Однако, предварительный этап закончен
Бланик перевела в черновике и даже малость перелопатила. Это чтоб с чистой уже совестью заниматься Красинским. Но не уверена, что данный вариант - окончательный, хотя он существенно ближе к оригиналу, нежели черновики. Но поскольку это не для книжки пока что - то и спешки никакой нет.Почему пришлось лопатить - так потому, что ворона и в самом начале один важный момент упустила. Ну бывает.
Итак, чешский аноним времен второй мировой войны - чувствуется рука поэта уровня Сейферта, но не доказано. Мне все же приятно думать, что это он. Я вообще его очень люблю.
БЛАНИК
I
Безмолвие над чешскими горами,
Безмолвие, что тверже твердых скал.
Сегодня не дурманит слово в драме,
Сегодня всяк, кто лег на землю - встал.
Страну, где только золото в почете,
Пленит скорей монет фальшивых звон.
Дитя, что тянет руки к позолоте -
Дитя несчастья, скорбный Фаэтон!
Где правит Бог убийства - край в печали,
Всю гордую страну окутал бред.
Там, где прогресса одного желали.
Люд скорбен, если бред сомкнул свой круг,
Ошибки их - причина общих бед.
Молчанье - стон невысказанных мук.
II
Молчанье - стон невысказанных мук -
Над Чехией, где бойня, голод, раны.
Где в полдень страх накатывает вдруг.
Земля дрожит - поруганная панна
Обнажена, ей - ничего не скрыть.
Избитая, из-под кнута тирана
Глядит на дом, где доводилось жить,
Не веря, что была когда-то панной.
О чем жалеть, не ведает она,
Не помнит древней чести, славной доли,
Величию былому не верна.
И крик тупой смешался со слезами
Не взять ее из тягостной неволи
Страданья, пепел, горе, кровь и пламя
III
Страданье, пепел, горе, кровь и пламя,
След "мертвой головы", что смерть несет
И сок весь выпивает, гадит в храме
И к власти притащила всякий сброд.
И тополя чернеют, как знамена
Над эшафотом. Лживый барабан
Не скроет правды дробью похоронной,
И никого не увлечет обман.
Людская радость спит, и радость трав.
Боль жизни в том, что смерть быстра без меры.
Из мрака выползает Болеслав,
Крадется к храму. Брату он не друг.
Тих колокол. Хранит безмолвье вера.
Но слышится тревожный сердца стук.
IV
Но слышится тревожный сердца стук.
Сломали сердце ложь и зов неверный,-
Его раздора поразил недуг
В глубокой бездне, в гордости безмерной.
Без Бога это сердце зло и сиро,
Не разум освещает путь его.
Но сердце бьется. В том - граница мира,
Великой фальши, кривды торжество!
Средь лепестков белейших роз мечтало
Оно стонать и плакать в сладком сне,
Не замечая тьмы, что вдруг настала.
Черна гора от дыма. Но достоин
Грозы ответ, что зреет в глубине.
И Бланик словно бури ждет - спокоен
V
И Бланик словно бури ждет - спокоен,
Пусть твердь земная рвется там и тут.
Бьют молнии, и в глубине пробоин
Твердейшее ядро они найдут.
Своим секретам Бланик страж и кладам,
По звездам он ведет столетьям счет.
Конем свободным мчится время рядом,
И год похож на вечность, день - на год.
Он ждет, когда раздастся трубный глас,
И ждет он, погрузившись в размышленье,
Дня, что прийти способен только раз.
Зима и лето свой являют лик -
Он бойню переждет, погостов тленье,
Он - неподвластный времени старик.
VI
Он - неподвластный времени старик,
Свой знает час. За горизонтом века
Закваску ставит страшную - родник
Вскипит, взбурлит и превратится в реку.
В кровавый дым бросает Бланик взгляд,
Где тлеет вся страна багряным прахом,
В боях она проходит через ад,
В грядущее глядит с великим страхом.
И мудрецы все, преклонив колена,
Словами покаянного псалма
Взывают к милосердию смиренно.
Кто смотрит в ночь, чей разум не расстроен -
Не смежил веки, не сошел с ума
В сраженьях тяжелейших мудрый воин.
VII
В сраженьях тяжелейших - мудрый воин,
Не причиняя боли, ранит он.
И тот, кто милосердья удостоен -
Забыл страданья, погрузившись в сон,
И маска смерти лик его сжимает.
И князь святой, на раны бросив взгляд,
Обрубки душ с любовью обнимает,
С их жалобой у Бланиковых врат.
Сегодня Бога молит лишь калека
Показывает струпья и стигматы.
Бесправие, неправда - символ века,
Лишь небу клич свой Бланик шлет, велик,
Как людям посылал его когда-то.
