сказать, что она люто ненавидела всех парней, вне зависимости от возраста, которые осмеливались бросить на меня взгляд. Интересно, как она себе представляла время, когда мы вырастим? Какими видела наши семьи? У отца подобных забабахов не было. И к моим кавалерам, и к твоим барышням он относился совершенно равнодушно, пока маман его не заводила.
Что я тогда читала? Гайдара в количестве - был у нас стобой четырехтомник, помнишь? «Жака Отважного из Сент-Антуанского предместья» - мне эту книжку как раз подарили, и это оказалась любовь на многие годы. Какие-то более мелкие, не оставившие следа книги. И ещё я вязала кофточку для куклы Оли. Дать крючок в руки восьмилетней девочке тогда было можно. И ещё мне купили набор штампов с весёлыми человечками - помнишь таких персонажей из журнала «Весёлые картинки»? Я делала отпечатки, а потом мы всей палатой их раскрашивали. И ещё мне тогда подарили первый набор марок. И кляссер. И я могла их рассматривать очень долго. Пройдёт десять лет - и мои марки перейдут к тебе, потому что мне подарят гитару. А потом - к Владу, хотя часть и сейчас лежит у меня. Ну ничего, заберёт когда-нибудь. А пока что новые марки привозят мне пару раз в неделю. Родители на это не скупятся.
Предыдущие серии
Фото по-прежнему не сканированы. Тогда вот это - такие снимки были на выставке, которую мы увидели, впервые попав в Петергоф.
1
https://merelana.livejournal.com/3019311.html
2
https://merelana.livejournal.com/3019760.html
3
https://merelana.livejournal.com/3019983.html
4
https://merelana.livejournal.com/3020140.html
5
https://merelana.livejournal.com/3020408.html
6.
https://merelana.livejournal.com/3021002.html
7
https://merelana.livejournal.com/3021127.html
8
https://merelana.livejournal.com/3021519.html
9
https://merelana.livejournal.com/3021669.html
10
https://merelana.livejournal.com/3021875.html
11
https://merelana.livejournal.com/3022767.html
12
https://merelana.livejournal.com/3022982.html
13
https://merelana.livejournal.com/3023965.html
14
https://merelana.livejournal.com/3024839.html
Про меня и Гошку 15
Если честно, первые месяцы в новой школе мне помнятся плохо. Все заслонили больничные впечатления. Но кое-что из того, что было до начала учебного года, очень даже отложилось - и всплывает каждый раз, когда мне становится не очень хорошо в этом мире.
Мои взаимоотношения с Петергофом - повод для отдельной книги или хотя бы главы. Сейчас, когда я пишу эти строки, прошёл ровно год с того момента, как мы с тобой были там в последний раз. То есть мы поехали туда впятером - ты, я, наши двоюродные сёстры Лёля и Таня и двоюродная племянница Маринка, Танина дочка.
Мы гуляли по любимым местам, и меня не покидало острое чувство, что это происходит в последний раз. Этакий оттенок прощания на всём - только я не могла понять, прощания с чем именно. Я-то к тому моменту уже в очередной раз побывала на том свете и вынырнула, но не исключала возможности, что эта прогулка - последняя для меня. А оказалось, что для тебя.
У меня бывают такие ощущения. Так было в сентябре 991 года, когда ушла наша бабушка Мария Николаевна, баба Маруся. Она лежала в больнице, я была у неё буквально накануне, но меня вдруг что-то торкнуло - и я сорвалась и побежала. Оказалось, что правильно, потому что это был последний её вечер на этой Земле.
Та же история получилась с твоей тёщей. Мы с Любовью Александровной никогда не дружили, мне казалось, что я ей не нравлюсь. И вот как-то раз на 8 Марта мы с Мишкой пошли её поздравлять - обычный дежурный визит, вручить цветочки-подарочки и свалить дальше, на мамины посиделки. Вы с Леной и совсем ещё маленьким Владом были тогда в Южной Африке. Ну и вот. Мы пришли, она нам очень обрадовалась, и мы зависли у неё на целый день - маман едва нас с Мишкой выцарапала уже под вечер. Просто не хотелось уходить, было настолько тепло, хорошо и как-то грустно, что слёзы наворачивались. Странно, да? Ухода своих родителей я не почувствовала вообще - просто жутко хотелось спать. И было у меня ощущение последнего раза ещё с одним человеком, из нашей московской компании, но я про это расскажу в свой черёд, когда буду писать про авторскую песню.
