Восстановить забытые страницы
Статья моя про Виктора Того. А что, в самом деле? Мог бы еще жить да жить. Рассказывал он фантастически интересно - там внизу ссылка на наше же видео. А мы, бывало, как языками в электричке зацепимся - так два часа незаметно и пролетят.
Восстановить забытые страницы
12 декабря исполнилось бы 85 лет Виктору Того - писателю, журналисту, историку. Он вполне мог бы еще жить и радовать нас своим творчеством, но судьба распорядилась иначе. О нем многие помнят, еще живы его дети, близкие друзья и те, с кем жизнь его свела совсем ненадолго. И живы его книги.
Спорная история
История нашего края полна тайн. Ее периодически пытаются переписать просто потому, что Ижорская земля занимала очень уж выгодное стратегическое положение и во времена Новгородской республики, и в составе Швеции после Столбовского мира, и потом, когда в результате Северной войны она прочно вошла в состав России.
Пушкин написал свое знаменитое «на берегу пустынных волн» - и это стало основой мифа о том, что до Петра здесь никто не жил. И с корнями этого мифа вынуждены сейчас разбираться петербургские историки, которые сражаются за Охтинский мыс - археологический памятник мирового значения, переворачивающий представления об истории Санкт-Петербурга в частности и Невского края вообще.
Сейчас трудно себе такое представить, но еще в 80-е годы историческое название нашего края было под негласным запретом. Как-то, прочитав роман Алексея Толстого «Петр Первый», где главный герой все время ездит в какую-то Ингрию, я попыталась выяснить у учителей, где же находится это таинственное место. Никто не знал. Это бы можно было понять, если бы дело было где-нибудь в другом месте. Но нет, спрашивала я учителей одной из сосновоборских школ - то есть людей, учивших детей в самом что ни на есть центре этой территории. То ли правда не знали, то ли оберегали учеников от лишней информации. Дело-то в том, что в наших краях и история прошлого века полна противоречивых, неприятных, а порой и просто трагических событий. И это не только гражданская война или блокада.
Люди, приехавшие со всех концов страны строить современные промышленные предприятия и новый город, в основном не задумывались о том, что здесь происходило до них. Об этом вообще лучше было не думать, потому что история прошлого столетия вообще была тяжелой. Но были и местные жители - не очень многочисленные и довольно быстро растворившиеся в толпе приезжих. Впрочем, среди строителей и ученых нашлись люди, которые интересовались прошлым, так что образовалась компания краеведов, которая сделала очень много для сохранения исторической памяти - благо в те годы было еще с кем на эту тему поговорить, попросить фотографии, хотя и не все жители соседних деревень охотно рассказывали о прошлом.
Сын земли ижорской
Виктор Того - рассказывал. И чужие рассказы собирал, и книги издавал. Ижорский писатель, просветитель, краевед, историк, журналист - профессий у него было много. Познакомились мы с ним в электричке. Может быть, кто-нибудь из историков когда-нибудь возьмется исследовать роль четвертого вагона в культуре Санкт-Петербурга и окрестностей - очень уж интересные беседы там порой велись, причем довольно часто об истории и культуре. Именно об этом мы с Того и беседовали - случайные попутчики, за интересной беседой коротающие утомительную дорогу. Беседы стали повторяться, и я, наконец, нашла того, кто мне смог объяснить, где находится Ингрия и что мы вот сейчас именно по этой территории и едем.
Своей газеты в Сосновом Бору тогда еще не было. А с настоящими писателями я тогда знакома еще не была и уж точно ни с кем, чьи имена были напечатаны на обложках, не ездила просто так в электричке. Про книги я узнала потом. Виктор Петрович активно сотрудничал с нашей газетой, и в архивах «ТЕРА-студии» сохранилась запись передачи, где он рассказывает об истории нашего края.
Дорога в Борки
Что ж, давайте вспомним, что это был за человек. Родился он 12 декабря 1935 года в деревне Борки. В большинстве своем сосновоборцы даже и не знают, где это находится. А все очень просто. Садимся в маршрутку и едем в Лебяжье. Выходим у погранпоста, возвращаемся немного назад, к той дороге, которая уходит вверх от залива. Или же едем на электричке до платформы «Чайка» - оттуда выходим на ту же дорогу. Раньше там был указатель с надписью «Мемориал», он то появляется, то исчезает, так что ориентир это очень ненадежный. Но нам именно туда, по этой дороге вверх, до того места, где она раздваивается - правая отворотка ведет на знаменитый бывший аэродром, а нам - прямо.