Молчит он, слыша человечий крик.
VIII
Молчит он, слыша человечий крик.
Могучий Бланик, что набычил скалы,
Лес ощетинил тьмою острых пик,
Отбросил сон и мглу, что облекала.
Что там увертки, ложь, паучий род,
Что - дипломаты, клевета, наветы,
Красильщики, что мутят ясность вод,
И светлячки под чистой маской света?
К чему обман - мол, прогремели горы,
Что примиренье больше невозможно?
Лишь кровь избавит от голодомора,
И даст страдальцам позабыть былое...
Гранитную главу подняв тревожно,
Он замер, весь окутан белой мглою,
IX
Он замер, весь окутан белой мглою,
Мглу - ветер рвал на холст для похорон,
Здесь тучи собираются. В их слое -
сто миллионов слез со всех сторон.
Невеста, расставаясь с тем, что свято,
Фату стирает сточною водой,
А женщина - горда своей утратой,
Старушка - головой качнет седой.
Здесь черствый хлеб, сплошь солью слез покрыт,
И клюв беззвучно открывает птица,
Как призрак-совесть, затаенный стыд.
Пусть вечный страх принес свои дары -
Былая вера в людях возродится,
Там, где врата закрыты до поры.
X
Там, где врата закрыты до поры.
Дружина ждет и спит, под сводом скрыта.
Спят кони их, мечи и топоры,
И мягки троны темного гранита.
Доспехов быстрый блеск средь темноты,
А лампы - бронза с золотом нетленным,
Звенят металлом крепкие щиты,
И пламя киноварью бьет по стенам.
К рассвету ночь плетется вековая,
Певец зари пока что крепко спит.
И вздох летит, ворот не открывая,
сил не хватает сладить с волей злою,
Час не настал, - отчаянье хрипит.
Дружина спит под крепкою скалою.
XI
Дружина спит под крепкою скалою
И к лебедю, что песнь свою ведет,
На тризну воронье летит стрелою.
Безумец лишь рассвета нынче ждет.
И горький пепел давит все, что жило,
Он покрывает мертвецов и хлеб.
Куст нежных роз - щебенка задушила,
Где был росток - торчит углами склеп.
Ты знаешь край, где не цветут лимоны?
Ты видел ту страну, где мог быть рай?
Кто виноват, что вместо счастья - стоны?.
Прими вину. Грехи все скажут сами.
Прими, что грех привел нас в скорбный край.
Но белый конь застыл меж стременами.
XII
Но белый конь застыл меж стременами,
Копытом камень бьет, вздымая прах,
Вкус крови ощущает он губами,
И запах ветра чует он в ноздрях.
Ему атака снится в час привала,
И ржаньем подает он добрый знак.
Труба зовет, и от ее сигнала
Вскипает кровь, и сердце - что кулак.
Он видит сон, как в грозный бой ведет
Других коней, что жаждут пробужденья,
Он видит, что спокойно ждет народ,
Как рыцари рванутся в бой, быстры,
И жадное исчезнет привиденье.
Копытом бьет и ржет внутри горы.
XIII
Копытом бьет и ржет внутри горы -
Конь будит всех, кто знакам внемлет мудрым.
Цветы готовь, одежды и дары,
Едва погаснут звезды бледным утром,
Шелка стихают в серебре подков.
Встань со свечой в молитве терпеливой,
Уйдут эскадры злобных облаков,
Их, праздные, влекут ветров порывы.
О смерти забывает сердце свято,
И скажет завтра или же потом,
Ни грех ему неведом, ни расплата.
Вот Иисус пред райскими Вратами,
Потом - Страстная пятница с крестом...
Придите, князь, и оставайтесь с нами!
XIV
Спешите, князь, и оставайтесь с нами!
Мы - будущее, смерть запрещена!
Люд беззащитный видит это знамя,
Народ ваш падший, бедная страна!
Антихрист мертв - со взором помутнелым,
И правда, словно масло, на волне.
С неправды маску рвет движеньем смелым
Рука стальная в грозной тишине.
О виноделы, нынче ваше время!
В страданье пресса - сок из ягод, хлынь!
По-братски солнце делится со всеми.
Глаза прикройте... Ветер ваш - и с вами,
И радость - словно вероники синь!
Безмолвие нед чешскими горами.
XV
Безмолвие над чешскими горами
Молчанье - стон невысказанных мук.
Страданья, пепел, горе, кровь и пламя
Но слышится тревожный сердца стук.
И Бланик словно бури ждет - спокоен
Он - неподвластный времени старик,
В сраженьях тяжелейших - мудрый воин,
Молчит он, слыша человечий крик.
