Martial arts
Когда власти вдруг ослабляют давление и выпускают кого-нибудь из своих челюстей, Голунова, там, или Жукова, раздаются голоса: “Ага! Они дрогнули, испугались, дали слабину! Сейчас посыпятся!”
Они, конечно, испугались немного. Но не очень сильно. Скорее, почувствовали сопротивление и отработали его, как учат в единоборствах. Не дрогнули, а сделали манёвр, уклонились от прямого удара. Чтобы, когда этот удар уйдёт в пустоту, а противник, увлечённый собственным импульсом, проскочит мимо и подставится, можно было бы контратаковать.
Если новости рассматривать как репортажи с такого затяжного поединка, многое становится понятным, и многие вопросы отпадают сами собой.
Когда два десятилетия назад Путин пришёл к власти, ситуация была сильно другой и очень ему не по душе. Хоть на словах он был вполне демократ и мог связно рассуждать о том, как вредна концентрация власти в одних руках, реальные его представления о том, как должна быть устроена высшая власть в стране, были вполне в духе российских традиций - самодержавия и сталинизма. Не для того человек прорывается на Олимп, чтобы оглядываться на парламент или прислушиваться к тому, что выкрикивают на митингах. С его точки зрения ситуация в этом плане была Ельциным очень запущена и нуждалась в исправлении.
Тогда было понятно, что рубить с плеча не выйдет. Все ещё хорошо помнили, как этот приём с треском провалился у ГКЧП. Общество представляло собой существенную силу и требовало с собой считаться.
Этот расклад Путин воспринял для себя как вызов и начал долгую терпеливую осаду по всем законам военного искусства. Закончилась эпоха поиска консенсуса власти и общества. Началась - эпоха противопоставления, размежевания. Власть окончательно определилась, что интересы её и общества заведомо разные, практически противоположные.
Сошедшиеся противники очень сильно различны по всему - по темпераменту, по повадкам. Поэтому противостояние сложное и несимметричное. Тем интереснее наблюдать за его развитием, пытаться разгадать суть разных ходов. В древнем Риме часто гладиаторам давали разнородное оружие - одному, скажем, щит и меч, другому - трезубец и сеть. Это оживляло сюжет схватки.
В данном случае сошлись кандидат в диктаторы, стремящийся подчинить себе страну, и всё остальное население, просто (до наивности) желающее благополучной жизни.
Надо признать, Путин проявил хорошее знание коллективной психологии и разыграл свою партию как по нотам. Он всегда хорошо чувствовал, где находится предел народного терпения и давил аккуратно, стараясь не пережать.
У народного недовольства есть определённые динамические свойства, которые не всегда интуитивно понятны. Как, например, у газеты, положенной на воду. И газета, и вода мягкие, податливые, продавить газету ничего не стоит. Но, говорят, если прыгнуть на неё с большой высоты, можно больно удариться. Я сам не пробовал, но будто бы при больших скоростях вода не успевает переместиться под газетой, газета не успевает порваться, и вместе они ведут себя как твёрдый монолит.
Так же и настроения масс и их готовность действовать. Чаще всего массы готовы терпеть, но иногда совершают революции. От чего это зависит?
Чаще всего обыватель терпелив. Если он видит для себя возможность наладить жизнь, пока его реально не припекает, он скорее уклонится от какой-либо политической активности. Это общее свойство обывателя для всех стран и всех времён. На тотальную пассивность обывателя накладываются представления, сложившиеся в этом обществе, насчёт того, насколько позволительно власти наступать обывателю на мозоли. Эти представления чаще всего выражаются не массами обывателей, а немногими активными гражданами. Если обывателя начинают ущемлять, то всякие оппозиционные политики, журналисты и просто активисты поднимают шум, который с одной стороны слышат власти и могут что-то поправить, с другой стороны, слышит обыватель и может начать роптать. Всё это, и сложившиеся представления, и пороги реакции активной прослойки, величины переменные.
Если власть наносит резкий болезненный удар по населению, оно может быстро мобилизоваться и мощно среагировать. Таким был ответ на ГКЧП в 91-ом году в России, такой была “арабская весна” в Египте и “майдан” на Украине. Но если власть выдержит ответку, если волна народного возмущения не принесёт быстрого результата, она с большой вероятностью начнёт сдуваться. Для её поддержания требуются недюжинные усилия и какие-то всё новые и новые раздражители, подтверждающие, что противостояние не прекращает накаляться и что победа всё ещё реальна. То, что майдан в Киеве продержался так долго - вообще редкостное явление. Власти демонстрировали неуверенность, лидеры митингующих умело подогревали их настроения, активно пиарили поддержку. Затяжные протесты в Иране тоже подогреваются новостными вбросами типа сбитого гражданского самолёта, но там работает ещё более сильный фактор - ухудшение условий жизни масс. Это всегда самое лучшее подкрепление оппозиционных лозунгов. Оно сильно снижает порог возбуждения рядового обывателя.