Первое, что мы видим, войдя в деревню - именно знаменитый военный мемориал, где похоронены летчики-балтийцы. Там же есть памятник жителям деревни, погибшим в годы Великой Отечественной войны. А за этим памятником - вход на маленькое сельское кладбище, где могилу Виктора Того найти очень легко, там маленький семейный некрополь.
Но туда мы зайдем попозже, а пока - о самом Викторе Петровиче. Борки - старинная ижорская деревня. Это сейчас там в основном дачные участки, а до войны это была большая деревня, даже две - Большие и Малые Борки. Более полутора сотен дворов.
Относилась она то к Петергофскому уезду, то к Ораниенбаумскому району, который лишь в конце 40-х стал Ломоносовским - когда с карты Ленинградской области постарались убрать все немецкие названия, превратив Петергоф в Петродворец, Ораниенбаум - в Ломоносов, а Шлиссельбург - в Петрокрепость.
Судьба поколения
Петр Того работал в Петергофе, на бакелитовой фабрике, а потом - в Лебяжьем на железной дороге. Именно по этой причине он не попал на фронт - железная дорога была стратегическим объектом и тем, кто на ней работал, давали бронь.
Мать, Клавдия, занималась воспитанием детей. Осенью 1941 года она лежала в роддоме в Ленинграде. Это было самое начало блокады. И мать, и младенец заболели.
Семья оставалась в Борках. Казалось бы, в деревне должно было быть лучше, чем в большом городе. Однако те, кто остался на Ораниенбаумском плацдарме, испытали все тяготы двойной блокады. А на долю скромной ижорской семьи тягот выпало даже больше, чем другим. Дело в том, что ни отец, ни мать не были членами колхоза. Соответственно, и никаких прав, которыми обладали колхозники, не имели. В результате у них забрали всю заготовленную на зиму картошку. А те продукты, которые еще оставались после такой вот «продразверстки», украли - в Лебяжьем и других деревнях оказалось много беженцев, запасы же продовольствия были ограничены. Вот и выкручивались, кто как мог, порой даже за счет других.
Семья Того осталась без продуктов вообще. Начался самый настоящий голод. К весне сил не было уже ни у кого. Военные тяготы совпали с другими событиями.
Официально это называлось эвакуацией. Как-то раз, уже в нулевые, была в нашем Сосновоборском городском музее встреча, участники которой рассказывали о том времени. И один из слушателей спросил - так вас вывозили в тыл, а вы называете это репрессиями? Возник спор. Сейчас это понять трудно, но разница между эвакуацией и депортацией была существенная. Эвакуированным разрешили вернуться практически сразу после войны, депортированным, которых еще называли спецпереселенцами, выдавали особые паспорта и в родные края не пускали вплоть до 60-х годов. Семья Того относилась как раз к этой второй категории, и вернуться домой после окончания войны позволило то обстоятельство, что мать была русской.
Сначала депортированных переправили в Лисий Нос, а оттуда везли по железной дороге в незнакомые края. До конечной станции добрались не все - умер и один из братьев Виктора, навсегда остался на станции Шарья. Потом погиб отец. В Сибирь попали всего три члена этой когда-то большой семьи - Виктор, его мать Клавдия Васильевна и сестра Галя. Да и сам Виктор выжил чудом - его чуть было не постигла та же судьба, что и многих, вырвавшихся из блокады в более или менее сытые районы. Если бы не сосед-врач - не было бы ни «Лоцманского селения», ни сборников стихов, и многие страницы истории нашего края оказались бы прочно забыты.
В войну трудно было всем, но в Сибири - все же полегче, чем в местах, где шли бои. Мама работала в колхозе, затем - на местном рыбокомбинате. Жили они недалеко от Тюмени. Добытчиком пропитания был и Виктор, к тому времени он уже вырос и мог ловить рыбу и охотиться.
