Бабочка, гл. 2, Модная коллекция
(эротическая фантазия)
Начало: гл. 1, В ресторане (LJ), (DW)
Работа началась на удивление буднично. В назначенное время Лина появилась в полутёмной прихожей, деловитая и сосредоточенная. Волосы её были собраны в хвост и прикрыты от ветра прозрачной косынкой персикового оттенка. Она стянула косынку, машинально сунула её вместе с тёмными очками Алексею в руки. Пристроив всё это на полку, он помог Лине снять плащ и повёл в гостиную. В гостиной пили чай, сервированный Мариной на журнальном столике, собирались с духом и обсуждали, с чего начать. Лина волновалась. Длинные её пальцы то пробегали по прическе, словно ставили под сомнение её несомненную идеальность, то тянули подол короткой юбки, как будто надеялись, что юбка вдруг станет достаточно длинной и прикроет бёдра и колени. Юбка не удлинялась, и колени победно возвышались над столиком, независимо и безнаказанно. Марина выуживала из потёртой папки листы с эскизами и отпечатанными списками своих работ, передавала Лине и Алексею, что-то поясняла, пытаясь сориентировать их в лабиринте своих идей. Очки у неё были сдвинуты на лоб, между указательным и средним пальцами был зажат неизменный карандаш, ненужный и забытый. Листы гуляли по рукам и постепенно укладывались в сугробы на диване, между чашек на столе, торосом пучились на коленях Лины. Наконец, Марина сжалилась:
- Надеюсь, общее представление вы получили. Подробности - в рабочем порядке.
Они оставили заснеженный пейзаж гостиной и потянулись к лестнице, ведущей в мастерскую. Дом был невелик, под мастерскую выделили самую большую и светлую комнату, ту, что должна была служить хозяйской спальней. Комната была в верхнем этаже и имела высокий наклонный потолок. Большие окна обильно заливали её дневным светом, что было очень кстати. Для фотостудии выбрали её же за неимением ничего более подходящего.
Мастерской пришлось потесниться, уступить угол. Уступила она неохотно, непривычная жаться. Но студия вела себя нахально и стойко держала завоёванный плацдарм. Вещи вступили в затяжную позиционную войну, совершая набеги, отбивая атаки, подсылая лазутчиков. С этим приходилось мириться. Дневной свет был полезен и студии тоже, хотя иногда хотелось его устранить. Для этого Алексею пришлось соорудить плотные раздвижные шторы. При ярком солнце они помогали слабо, но городить что-то более сложное уже не хотелось.
- Ну что же, пожалуй, начнём вот с этого. - Марина вынула из шкафа что-то из плотной шерстяной ткани холодного стального цвета, - для этого не потребуется специальной причёски и макияжа, сойдёт то, что уже есть. Очень хочется побыстрее начать - пояснила она.
Лина приняла костюм и оглянулась вокруг.
- Сюда. - Марина потянула её за ширму.
Дамы скрылись и зашуршали одеждой, а Алексей принялся за установку света. У него всё уже было давно готово, а они задерживались. Наконец, вышла Марина, а за ней дама, в которой Лина узнавалась с большим трудом - неприступная бизнес-леди, закованная в шерстяные латы делового костюма. Что-то в ней изменилось. Вряд ли один только костюм, она изменилась вся. “Да она - талантливая актриса!” - подумал Алексей. Твёрдый взгляд, решительно сжатые губы, нацеленность и неприступность. Красавица в деловом наряде - это борьба противоположностей. С одной стороны всё личное за скобками, только попробуйте сделать вольное замечание! Я только коллега, партнёр, а женщина в каких-то там в-десятых. С другой стороны гладкая точёная лодыжка, всё-таки открытая для заинтересованных наблюдателей, рельефно обтянутая юбкой попка, матовая гладкая щека, пружинка локона на виске - достаточно наживок для мужского воображения.
- Что-то не так? - Лина потрогала гладко зачёсанные волосы, стянутые в тугую улитку на затылке.
- Нет. Всё хорошо. Можно начинать.
Он попросил Лину сесть на маленькую банкетку и бросился щёлкать выключателями, обрушивая световой душ на покорную модель. Двигая фонари и наблюдая за перемещением световых пятен и полутеней по её лицу, он почувствовал, как им овладевает азарт: ракурсы, один другого выразительнее, сменялись, перетекали, дразнили. Хотелось снимать всё подряд. Многогранность красоты сбивала с толку. Она с любопытством наблюдала за его вознёй, и он понял, что нельзя медлить, надо ловить этот свежий блеск глаз, скорей, пока она не заскучала, пока блеск не начал гаснуть.
В гладко зачёсанных волосах своя прелесть, они похожи на перо птицы, они задают направление скольжения взгляда, открывают щёку и шею. Да, и раковину! Каллиграфический завиток уха.