А с тобой вышло вот так. Мы гуляли впятером, потом я проводила вас на кораблик, вы отправились в Питер, а я ещё долго гуляла по парку, сидела на тех же камнях, на которых мы сидели перед этим и вспоминали, как меня катали на свинье в Бутурлиновке… Я честно не могла понять, с чем прощаюсь, вот правда. Через месяц с небольшим оказалось, что с тобой.
А первая наша поездка была тогда, в то лето, когда мы приехали. И, может быть, твоя фотография появилась тогда в какой-нибудь финской газете, не знаю.
Петергоф был для мамы одним из символов красивой и счастливой жизни, которая была уготована нам с тобой. В её детстве не было ничего такого, что было в то лето у нас. Не было у неё ни японского вязаного кремового костюма с вышитыми собачками, как у тебя. Ни трикотажного костюма с юбкой в плиссировку и жакетом с белой окантовкой, как у меня - день выдался прохладный. Не было у неё бабушки - ни одна из наших прабабушек не дожила до её рождения. Вообще-то дед, который Бурак, и бабушка Маруся фактически сиротами росли. Даже отца толком не было - об амурных похождениях деда Бурака мама и бабушка говорили так, чтобы мы не слышали. Мы-то, конечно, слышали, но делали вид, что ничего не понимаем. А мамина мама… Да она по жизни вкалывала, чтобы семью прокормить - то в литейном цехе, то на элеваторе, то в шахте. Это в Заозёрке у нее работа в гостинице была, относительно спокойная. А до замужества - лётная школа и другой муж, лётчик. Вот интересно, что бы у неё получилось, если бы она с тем лётчиком не разбежалась? Ну нас-то уж точно не было бы, так что хорошо, что всё так вышло. Мы мне нравимся, как сказал твой друг Юра Базавлук, когда мы с ним ехали в Обнинск. Про это тоже в своё черёд.
Не было у мамы ни мороженого, ни пирожков, ни каруселей, которе тогда стояли в Нижнем парке (вот уж безобразие так безобразие, и мы с тобой вовсе не были любителями подобных развлечений). Были найденные на помойке картофельные шкорки, которые они с тётей Людой поджаривали, прилепив к стенки печки. И даже когда бабушка толкала вагонетки в шахте, а мама получала за неё зарплату, потому что бабушке самой было не вырваться, зарплаты этой мало на что хватало =- жили они вплоть джо маминого отъезда в Сибирь впроголодь. О Петергофе она даже не мечтала. А тут её кто-то из коллег надоумил - и вот мы тут. Тоже впятером - я, ты, мама, папа и бабушка. Взрослые в нарядной одежде - помнишь бабушкино зелёное платье с кружевным воротником?
И вот мы с папой бежим за мороженым, мама с бабушкой заболтались, а ты удрал от них на газон, и с тобой случился конфуз. И стоишь ты в мокрыхъ штанах (ты терпеть не мог, когда штаны мокрые) и весь в слезах. Подходим мы с папой и финская группа. Финны, глядя на тебя, радостно засмеялись. И был среди них один с огромным фотоаппаратом. Он тебя и щёлкнул. И остальные, у которых аппараты были не столь внушительные, тоже. Так что наверняка в каком-нибудь бархатном финском альбоме, посвящённом путешествиям, есть и твой выразительный портрет.
Потом мы ездили в Петергоф со всеми гостями. Мама очень его любила и старалась показать всем. Правда, другие петергофские парки оказались вне сферы её внимания, что мне даже несколько странно. С другой стороны, а что странного? В Александрии были руины и общежитие. Руин маман за свою жизнь навидалась, так что вряд ли её бы впечатлила Нижняя дача. А в Коттедже жили работники часового завода - вот бы посвятить этому периоду отдельный музей! Было бы очень круто. А в Ораниенбаумском парке мы бывали часто, о нём - отдельно, мы же туда даже с соседскими ребятишками усвистывали. Ага, я, присмотренная и тщательно бюдённая.