Он замер, весь окутан белой мглою,
Там, где врата закрыты до поры,
Дружина спит под крепкою скалою.
Но белый конь застыл меж стременами. ,
Копытом бьет и ржет внутри горы,
Спешите, князь, и оставайтесь с нами!
Итак, чешский аноним времен второй мировой войны - чувствуется рука поэта уровня Сейферта, но не доказано. Мне все же приятно думать, что это он. Я вообще его очень люблю.
БЛАНИК
I
Безмолвие над чешскими горами,
Безмолвие, что тверже твердых скал.
Сегодня не дурманит слово в драме,
Сегодня всяк, кто лег на землю - встал.
Страну, где только золото в почете,
Пленит скорей монет фальшивых звон.
Дитя, что тянет руки к позолоте -
Дитя несчастья, скорбный Фаэтон!
Где правит Бог убийства - край в печали,
Всю гордую страну окутал бред.
Там, где прогресса одного желали.
Люд скорбен, если бред сомкнул свой круг,
Ошибки их - причина общих бед.
Молчанье - стон невысказанных мук.
II
Молчанье - стон невысказанных мук -
Над Чехией, где бойня, голод, раны.
Где в полдень страх накатывает вдруг.
Земля дрожит - поруганная панна
Обнажена, ей - ничего не скрыть.
Избитая, из-под кнута тирана
Глядит на дом, где доводилось жить,
Не веря, что была когда-то панной.
О чем жалеть, не ведает она,
Не помнит древней чести, славной доли,
Величию былому не верна.
И крик тупой смешался со слезами
Не взять ее из тягостной неволи
Страданья, пепел, горе, кровь и пламя
III
Страданье, пепел, горе, кровь и пламя,
След "мертвой головы", что смерть несет
И сок весь выпивает, гадит в храме
И к власти притащила всякий сброд.
И тополя чернеют, как знамена
Над эшафотом. Лживый барабан
Не скроет правды дробью похоронной,
И никого не увлечет обман.
Людская радость спит, и радость трав.
Боль жизни в том, что смерть быстра без меры.
Из мрака выползает Болеслав,
Крадется к храму. Брату он не друг.
Тих колокол. Хранит безмолвье вера.
Но слышится тревожный сердца стук.
IV
Но слышится тревожный сердца стук.
Сломали сердце ложь и зов неверный,-
Его раздора поразил недуг
В глубокой бездне, в гордости безмерной.
Без Бога это сердце зло и сиро,
Не разум освещает путь его.
Но сердце бьется. В том - граница мира,
Великой фальши, кривды торжество!
Средь лепестков белейших роз мечтало
Оно стонать и плакать в сладком сне,
Не замечая тьмы, что вдруг настала.
Черна гора от дыма. Но достоин
Грозы ответ, что зреет в глубине.
И Бланик словно бури ждет - спокоен
V
И Бланик словно бури ждет - спокоен,
Пусть твердь земная рвется там и тут.
Бьют молнии, и в глубине пробоин
Твердейшее ядро они найдут.
Своим секретам Бланик страж и кладам,
По звездам он ведет столетьям счет.
Конем свободным мчится время рядом,
И год похож на вечность, день - на год.
Он ждет, когда раздастся трубный глас,
И ждет он, погрузившись в размышленье,
Дня, что прийти способен только раз.
Зима и лето свой являют лик -
Он бойню переждет, погостов тленье,
Он - неподвластный времени старик.
VI
Он - неподвластный времени старик,
Свой знает час. За горизонтом века
Закваску ставит страшную - родник
Вскипит, взбурлит и превратится в реку.
В кровавый дым бросает Бланик взгляд,
Где тлеет вся страна багряным прахом,
В боях она проходит через ад,
В грядущее глядит с великим страхом.
И мудрецы все, преклонив колена,
Словами покаянного псалма
Взывают к милосердию смиренно.
Кто смотрит в ночь, чей разум не расстроен -
Не смежил веки, не сошел с ума
В сраженьях тяжелейших мудрый воин.
VII
В сраженьях тяжелейших - мудрый воин,
Не причиняя боли, ранит он.
И тот, кто милосердья удостоен -
Забыл страданья, погрузившись в сон,
И маска смерти лик его сжимает.
И князь святой, на раны бросив взгляд,
Обрубки душ с любовью обнимает,
С их жалобой у Бланиковых врат.
Сегодня Бога молит лишь калека
Показывает струпья и стигматы.
Бесправие, неправда - символ века,
Лишь небу клич свой Бланик шлет, велик,
Как людям посылал его когда-то.
Молчит он, слыша человечий крик.
VIII
Молчит он, слыша человечий крик.
Могучий Бланик, что набычил скалы,
Лес ощетинил тьмою острых пик,
Отбросил сон и мглу, что облекала.
