De rien
Ближе к концу занятий она мимоходом спросила, не может ли он подбросить её до метро. Он, конечно же, с готовностью пообещал. Выходя, они нашли друг друга глазами, он кивнул и повёл её к машине. Услуга так услуга - открыл для неё пассажирскую дверь, краем глаза проследил, как скользнула нога в матовой туфле, и мягко прихлопнул дверь за ней.
Поехали молча. Не то, что бы руление занимало всё внимание. Вполне оставалось для дорожной болтовни. И она, очевидно, ждала, что он заговорит. Мужчины всегда заговаривают с женщинами, которых подвозят. Она была к этому готова, приблизительно зная куда пойдёт разговор, какого сорта будет эта игра в словесный пинг-понг. Ничего страшного, но придётся напрячься, подержать оборону. Потому что это никак не дружеская беседа, это именно борьба двух самолюбий. Не так давно она его отшила и ожидала с его стороны реванша.
Он молчал. Ну и хорошо. Пусть соберётся с мыслями, даст ей передышку. Трудная у него задача. После такой решительной размолвки козырей-то, поди, нет. Удиви меня.
Что-то никак не соберётся, в ступоре что ли? Мучительно выбирает тему по-нейтральней, чтобы подкатить издалека? Пауза затянулась так, что, даже не придумав ничего умного, прилично было бы уже ляпнуть хоть что-то, первое попавшееся. Но он молчал. Машина цокала поворотниками, меняла полосы, кланялась красным светофорам. А в салоне, если что и двигалось, то только время. Она рассеянно смотрела по сторонам, перескакивая взглядом по проносившимся мимо домам, он сосредоточенно рулил.
И вдруг ей стало ослепительно ясно, что он вовсе и не пытается лихорадочно придумать начало разговора. Он просто молчит. Спокойно и неопределённо. Не хочет ни производить впечатление, ни играть роль, ни даже просто соблюдать светскую вежливость. Так, как будто она перестала быть женщиной, которой хочется добиваться. Которой он добивался раньше. А теперь она превратилась в постороннего человека или даже в ненужный предмет. Понятно, он уязвлён, может даже очень обижен, но как же вежливость? Так нечестно. Нарушение правил игры.
Ах вот так вот? В порыве его наказать она решительно отвернулась к окну. Просидев так пару кварталов, поняла, что это глупо и не работает. Привыкшая к поклонникам, она хорошо знала, что игнор - страшнейшее наказание, после которого они с виноватым видом приползают выпрашивать милостыню. Но он опередил, уже включив игнор против неё, и её удар пришёлся в пустоту.
Посеялся мелкий дождь, капли стелились по стеклу, прорисовывая изломанные дорожки. Хмуро висевшая тишина зашершавела дождевым шелестом, прошаркалась механическими кивками дворников. Вроде бы даже ослабло напряжение - невнятный торопливый шёпот дождика склеил два молчания и создал иллюзию диалога.
Раз все молчат, дождик набрался смелости и затараторил понастойчивее. Вдоль порёбриков понеслись потоки, из-под колёс русалочьими хвостами вставали и опадали водяные веера.
Она вдруг осознала, что от парковки до метро ей придётся скакать без зонтика сквозь ливень. В станцию войдёт мокрая курица с сочащимися щупальцами вместо причёски, потёкшей косметикой и противно скользкими изнутри туфлями. А он ещё, может, помедлит уехать, будет из сухой машины наблюдать за её неуклюжими плюханиями по лужам.
Занавешенные дождём выплыли слева жидкие, стекающие на асфальт огни вестибюля метро. Следуя развороту машины, широко перетекли направо. Машина остановилась, прислушиваясь к барабанящим по железной спине струям.
Она помедлила, собираясь с духом, готовясь к неизбежному.
- Сиди.
Ей потребовалось время, чтобы осознать, что вот, прозвучало первое за всю поездку слово. Слово, которое она сначала готовилась принять в штыки, потом ждала, потом перестала ждать. Осознать, что это слово значит, и как она должна на него реагировать. Пока она всё это переваривала, он успел выйти под дождь, хлопнуть над собой большим зонтом, открыть ей дверь, зонтом заслонив от ливня выход для неё.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но вставить что-либо в грохот водяных потоков и барабанную дробь капель по тугой ткани зонта было нереально. Поэтому она просто выскочила, ухватилась за его локоть, и они поторопились под козырёк вестибюля. Там можно было убавить спешку. Ноги всё-таки отсырели, но платье и волосы остались сухими, так что ничего. Тут стоял гомон, усиливаемый гулкостью сводчатого потолка, но уже можно было говорить, не стараясь перекричать стихию.
- Merci.
Она знала, что сейчас он скажет ‘de rien’. Он часто отвечал так на выражения благодарности в письмах, но она никогда не слышала от него этого вживую. Интересно, каково его французское произношение?
- De rien.