Возвращение
В 1944 году, когда блокада Ленинграда была снята, семья получила возможность вернуться в родные края. Посодействовал этому брат матери - прислал вызов и деньги на дорогу. Они вернулись, мать устроилась в арсенал, находившийся в Большой Ижоре (те, кому доводилось ездить на электричке в 70-80-е годы, прекрасно помнят эту территорию за колючей проволокой, где лежали мины, снаряды и другие интересные вещи). Потом мать Клавдия Васильевна работала в военном училище, а в последние годы - в лесничестве. Витя и Галя учились в школе, причем учились хорошо и отличались примерным поведением, но Виктор не очень охотно участвовал в общественной жизни. Впрочем, ему было не до общественных мероприятий - жить все равно было трудно, работала одна мать, так что охота и рыбалка, к которым он пристрастился в Сибири, были гораздо важнее. Да к тому же старшеклассникам за учебу приходилось платить вплоть до 60-х годов - об этом почему-то в последнее время стали забывать.
После школы были служба во флоте - точнее, оказался Того на форте «Красная Горка». Потом учился в ЛЭТИ, но не окончил.
Интересовало его многое. И профессий он опробовал немало - работал в научно-исследовательском институте, ходил в море, строил нефтепровод. Оказался в Коми, в Усинске где и попробовал себя в роли журналиста - и это оказалось его призванием. Работал на радио. Писал стихи и очерки. Его охотно печатали - а ведь в те годы пробиться в какой-нибудь альманах, вроде «Молодого Ленинграда» или «Дня поэзии», было очень трудно.
След в истории
В последние годы Виктор Того жил в Сосновом Бору. Точнее, между Сосновым Бором и Борками. Изучал историю родного края, писал стихи, печатался в местных газетах. Тогда же вышла его книга «Лоцманское селение» - ее стоило бы прочитать всем, кто интересуется краеведением. Посвящена она той части Лебяжьего, куда выходит дорога из Борков (и, кстати, сама дорога сложена из камней, которые до этого были использованы в строительстве пирса в Лоцманском селении).
Его 60-летие сосновоборцы праздновали в клубе Ленинградской атомной станции. Было много интересных гостей. И о многом можно было бы поговорить, но казалось, что впереди - уйма времени. А его почти что уже и не оставалось.
Зато остались книги, статьи и даже видеозапись передачи. Как говорил сам Того: потерявший родину плачет вечно. Он был одним из тех редких людей, кто никогда родину не терял, но всегда к ней возвращался. И родина его тоже терять не должна.
Ирина ПОЛЯКОВА
Фото из архива
Ссылка на видеозапись
https://www.youtube.com/watch?v=20ASAJYUcpM
Ну и безумно мною любимое Лоцманское селение
Еще об одной удивительной встрече там я как-нибудь после расскажу
Восстановить забытые страницы
12 декабря исполнилось бы 85 лет Виктору Того - писателю, журналисту, историку. Он вполне мог бы еще жить и радовать нас своим творчеством, но судьба распорядилась иначе. О нем многие помнят, еще живы его дети, близкие друзья и те, с кем жизнь его свела совсем ненадолго. И живы его книги.
Спорная история
История нашего края полна тайн. Ее периодически пытаются переписать просто потому, что Ижорская земля занимала очень уж выгодное стратегическое положение и во времена Новгородской республики, и в составе Швеции после Столбовского мира, и потом, когда в результате Северной войны она прочно вошла в состав России.
Пушкин написал свое знаменитое «на берегу пустынных волн» - и это стало основой мифа о том, что до Петра здесь никто не жил. И с корнями этого мифа вынуждены сейчас разбираться петербургские историки, которые сражаются за Охтинский мыс - археологический памятник мирового значения, переворачивающий представления об истории Санкт-Петербурга в частности и Невского края вообще.
Сейчас трудно себе такое представить, но еще в 80-е годы историческое название нашего края было под негласным запретом. Как-то, прочитав роман Алексея Толстого «Петр Первый», где главный герой все время ездит в какую-то Ингрию, я попыталась выяснить у учителей, где же находится это таинственное место. Никто не знал. Это бы можно было понять, если бы дело было где-нибудь в другом месте. Но нет, спрашивала я учителей одной из сосновоборских школ - то есть людей, учивших детей в самом что ни на есть центре этой территории. То ли правда не знали, то ли оберегали учеников от лишней информации. Дело-то в том, что в наших краях и история прошлого века полна противоречивых, неприятных, а порой и просто трагических событий. И это не только гражданская война или блокада.