Что там увертки, ложь, паучий род,
Что - дипломаты, клевета, наветы,
Красильщики, что мутят ясность вод,
И светлячки под чистой маской света?
К чему обман - мол, прогремели горы,
Что примиренье больше невозможно?
Лишь кровь избавит от голодомора,
И даст страдальцам позабыть былое...
Гранитную главу подняв тревожно,
Он замер, весь окутан белой мглою,
IX
Он замер, весь окутан белой мглою,
Мглу - ветер рвал на холст для похорон,
Здесь тучи собираются. В их слое -
сто миллионов слез со всех сторон.
Невеста, расставаясь с тем, что свято,
Фату стирает сточною водой,
А женщина - горда своей утратой,
Старушка - головой качнет седой.
Здесь черствый хлеб, сплошь солью слез покрыт,
И клюв беззвучно открывает птица,
Как призрак-совесть, затаенный стыд.
Пусть вечный страх принес свои дары -
Былая вера в людях возродится,
Там, где врата закрыты до поры.
X
Там, где врата закрыты до поры.
Дружина ждет и спит, под сводом скрыта.
Спят кони их, мечи и топоры,
И мягки троны темного гранита.
Доспехов быстрый блеск средь темноты,
А лампы - бронза с золотом нетленным,
Звенят металлом крепкие щиты,
И пламя киноварью бьет по стенам.
К рассвету ночь плетется вековая,
Певец зари пока что крепко спит.
И вздох летит, ворот не открывая,
сил не хватает сладить с волей злою,
Час не настал, - отчаянье хрипит.
Дружина спит под крепкою скалою.
XI
Дружина спит под крепкою скалою
И к лебедю, что песнь свою ведет,
На тризну воронье летит стрелою.
Безумец лишь рассвета нынче ждет.
И горький пепел давит все, что жило,
Он покрывает мертвецов и хлеб.
Куст нежных роз - щебенка задушила,
Где был росток - торчит углами склеп.
Ты знаешь край, где не цветут лимоны?
Ты видел ту страну, где мог быть рай?
Кто виноват, что вместо счастья - стоны?.
Прими вину. Грехи все скажут сами.
Прими, что грех привел нас в скорбный край.
Но белый конь застыл меж стременами.
XII
Но белый конь застыл меж стременами,
Копытом камень бьет, вздымая прах,
Вкус крови ощущает он губами,
И запах ветра чует он в ноздрях.
Ему атака снится в час привала,
И ржаньем подает он добрый знак.
Труба зовет, и от ее сигнала
Вскипает кровь, и сердце - что кулак.
Он видит сон, как в грозный бой ведет
Других коней, что жаждут пробужденья,
Он видит, что спокойно ждет народ,
Как рыцари рванутся в бой, быстры,
И жадное исчезнет привиденье.
Копытом бьет и ржет внутри горы.
XIII
Копытом бьет и ржет внутри горы -
Конь будит всех, кто знакам внемлет мудрым.
Цветы готовь, одежды и дары,
Едва погаснут звезды бледным утром,
Шелка стихают в серебре подков.
Встань со свечой в молитве терпеливой,
Уйдут эскадры злобных облаков,
Их, праздные, влекут ветров порывы.
О смерти забывает сердце свято,
И скажет завтра или же потом,
Ни грех ему неведом, ни расплата.
Вот Иисус пред райскими Вратами,
Потом - Страстная пятница с крестом...
Придите, князь, и оставайтесь с нами!
XIV
Спешите, князь, и оставайтесь с нами!
Мы - будущее, смерть запрещена!
Люд беззащитный видит это знамя,
Народ ваш падший, бедная страна!
Антихрист мертв - со взором помутнелым,
И правда, словно масло, на волне.
С неправды маску рвет движеньем смелым
Рука стальная в грозной тишине.
О виноделы, нынче ваше время!
В страданье пресса - сок из ягод, хлынь!
По-братски солнце делится со всеми.
Глаза прикройте... Ветер ваш - и с вами,
И радость - словно вероники синь!
Безмолвие нед чешскими горами.
XV
Безмолвие над чешскими горами
Молчанье - стон невысказанных мук.
Страданья, пепел, горе, кровь и пламя
Но слышится тревожный сердца стук.
И Бланик словно бури ждет - спокоен
Он - неподвластный времени старик,
В сраженьях тяжелейших - мудрый воин,
Молчит он, слыша человечий крик.
Он замер, весь окутан белой мглою,
Там, где врата закрыты до поры,
Дружина спит под крепкою скалою.
Но белый конь застыл меж стременами. ,
Копытом бьет и ржет внутри горы,
Спешите, князь, и оставайтесь с нами!