Не идеально, но и без дикого русского акцента. Вполне сносно. Всё-таки он предсказуем, как и все мужчины. Она улыбнулась своей наиболее загадочной и неотразимой улыбкой, стыдливо опустив и прикрыв ресницами глаза. А когда их опять подняла, его уже не было.
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/180437.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.
Поехали молча. Не то, что бы руление занимало всё внимание. Вполне оставалось для дорожной болтовни. И она, очевидно, ждала, что он заговорит. Мужчины всегда заговаривают с женщинами, которых подвозят. Она была к этому готова, приблизительно зная куда пойдёт разговор, какого сорта будет эта игра в словесный пинг-понг. Ничего страшного, но придётся напрячься, подержать оборону. Потому что это никак не дружеская беседа, это именно борьба двух самолюбий. Не так давно она его отшила и ожидала с его стороны реванша.
Он молчал. Ну и хорошо. Пусть соберётся с мыслями, даст ей передышку. Трудная у него задача. После такой решительной размолвки козырей-то, поди, нет. Удиви меня.
Что-то никак не соберётся, в ступоре что ли? Мучительно выбирает тему по-нейтральней, чтобы подкатить издалека? Пауза затянулась так, что, даже не придумав ничего умного, прилично было бы уже ляпнуть хоть что-то, первое попавшееся. Но он молчал. Машина цокала поворотниками, меняла полосы, кланялась красным светофорам. А в салоне, если что и двигалось, то только время. Она рассеянно смотрела по сторонам, перескакивая взглядом по проносившимся мимо домам, он сосредоточенно рулил.
И вдруг ей стало ослепительно ясно, что он вовсе и не пытается лихорадочно придумать начало разговора. Он просто молчит. Спокойно и неопределённо. Не хочет ни производить впечатление, ни играть роль, ни даже просто соблюдать светскую вежливость. Так, как будто она перестала быть женщиной, которой хочется добиваться. Которой он добивался раньше. А теперь она превратилась в постороннего человека или даже в ненужный предмет. Понятно, он уязвлён, может даже очень обижен, но как же вежливость? Так нечестно. Нарушение правил игры.
Ах вот так вот? В порыве его наказать она решительно отвернулась к окну. Просидев так пару кварталов, поняла, что это глупо и не работает. Привыкшая к поклонникам, она хорошо знала, что игнор - страшнейшее наказание, после которого они с виноватым видом приползают выпрашивать милостыню. Но он опередил, уже включив игнор против неё, и её удар пришёлся в пустоту.
Посеялся мелкий дождь, капли стелились по стеклу, прорисовывая изломанные дорожки. Хмуро висевшая тишина зашершавела дождевым шелестом, прошаркалась механическими кивками дворников. Вроде бы даже ослабло напряжение - невнятный торопливый шёпот дождика склеил два молчания и создал иллюзию диалога.
Раз все молчат, дождик набрался смелости и затараторил понастойчивее. Вдоль порёбриков понеслись потоки, из-под колёс русалочьими хвостами вставали и опадали водяные веера.
Она вдруг осознала, что от парковки до метро ей придётся скакать без зонтика сквозь ливень. В станцию войдёт мокрая курица с сочащимися щупальцами вместо причёски, потёкшей косметикой и противно скользкими изнутри туфлями. А он ещё, может, помедлит уехать, будет из сухой машины наблюдать за её неуклюжими плюханиями по лужам.
Занавешенные дождём выплыли слева жидкие, стекающие на асфальт огни вестибюля метро. Следуя развороту машины, широко перетекли направо. Машина остановилась, прислушиваясь к барабанящим по железной спине струям.
Она помедлила, собираясь с духом, готовясь к неизбежному.
- Сиди.
Ей потребовалось время, чтобы осознать, что вот, прозвучало первое за всю поездку слово. Слово, которое она сначала готовилась принять в штыки, потом ждала, потом перестала ждать. Осознать, что это слово значит, и как она должна на него реагировать. Пока она всё это переваривала, он успел выйти под дождь, хлопнуть над собой большим зонтом, открыть ей дверь, зонтом заслонив от ливня выход для неё.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но вставить что-либо в грохот водяных потоков и барабанную дробь капель по тугой ткани зонта было нереально. Поэтому она просто выскочила, ухватилась за его локоть, и они поторопились под козырёк вестибюля. Там можно было убавить спешку. Ноги всё-таки отсырели, но платье и волосы остались сухими, так что ничего. Тут стоял гомон, усиливаемый гулкостью сводчатого потолка, но уже можно было говорить, не стараясь перекричать стихию.
- Merci.
Она знала, что сейчас он скажет ‘de rien’. Он часто отвечал так на выражения благодарности в письмах, но она никогда не слышала от него этого вживую. Интересно, каково его французское произношение?
- De rien.
Не идеально, но и без дикого русского акцента. Вполне сносно. Всё-таки он предсказуем, как и все мужчины. Она улыбнулась своей наиболее загадочной и неотразимой улыбкой, стыдливо опустив и прикрыв ресницами глаза. А когда их опять подняла, его уже не было.
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/180437.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.