В России начала века благосостояние росло, обыватель был вполне доволен, что позволяло верхушке легко продавливать его волю и сжимать территорию его прав. Сначала, сразу после активных девяностых, это приходилось делать осторожно, с оглядкой, потом можно было всё больше смелеть. Зная, что реакция сопротивления в первую очередь возникает отнюдь не в массах, а в прессе и в парламенте, именно они активно прибирались к рукам в тучные годы. Плюс давили все общественные организации, сначала борясь с российским бизнесом, который их осмеливался поддерживать, потом через механизм “иностранных агентов”. Когда же, наконец, какая-то наиболее активная часть населения осознала, что её обобрали в смысле свобод, было уже поздно. Протесты десятых годов распылялись и подавлялись уже вполне твёрдо и умело. Малочисленные - жёстко распихивались по автозакам. Более серьёзным давали возможность ударить во всю мощь, но в пустоту, уйдя от удара. Не распаляя протестующих, давали волне спать, а когда толпа впоследствии опять атомизируется, рассыплется на одиночек, выдёргивали из неё кого-то из одиночек и показательно на них отыгрывались. Каждая такая точечная экзекуция отпугивала от протеста многие тысячи. Главное - никакой нерешительности, никаких сомнений в том, кто хозяин положения!
Ну и вот теперь логичный финал - ситуация под полным контролем. Теперь с конституцией можно делать вообще что угодно, хоть расписать под хохлому, никто не посмеет пикнуть.
С зачищенной до блеска поляной, когда, казалось бы, заткнуты абсолютно все рты, остаются две потенциальные проблемы, две возможности выхода ситуации из-под контроля. Первая - катастрофическое обнищание масс, когда тяжесть существования перевесит страх репрессий. Вторая - грызня номенклатуры, например, если диктатор в конце концов ослабеет, потеряет хватку.
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/174925.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.
Они, конечно, испугались немного. Но не очень сильно. Скорее, почувствовали сопротивление и отработали его, как учат в единоборствах. Не дрогнули, а сделали манёвр, уклонились от прямого удара. Чтобы, когда этот удар уйдёт в пустоту, а противник, увлечённый собственным импульсом, проскочит мимо и подставится, можно было бы контратаковать.
Если новости рассматривать как репортажи с такого затяжного поединка, многое становится понятным, и многие вопросы отпадают сами собой.
Когда два десятилетия назад Путин пришёл к власти, ситуация была сильно другой и очень ему не по душе. Хоть на словах он был вполне демократ и мог связно рассуждать о том, как вредна концентрация власти в одних руках, реальные его представления о том, как должна быть устроена высшая власть в стране, были вполне в духе российских традиций - самодержавия и сталинизма. Не для того человек прорывается на Олимп, чтобы оглядываться на парламент или прислушиваться к тому, что выкрикивают на митингах. С его точки зрения ситуация в этом плане была Ельциным очень запущена и нуждалась в исправлении.
Тогда было понятно, что рубить с плеча не выйдет. Все ещё хорошо помнили, как этот приём с треском провалился у ГКЧП. Общество представляло собой существенную силу и требовало с собой считаться.
Этот расклад Путин воспринял для себя как вызов и начал долгую терпеливую осаду по всем законам военного искусства. Закончилась эпоха поиска консенсуса власти и общества. Началась - эпоха противопоставления, размежевания. Власть окончательно определилась, что интересы её и общества заведомо разные, практически противоположные.
Сошедшиеся противники очень сильно различны по всему - по темпераменту, по повадкам. Поэтому противостояние сложное и несимметричное. Тем интереснее наблюдать за его развитием, пытаться разгадать суть разных ходов. В древнем Риме часто гладиаторам давали разнородное оружие - одному, скажем, щит и меч, другому - трезубец и сеть. Это оживляло сюжет схватки.
В данном случае сошлись кандидат в диктаторы, стремящийся подчинить себе страну, и всё остальное население, просто (до наивности) желающее благополучной жизни.
