Like a shoebox
Что-то я не догоняю современную англоязычную поэзию. Может, я плохо знаю язык, и поэтому от меня ускользает что-то важное, какая-та изюминка? Или жемчужинка... Может, я слишком консервативен и не готов принять новаторство? Читаю, например, это:
Another One
By Ron Padgett
When you’re a child
you learn
there are three dimensions:
height, width, and depth.
Like a shoebox.
Then later you hear
there’s a fourth dimension:
time.
Hmm.
Then some say
there can be five, six, seven…
I knock off work,
have a beer
at the bar.
I look down at the glass
and feel glad.
И думаю: “Yeah, we do live in a multidementia-l world. So what?” И хочется раскрыть тему как-нибудь по-старинке:
Ещё одно
Когда ты ребёнок, тебя изумляет простое -
Что мир, как коробка, имеет длину, ширину, высоту.
Что в трёх измереньях он, как и коробка, хранит пустоту,
А время - четвёртая мера храненья - всегда непустое.
Но после - тебя удивить всё трудней и трудней
Наличием сложных конструкций, седьмых измерений.
И ты привыкаешь, что жизнь состоит из простых повторений -
Рутинной работы, похожих, как клоны, пролистанных дней.
И только, бывает, за пивом, рассеянно глядя в стакан,
Пробьёшься сквозь путанность слов и мышления леность,
На миг тебя вновь поразит бытия многомерность...
И ты улыбнёшься растерянно: “Боже, я пьян.”
Наверное, я ужасно старомоден. Ну и ладно. Гнаться за модой не хочу. Буду пописывать для себя, что нравится самому. А вы экспериментируйте как хотите. Кстати, если вот этот самый абзац написать без знаков препинания, в столбик строчками очень разной длины, можно будет его назвать модным современным стихотворением? Нет? Да и не очень-то и хотелось.
Mise à jour 2020/10/08. Нобелевскую премию по литературе получила Луиза Глюк (Louisa Gluck). Прочитал одно из её стихотворений (по рекомендации знакомого). То же самое. Я бы назвал это короткой прозой. Жанр - эмоциональная зарисовка.
Поэзии не вижу. Рифмы нет - ладно. К этому уже привыкли, будем считать, что рифма - дело десятое. Нет ритма. Это хуже, язык спотыкается, теряется музыка. Многословные разъяснения обыденным языком убивают главную прелесть поэзии - сжатость текста, ёмкость формулировок.
Aboriginal Landscape
BY LOUISE GLÜCK
You’re stepping on your father, my mother said,
and indeed I was standing exactly in the center
of a bed of grass, mown so neatly it could have been
my father’s grave, although there was no stone saying so.
You’re stepping on your father, she repeated,
louder this time, which began to be strange to me,
since she was dead herself; even the doctor had admitted it.
I moved slightly to the side, to where
my father ended and my mother began.
The cemetery was silent. Wind blew through the trees;
I could hear, very faintly, sounds of weeping several rows away,
and beyond that, a dog wailing.
At length these sounds abated. It crossed my mind
I had no memory of being driven here,
to what now seemed a cemetery, though it could have been
a cemetery in my mind only; perhaps it was a park, or if not a park,
a garden or bower, perfumed, I now realized, with the scent of roses -
douceur de vivre filling the air, the sweetness of living,
as the saying goes. At some point,
it occurred to me I was alone.
Where had the others gone,
my cousins and sister, Caitlin and Abigail?
By now the light was fading. Where was the car
waiting to take us home?
I then began seeking for some alternative. I felt
an impatience growing in me, approaching, I would say, anxiety.
Finally, in the distance, I made out a small train,
stopped, it seemed, behind some foliage, the conductor
lingering against a doorframe, smoking a cigarette.
Do not forget me, I cried, running now
over many plots, many mothers and fathers -
Do not forget me, I cried, when at last I reached him.
Madam, he said, pointing to the tracks,
surely you realize this is the end, the tracks do not go further.
His words were harsh, and yet his eyes were kind;
this encouraged me to press my case harder.
But they go back, I said, and I remarked
their sturdiness, as though they had many such returns ahead of them.
You know, he said, our work is difficult: we confront
much sorrow and disappointment.
He gazed at me with increasing frankness.
I was like you once, he added, in love with turbulence.