Как это часто бывает, на первый костюм ушло какое-то неимоверное количество времени, так что весь проект начал казаться бесконечным и нереализуемым. Но дальше дело пошло живее и к вечеру удалось пробиться сквозь деловую коллекцию. За ужином разговор еле полз, и подувядшая Лина смотрела мимо собеседников. Растрёпанная и взъерошенная, она напоминала воробья, вспорхнувшего из лужи на забор. Договорились не назначать даты новой сессии, дать Лине возможность прийти в себя и самой определить, когда она будет готова продолжить. Но на удивление, уже назавтра она позвонила и сказала, что прекрасно отдохнула и рвётся в бой.
Она и в самом деле пришла свежая, отдохнувшая и даже более заряженная энергией, чем вчера. У него для неё тоже были домашние заготовки - результат придирчивого изучения отснятых фотографий, безжалостной отбраковки неудачных, попыток извлечения максимального опыта из ошибок.
И опять зашуршали, зарябили тряпки, теперь уже из размашистой, просторной, свободной в покрое и цвете летней коллекции. С почти детским восторгом он наблюдал, как очередной пёстрый складчатый ворох, ложась на плечи Лине, вдруг расправлялся, обретал форму, принимал от неё, вбирал в себя её грацию, наполнялся смыслом. Вдруг становилась внятной идея художника. Это была череда как бы разных идей, мыслей, но в отличие от, скажем, живописи, все эти мысли оказывались о Лине. Она всегда была центром, ключевой темой любой композиции, которая раскрывалась по-разному, с разных сторон и ракурсов, но никогда не теряла своего центрального положения. Такое, по крайней мере, было у него общее ощущение.
Нехватка режиссёрских навыков была поистине катастрофической. Он просил её повернуть голову, посмотреть туда, сюда, протянуть руку, положить её на колено. Всё это она выполняла старательно и с готовностью. Но, чем больше старалась, тем натянутей и неуклюжей становились позы, всё дальше они уходили от естественной грации, от непринуждённости и простоты. С этим надо было что-то делать. Он устраивал перерывы, откладывал фотоаппарат, просил расслабиться и отдохнуть. Потом снимал украдкой, неожиданно, пытаясь застать врасплох. При этом обычно получался совершенно дикий, ни в какие ворота не лезущий свет. Чувствуя себя слоном в посудной лавке, он злился, обзывал неповоротливым идиотом. Молча, конечно. Хмурил брови, стараясь не выдавать ничем своей неуверенности, и пробовал снова и снова, каждую мельчайшую удачу воспринимая как крупицу золота, намытую тяжким трудом. Бережно складывал добытые крупинки в копилку опыта и постепенно начал ощущать, что вроде что-то начинает получаться.
На каждое переодевание он аккуратно выходил из студии, пока, наконец, она не сказала:
- Давайте не будем понапрасну терять время. Ведь мы работаем. Вместе. Это же всё рабочие моменты. Что из того, что вы увидите меня в белье? Поверьте, я совсем не стесняюсь.
Он пожал плечами и, вторя ей, сделал свой шаг навстречу:
- Тогда, видимо, настал момент, когда можно перейти на “ты”.
Она изучающе посмотрела ему прямо в глаза, потом, сощурившись, остро кольнула взглядом и молча протянула руку. Рукопожатие скрепило новый договор, после чего он перестал выходить, стараясь, впрочем, всё же деликатно отворачиваться или склоняться к аппаратуре. Но и это вскоре было отброшено, потому что его стали привлекать к застёгиванию, расстёгиванию, закалыванию булавок и прочему.
Когда она впервые появилась в маечке на тонких бретельках, он, вдруг понял, чего он так ждал, и чего ему до сих пор не хватало - открытых плеч. Линия шеи протянулась, не спотыкаясь и не обрываясь, обогнула плечо и перетекла в линию руки. Другую геометрическую тему задали изгибы ключиц. Обе темы, как разные лепестки одного цветка, не сливаясь, несли каждая своё, и в то же время рождали единый неразрывный образ. Он подумал, что всё-таки, для него одежда и аксессуары на фотографии всегда будут занимать третьестепенное место. Центр и фокус внимания - на модели. Потому-то так раздражают иллюстрации в модных каталогах, где акцент грубо смещён в сторону платьев, юбок и кофт, а моделям оставлена роль вешалок. Он же в первую очередь фотографирует Лину, а всё остальное нужно только, чтобы разными способами подчеркнуть её красоту.
Собираясь на две-три сессии в неделю, они постепенно набрали хороший темп и к концу месяца переворошили и осенили вспышками неисчислимые груды одежды. Сколько там ещё оставалось, Алексею было неведомо, в систему их хранения и доставания он не вникал, просто радовался ощущению праздника, всегда сопровождавшего сессии, творческому азарту, который подзуживал его на новые поиски и эксперименты, радовался удачам и тому, что они случаются всё чаще, и просто радовался живому общению в их маленькой творческой бригаде. После сессии они непременно заваривали чай и медленно пили его, понемногу остывая от креативной горячки, наслаждаясь усталостью и покоем. Это тоже ему очень нравилось...
- Ну вот и всё! - Марина стояла, прижимая к животу охапку пёстрых тряпок. - У меня всё. Мы молодцы! Спасибо вам, ребята.