Люди, приехавшие со всех концов страны строить современные промышленные предприятия и новый город, в основном не задумывались о том, что здесь происходило до них. Об этом вообще лучше было не думать, потому что история прошлого столетия вообще была тяжелой. Но были и местные жители - не очень многочисленные и довольно быстро растворившиеся в толпе приезжих. Впрочем, среди строителей и ученых нашлись люди, которые интересовались прошлым, так что образовалась компания краеведов, которая сделала очень много для сохранения исторической памяти - благо в те годы было еще с кем на эту тему поговорить, попросить фотографии, хотя и не все жители соседних деревень охотно рассказывали о прошлом.
Сын земли ижорской
Виктор Того - рассказывал. И чужие рассказы собирал, и книги издавал. Ижорский писатель, просветитель, краевед, историк, журналист - профессий у него было много. Познакомились мы с ним в электричке. Может быть, кто-нибудь из историков когда-нибудь возьмется исследовать роль четвертого вагона в культуре Санкт-Петербурга и окрестностей - очень уж интересные беседы там порой велись, причем довольно часто об истории и культуре. Именно об этом мы с Того и беседовали - случайные попутчики, за интересной беседой коротающие утомительную дорогу. Беседы стали повторяться, и я, наконец, нашла того, кто мне смог объяснить, где находится Ингрия и что мы вот сейчас именно по этой территории и едем.
Своей газеты в Сосновом Бору тогда еще не было. А с настоящими писателями я тогда знакома еще не была и уж точно ни с кем, чьи имена были напечатаны на обложках, не ездила просто так в электричке. Про книги я узнала потом. Виктор Петрович активно сотрудничал с нашей газетой, и в архивах «ТЕРА-студии» сохранилась запись передачи, где он рассказывает об истории нашего края.
Дорога в Борки
Что ж, давайте вспомним, что это был за человек. Родился он 12 декабря 1935 года в деревне Борки. В большинстве своем сосновоборцы даже и не знают, где это находится. А все очень просто. Садимся в маршрутку и едем в Лебяжье. Выходим у погранпоста, возвращаемся немного назад, к той дороге, которая уходит вверх от залива. Или же едем на электричке до платформы «Чайка» - оттуда выходим на ту же дорогу. Раньше там был указатель с надписью «Мемориал», он то появляется, то исчезает, так что ориентир это очень ненадежный. Но нам именно туда, по этой дороге вверх, до того места, где она раздваивается - правая отворотка ведет на знаменитый бывший аэродром, а нам - прямо.
Первое, что мы видим, войдя в деревню - именно знаменитый военный мемориал, где похоронены летчики-балтийцы. Там же есть памятник жителям деревни, погибшим в годы Великой Отечественной войны. А за этим памятником - вход на маленькое сельское кладбище, где могилу Виктора Того найти очень легко, там маленький семейный некрополь.
Но туда мы зайдем попозже, а пока - о самом Викторе Петровиче. Борки - старинная ижорская деревня. Это сейчас там в основном дачные участки, а до войны это была большая деревня, даже две - Большие и Малые Борки. Более полутора сотен дворов.
Относилась она то к Петергофскому уезду, то к Ораниенбаумскому району, который лишь в конце 40-х стал Ломоносовским - когда с карты Ленинградской области постарались убрать все немецкие названия, превратив Петергоф в Петродворец, Ораниенбаум - в Ломоносов, а Шлиссельбург - в Петрокрепость.
Судьба поколения
Петр Того работал в Петергофе, на бакелитовой фабрике, а потом - в Лебяжьем на железной дороге. Именно по этой причине он не попал на фронт - железная дорога была стратегическим объектом и тем, кто на ней работал, давали бронь.
Мать, Клавдия, занималась воспитанием детей. Осенью 1941 года она лежала в роддоме в Ленинграде. Это было самое начало блокады. И мать, и младенец заболели.
Семья оставалась в Борках. Казалось бы, в деревне должно было быть лучше, чем в большом городе. Однако те, кто остался на Ораниенбаумском плацдарме, испытали все тяготы двойной блокады. А на долю скромной ижорской семьи тягот выпало даже больше, чем другим. Дело в том, что ни отец, ни мать не были членами колхоза. Соответственно, и никаких прав, которыми обладали колхозники, не имели. В результате у них забрали всю заготовленную на зиму картошку. А те продукты, которые еще оставались после такой вот «продразверстки», украли - в Лебяжьем и других деревнях оказалось много беженцев, запасы же продовольствия были ограничены. Вот и выкручивались, кто как мог, порой даже за счет других.
Семья Того осталась без продуктов вообще. Начался самый настоящий голод. К весне сил не было уже ни у кого. Военные тяготы совпали с другими событиями.