Надо признать, Путин проявил хорошее знание коллективной психологии и разыграл свою партию как по нотам. Он всегда хорошо чувствовал, где находится предел народного терпения и давил аккуратно, стараясь не пережать.
У народного недовольства есть определённые динамические свойства, которые не всегда интуитивно понятны. Как, например, у газеты, положенной на воду. И газета, и вода мягкие, податливые, продавить газету ничего не стоит. Но, говорят, если прыгнуть на неё с большой высоты, можно больно удариться. Я сам не пробовал, но будто бы при больших скоростях вода не успевает переместиться под газетой, газета не успевает порваться, и вместе они ведут себя как твёрдый монолит.
Так же и настроения масс и их готовность действовать. Чаще всего массы готовы терпеть, но иногда совершают революции. От чего это зависит?
Чаще всего обыватель терпелив. Если он видит для себя возможность наладить жизнь, пока его реально не припекает, он скорее уклонится от какой-либо политической активности. Это общее свойство обывателя для всех стран и всех времён. На тотальную пассивность обывателя накладываются представления, сложившиеся в этом обществе, насчёт того, насколько позволительно власти наступать обывателю на мозоли. Эти представления чаще всего выражаются не массами обывателей, а немногими активными гражданами. Если обывателя начинают ущемлять, то всякие оппозиционные политики, журналисты и просто активисты поднимают шум, который с одной стороны слышат власти и могут что-то поправить, с другой стороны, слышит обыватель и может начать роптать. Всё это, и сложившиеся представления, и пороги реакции активной прослойки, величины переменные.
Если власть наносит резкий болезненный удар по населению, оно может быстро мобилизоваться и мощно среагировать. Таким был ответ на ГКЧП в 91-ом году в России, такой была “арабская весна” в Египте и “майдан” на Украине. Но если власть выдержит ответку, если волна народного возмущения не принесёт быстрого результата, она с большой вероятностью начнёт сдуваться. Для её поддержания требуются недюжинные усилия и какие-то всё новые и новые раздражители, подтверждающие, что противостояние не прекращает накаляться и что победа всё ещё реальна. То, что майдан в Киеве продержался так долго - вообще редкостное явление. Власти демонстрировали неуверенность, лидеры митингующих умело подогревали их настроения, активно пиарили поддержку. Затяжные протесты в Иране тоже подогреваются новостными вбросами типа сбитого гражданского самолёта, но там работает ещё более сильный фактор - ухудшение условий жизни масс. Это всегда самое лучшее подкрепление оппозиционных лозунгов. Оно сильно снижает порог возбуждения рядового обывателя.
В России начала века благосостояние росло, обыватель был вполне доволен, что позволяло верхушке легко продавливать его волю и сжимать территорию его прав. Сначала, сразу после активных девяностых, это приходилось делать осторожно, с оглядкой, потом можно было всё больше смелеть. Зная, что реакция сопротивления в первую очередь возникает отнюдь не в массах, а в прессе и в парламенте, именно они активно прибирались к рукам в тучные годы. Плюс давили все общественные организации, сначала борясь с российским бизнесом, который их осмеливался поддерживать, потом через механизм “иностранных агентов”. Когда же, наконец, какая-то наиболее активная часть населения осознала, что её обобрали в смысле свобод, было уже поздно. Протесты десятых годов распылялись и подавлялись уже вполне твёрдо и умело. Малочисленные - жёстко распихивались по автозакам. Более серьёзным давали возможность ударить во всю мощь, но в пустоту, уйдя от удара. Не распаляя протестующих, давали волне спать, а когда толпа впоследствии опять атомизируется, рассыплется на одиночек, выдёргивали из неё кого-то из одиночек и показательно на них отыгрывались. Каждая такая точечная экзекуция отпугивала от протеста многие тысячи. Главное - никакой нерешительности, никаких сомнений в том, кто хозяин положения!
Ну и вот теперь логичный финал - ситуация под полным контролем. Теперь с конституцией можно делать вообще что угодно, хоть расписать под хохлому, никто не посмеет пикнуть.
С зачищенной до блеска поляной, когда, казалось бы, заткнуты абсолютно все рты, остаются две потенциальные проблемы, две возможности выхода ситуации из-под контроля. Первая - катастрофическое обнищание масс, когда тяжесть существования перевесит страх репрессий. Вторая - грызня номенклатуры, например, если диктатор в конце концов ослабеет, потеряет хватку.
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/174925.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.