Вообще про наши поездки - отдельно, а про эту я пишу только потому, что она была первой на новом месте. Ничего подобного до этого дня я не видела - хотя Большой дворец был закрыт и задрапирован. В одном из маленьких музеев была выставка, что осталось от Петергофа после войны. Мне казалось, что прошло немыслимо много времени, а ничего не делается! Теперь-то я понимаю, что двадцать лет - это очень мало, и сделано было много. Особенно мне понравился Монплезир. Был момент, когда я несколько десятилетий не попадала в Петергоф. А когда попала и подошла к Монплезиру - у меня было ощущение возвращения домой… Не хило, да?
И ещё запомнился забор, куда можно было заглянуть в щёлочку. Там лежали разбитые львы. И мне было их очень жалко. Не могут с уверенностью сказать, что тогда произвело на меня большее впечатление - роскошный парк с фонтанами или вот эти несчастные больные львы. Казалось, участь их решена, никогда они не встанут. А вот восстановили же. И мы с тобой в этом убедились - то есть ты убедился, я-то их уже видела.
Ну вот. Потом был примерно месяц в школе. Отправили меня в очередной раз и в музыкалку - учила меня Наталья Николаевна Гайворонская. Но сделать из меня Гилельса или там Ванду Ландовскую е1 тоже не дали. Пришлось бросить. А вместо меня стала учиться Светка Большакова - я про неё уже писала.
В Лебяжьем я оказалась вычеркнута из жизни. Если бы я лежала в Сосновом Бору - может быть, ко мне пришёл бы кто-нибудь из ребят. Даже из старых друзей. А в Лебяжьем я никого не знала. Мне привезли мою куклу Олю, которую мы потом подстригли, за что получили нагоняй от бабушки. Родители регулярно возили мне книги. Были у меня и учебники, но я их все уже прочитала.
С теми детьми, которым разрешали вставать, занималась местная учительница. В другой палате. Поскольку мне вставать не разрешали, со мной не занимался никто, да это было и не нужно. Я учебники уже все прочитала, задачки решала влёт, а учить меня красиво писать было бесполезно. Где ты ничего не можешь - там ты не должен ничего хотеть. Зато я научилась читать иностранные буквы. Одна девочка училась в пятом классе, у неё был учебник немецкого языка, и я просто спрашивала её, какая буква что значит. Если бы у мамы нен было своих принципов относительно того, кем мы с тобой должны стать, она бы живенько сообразила, что к чему, и сдала бы меня учителю иностранного языка. Но она упорно видела меня инженером. И развидеть этого не могла.
Одну девочку запомнила - и потом выяснилось, что училась она в одном классе с моей подругой. Звали её Таня Чуева. Запомнила я её потому, что в Заозёрке в нашем классе училась Таня Чусова. А потом к нам же положили девочку из Соснового Бора. Звали её Света. Она окончит ту же школу, что и я, а потом много лет будет работать вместе с мамой. И у мамы будет бзик насчёт отношений между тобой и ею - такой же бзик, какой возникал у нее по поводу каждой представительницы противоположного пола, которая к тебе приближалась. Справедливости ради надо сказать, что она люто ненавидела всех парней, вне зависимости от возраста, которые осмеливались бросить на меня взгляд. Интересно, как она себе представляла время, когда мы вырастим? Какими видела наши семьи? У отца подобных забабахов не было. И к моим кавалерам, и к твоим барышням он относился совершенно равнодушно, пока маман его не заводила.
Что я тогда читала? Гайдара в количестве - был у нас стобой четырехтомник, помнишь? «Жака Отважного из Сент-Антуанского предместья» - мне эту книжку как раз подарили, и это оказалась любовь на многие годы. Какие-то более мелкие, не оставившие следа книги. И ещё я вязала кофточку для куклы Оли. Дать крючок в руки восьмилетней девочке тогда было можно. И ещё мне купили набор штампов с весёлыми человечками - помнишь таких персонажей из журнала «Весёлые картинки»? Я делала отпечатки, а потом мы всей палатой их раскрашивали. И ещё мне тогда подарили первый набор марок. И кляссер. И я могла их рассматривать очень долго. Пройдёт десять лет - и мои марки перейдут к тебе, потому что мне подарят гитару. А потом - к Владу, хотя часть и сейчас лежит у меня. Ну ничего, заберёт когда-нибудь. А пока что новые марки привозят мне пару раз в неделю. Родители на это не скупятся.