Венеция притягательна. Своей уникальностью. Мой друг художник боготворит Венецию, видит в ней живительный, ни с чем не сравнимый родник вдохновения.
В ветшающих дворцах, осыпающейся штукатурке, выветриваемых кирпичах действительно есть какая-то поэзия - одновременно и кокетства, и потёртости. Как в модных джинсах с нарочито драными коленями.
Дворцы и каналы, дома, обступившие изъезженные натруженные водные рукава - всё это действительно неповторимо. Тесная группа стрельчатых окон на фасаде - узнаваемый фирменный стиль. Разнообразие масок в витринах обещает праздник и загадку.
Но я хожу в потеющей толпе под палящим солнцем и остро чувствую, что город-то был создан для другого. Многие столетия эти улицы, эти каналы разогревала совсем другая кровь, другие пружины приводили в движение городскую жизнь.
Могущественная республика ворочала огромными деньгами, сталкивалась интересами с другими сильными игроками, отчего вспыхивали войны в разных краях. По гранитным набережным столицы ходили богатые купцы-тяжеловесы, командоры флотилий, хитроумные политики. За стенами домов плелись интриги и кипели страсти. Кто-то рвался наверх, кого-то оттирали в сторону. В балах и карнавалах бился частый пульс живого города - составлялись партии, заводились знакомства, затевались сделки.
Нынешний турист об этом мало задумывается. Ему кажется, что, вот, есть каналы, есть горбатые мостики - всё на месте, я в Венеции.
А между тем это совсем другой город. Конечно, в нём никогда не было столько людей. Он выглядит оживлённым, может, даже более оживлённым, чем раньше. Но всё это пустое суматошное оживление наносной пены. Приливы и отливы пришлой толпы, чужой этим стенам, мостикам и набережным. Периодически море наступает и подтапливает город, но гораздо заметней он наводнён людьми. Сложную паутину внутренних связей заменила однородная в своей пестроте волна праздного люда. Бегло скользит она взглядами по опустевшим домам, в старческом полусне забывающим своё былое великолепие.
Венеция сегодня - пустая скорлупа самой себя бывшей когда-то. Город потерял свою функциональность. То есть, взамен старой он приобрёл некую новую. Но эта новая - музейная, во многом бутафорская. Театральная декорация снятой с репертуара постановки. Населённая рабочими сцены, буфетчиками и половыми, нужными для поддержания фанерной конструкции в более или менее пристойном виде, годном для показа любопытствующим экскурсантам.
Видно, что совсем не те тут уже крутятся деньги. Думаю, богатый купец, бизнес-магнат середины прошлого тысячелетия или какой-нибудь значительный вельможа не допустил бы, чтобы его дом имел пошарпанный вид с рассохшимися ставнями на окнах, облупившейся краской и крошащимся кирпичом.
Для туристов это привычно - для них весь мир - театральная декорация. И, наверное, большинство не чувствует диссонанса. Есть много древностей на свете. Какие-нибудь руины трескаются и рассыпаются, устало признав, что их время давно утекло. А Венеция, вроде бы претендует на живость, на неувядаемость, на вечную оригинальность.
Туризм - относительно новое явление. Люди стали подвижны, носятся за впечатлениями по всему шарику, заполняют праздной толпой улицы всех чем-то мало-мальски знаменитых городов. Но есть города, где под слоем туристической пены циркулирует активная жизнь, куётся политика, делаются дела. Продолжают жить собственной, особой от туристов жизнью Лондон, Париж, Нью-Йорк.
А Венеция от этого всего свободна - только гондолы, только фонарики, замшелые сваи, жёлто-красные флаги со львами. Милая старушечья красота увядания. Ей можно было бы проникнуться и даже насладиться. Если бы не толпа.