Now I spoke as to an old friend:
What of you, I said, since he was free to leave,
have you no wish to go home,
to see the city again?
This is my home, he said.
The city - the city is where I disappear.
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/146014.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.
Another One
By Ron Padgett
When you’re a child
you learn
there are three dimensions:
height, width, and depth.
Like a shoebox.
Then later you hear
there’s a fourth dimension:
time.
Hmm.
Then some say
there can be five, six, seven…
I knock off work,
have a beer
at the bar.
I look down at the glass
and feel glad.
И думаю: “Yeah, we do live in a multidementia-l world. So what?” И хочется раскрыть тему как-нибудь по-старинке:
Ещё одно
Когда ты ребёнок, тебя изумляет простое -
Что мир, как коробка, имеет длину, ширину, высоту.
Что в трёх измереньях он, как и коробка, хранит пустоту,
А время - четвёртая мера храненья - всегда непустое.
Но после - тебя удивить всё трудней и трудней
Наличием сложных конструкций, седьмых измерений.
И ты привыкаешь, что жизнь состоит из простых повторений -
Рутинной работы, похожих, как клоны, пролистанных дней.
И только, бывает, за пивом, рассеянно глядя в стакан,
Пробьёшься сквозь путанность слов и мышления леность,
На миг тебя вновь поразит бытия многомерность...
И ты улыбнёшься растерянно: “Боже, я пьян.”
Наверное, я ужасно старомоден. Ну и ладно. Гнаться за модой не хочу. Буду пописывать для себя, что нравится самому. А вы экспериментируйте как хотите. Кстати, если вот этот самый абзац написать без знаков препинания, в столбик строчками очень разной длины, можно будет его назвать модным современным стихотворением? Нет? Да и не очень-то и хотелось.
Mise à jour 2020/10/08. Нобелевскую премию по литературе получила Луиза Глюк (Louisa Gluck). Прочитал одно из её стихотворений (по рекомендации знакомого). То же самое. Я бы назвал это короткой прозой. Жанр - эмоциональная зарисовка.
Поэзии не вижу. Рифмы нет - ладно. К этому уже привыкли, будем считать, что рифма - дело десятое. Нет ритма. Это хуже, язык спотыкается, теряется музыка. Многословные разъяснения обыденным языком убивают главную прелесть поэзии - сжатость текста, ёмкость формулировок.
Aboriginal Landscape
BY LOUISE GLÜCK
You’re stepping on your father, my mother said,
and indeed I was standing exactly in the center
of a bed of grass, mown so neatly it could have been
my father’s grave, although there was no stone saying so.
You’re stepping on your father, she repeated,
louder this time, which began to be strange to me,
since she was dead herself; even the doctor had admitted it.
I moved slightly to the side, to where
my father ended and my mother began.
The cemetery was silent. Wind blew through the trees;
I could hear, very faintly, sounds of weeping several rows away,
and beyond that, a dog wailing.
At length these sounds abated. It crossed my mind
I had no memory of being driven here,
to what now seemed a cemetery, though it could have been
a cemetery in my mind only; perhaps it was a park, or if not a park,
a garden or bower, perfumed, I now realized, with the scent of roses -
douceur de vivre filling the air, the sweetness of living,
as the saying goes. At some point,
it occurred to me I was alone.
Where had the others gone,
my cousins and sister, Caitlin and Abigail?
By now the light was fading. Where was the car
waiting to take us home?
I then began seeking for some alternative. I felt
an impatience growing in me, approaching, I would say, anxiety.
Finally, in the distance, I made out a small train,
stopped, it seemed, behind some foliage, the conductor
lingering against a doorframe, smoking a cigarette.
Do not forget me, I cried, running now
over many plots, many mothers and fathers -
Do not forget me, I cried, when at last I reached him.
Madam, he said, pointing to the tracks,
surely you realize this is the end, the tracks do not go further.
His words were harsh, and yet his eyes were kind;
this encouraged me to press my case harder.
But they go back, I said, and I remarked
their sturdiness, as though they had many such returns ahead of them.
You know, he said, our work is difficult: we confront
much sorrow and disappointment.
He gazed at me with increasing frankness.
I was like you once, he added, in love with turbulence.
Now I spoke as to an old friend:
What of you, I said, since he was free to leave,
have you no wish to go home,
to see the city again?
This is my home, he said.
The city - the city is where I disappear.
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/146014.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.