Официально это называлось эвакуацией. Как-то раз, уже в нулевые, была в нашем Сосновоборском городском музее встреча, участники которой рассказывали о том времени. И один из слушателей спросил - так вас вывозили в тыл, а вы называете это репрессиями? Возник спор. Сейчас это понять трудно, но разница между эвакуацией и депортацией была существенная. Эвакуированным разрешили вернуться практически сразу после войны, депортированным, которых еще называли спецпереселенцами, выдавали особые паспорта и в родные края не пускали вплоть до 60-х годов. Семья Того относилась как раз к этой второй категории, и вернуться домой после окончания войны позволило то обстоятельство, что мать была русской.
Сначала депортированных переправили в Лисий Нос, а оттуда везли по железной дороге в незнакомые края. До конечной станции добрались не все - умер и один из братьев Виктора, навсегда остался на станции Шарья. Потом погиб отец. В Сибирь попали всего три члена этой когда-то большой семьи - Виктор, его мать Клавдия Васильевна и сестра Галя. Да и сам Виктор выжил чудом - его чуть было не постигла та же судьба, что и многих, вырвавшихся из блокады в более или менее сытые районы. Если бы не сосед-врач - не было бы ни «Лоцманского селения», ни сборников стихов, и многие страницы истории нашего края оказались бы прочно забыты.
В войну трудно было всем, но в Сибири - все же полегче, чем в местах, где шли бои. Мама работала в колхозе, затем - на местном рыбокомбинате. Жили они недалеко от Тюмени. Добытчиком пропитания был и Виктор, к тому времени он уже вырос и мог ловить рыбу и охотиться.
Возвращение
В 1944 году, когда блокада Ленинграда была снята, семья получила возможность вернуться в родные края. Посодействовал этому брат матери - прислал вызов и деньги на дорогу. Они вернулись, мать устроилась в арсенал, находившийся в Большой Ижоре (те, кому доводилось ездить на электричке в 70-80-е годы, прекрасно помнят эту территорию за колючей проволокой, где лежали мины, снаряды и другие интересные вещи). Потом мать Клавдия Васильевна работала в военном училище, а в последние годы - в лесничестве. Витя и Галя учились в школе, причем учились хорошо и отличались примерным поведением, но Виктор не очень охотно участвовал в общественной жизни. Впрочем, ему было не до общественных мероприятий - жить все равно было трудно, работала одна мать, так что охота и рыбалка, к которым он пристрастился в Сибири, были гораздо важнее. Да к тому же старшеклассникам за учебу приходилось платить вплоть до 60-х годов - об этом почему-то в последнее время стали забывать.
После школы были служба во флоте - точнее, оказался Того на форте «Красная Горка». Потом учился в ЛЭТИ, но не окончил.
Интересовало его многое. И профессий он опробовал немало - работал в научно-исследовательском институте, ходил в море, строил нефтепровод. Оказался в Коми, в Усинске где и попробовал себя в роли журналиста - и это оказалось его призванием. Работал на радио. Писал стихи и очерки. Его охотно печатали - а ведь в те годы пробиться в какой-нибудь альманах, вроде «Молодого Ленинграда» или «Дня поэзии», было очень трудно.
След в истории
В последние годы Виктор Того жил в Сосновом Бору. Точнее, между Сосновым Бором и Борками. Изучал историю родного края, писал стихи, печатался в местных газетах. Тогда же вышла его книга «Лоцманское селение» - ее стоило бы прочитать всем, кто интересуется краеведением. Посвящена она той части Лебяжьего, куда выходит дорога из Борков (и, кстати, сама дорога сложена из камней, которые до этого были использованы в строительстве пирса в Лоцманском селении).
Его 60-летие сосновоборцы праздновали в клубе Ленинградской атомной станции. Было много интересных гостей. И о многом можно было бы поговорить, но казалось, что впереди - уйма времени. А его почти что уже и не оставалось.
Зато остались книги, статьи и даже видеозапись передачи. Как говорил сам Того: потерявший родину плачет вечно. Он был одним из тех редких людей, кто никогда родину не терял, но всегда к ней возвращался. И родина его тоже терять не должна.
Ирина ПОЛЯКОВА
Фото из архива
Ссылка на видеозапись
https://www.youtube.com/watch?v=20ASAJYUcpM
Ну и безумно мною любимое Лоцманское селение
Еще об одной удивительной встрече там я как-нибудь после расскажу