Лина и Алексей переглянулись. Это было неожиданно. Заявление застало их врасплох. Марина исчерпала свои закрома. Надо же! Невозможно было поверить, что сессии больше не нужны, что можно навсегда выключать свет, складывать штативы и сматывать кабели. У них не было ощущения, что всё сделано, что больше нечего добавить. Наоборот, им казалось, что самое интересное ещё впереди. Они только-только начали понимать друг друга. Только-только он почувствовал, что знает, как расшевелить модель, как заставить её открыто улыбнуться, как придать ей нужную позу так, как будто она сама совершенно естественно её приняла. И она начала получать удовольствие от того, что пропали скованность и напряжённость, а вместо них пришло ощущение весёлой игры и спокойная уверенность в том, что всё обязательно получится.
Радостная Марина не заметила их замешательства, отнесла охапку за ширму и, вернувшись, объявила:
- Угощаю шампанским!
Алексей подал Лине халат, помог надеть поверх купальника, который и был последним отснятым шедевром, и они побрели в столовую. Какое-то время втроём готовили ужин. Алексей и Лина в задумчивости, Марина в приподнятом возбуждении. Разлили по бокалам шампанское, Марина произнесла торжественный тост, застучали по тарелкам ножи и вилки. Наконец, Марина высказала все свои восторги, из бутылки вытекли в бокал последние капли, атмосфера смягчилась и располагала к откровенности. Лина, сузив глаза, разглядывала пузырьки, бежавшие сквозь золотистое вино, и вдруг заговорила, ни на кого не глядя, безо всякой связи с предыдущей беседой:
Продолжение: гл. 3, Перфоманс (LJ), (DW)
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/130731.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.
Начало: гл. 1, В ресторане (LJ), (DW)
Работа началась на удивление буднично. В назначенное время Лина появилась в полутёмной прихожей, деловитая и сосредоточенная. Волосы её были собраны в хвост и прикрыты от ветра прозрачной косынкой персикового оттенка. Она стянула косынку, машинально сунула её вместе с тёмными очками Алексею в руки. Пристроив всё это на полку, он помог Лине снять плащ и повёл в гостиную. В гостиной пили чай, сервированный Мариной на журнальном столике, собирались с духом и обсуждали, с чего начать. Лина волновалась. Длинные её пальцы то пробегали по прическе, словно ставили под сомнение её несомненную идеальность, то тянули подол короткой юбки, как будто надеялись, что юбка вдруг станет достаточно длинной и прикроет бёдра и колени. Юбка не удлинялась, и колени победно возвышались над столиком, независимо и безнаказанно. Марина выуживала из потёртой папки листы с эскизами и отпечатанными списками своих работ, передавала Лине и Алексею, что-то поясняла, пытаясь сориентировать их в лабиринте своих идей. Очки у неё были сдвинуты на лоб, между указательным и средним пальцами был зажат неизменный карандаш, ненужный и забытый. Листы гуляли по рукам и постепенно укладывались в сугробы на диване, между чашек на столе, торосом пучились на коленях Лины. Наконец, Марина сжалилась:
- Надеюсь, общее представление вы получили. Подробности - в рабочем порядке.
Они оставили заснеженный пейзаж гостиной и потянулись к лестнице, ведущей в мастерскую. Дом был невелик, под мастерскую выделили самую большую и светлую комнату, ту, что должна была служить хозяйской спальней. Комната была в верхнем этаже и имела высокий наклонный потолок. Большие окна обильно заливали её дневным светом, что было очень кстати. Для фотостудии выбрали её же за неимением ничего более подходящего.
Мастерской пришлось потесниться, уступить угол. Уступила она неохотно, непривычная жаться. Но студия вела себя нахально и стойко держала завоёванный плацдарм. Вещи вступили в затяжную позиционную войну, совершая набеги, отбивая атаки, подсылая лазутчиков. С этим приходилось мириться. Дневной свет был полезен и студии тоже, хотя иногда хотелось его устранить. Для этого Алексею пришлось соорудить плотные раздвижные шторы. При ярком солнце они помогали слабо, но городить что-то более сложное уже не хотелось.
- Ну что же, пожалуй, начнём вот с этого. - Марина вынула из шкафа что-то из плотной шерстяной ткани холодного стального цвета, - для этого не потребуется специальной причёски и макияжа, сойдёт то, что уже есть. Очень хочется побыстрее начать - пояснила она.
Лина приняла костюм и оглянулась вокруг.
- Сюда. - Марина потянула её за ширму.
Дамы скрылись и зашуршали одеждой, а Алексей принялся за установку света. У него всё уже было давно готово, а они задерживались. Наконец, вышла Марина, а за ней дама, в которой Лина узнавалась с большим трудом - неприступная бизнес-леди, закованная в шерстяные латы делового костюма. Что-то в ней изменилось. Вряд ли один только костюм, она изменилась вся. “Да она - талантливая актриса!” - подумал Алексей. Твёрдый взгляд, решительно сжатые губы, нацеленность и неприступность. Красавица в деловом наряде - это борьба противоположностей. С одной стороны всё личное за скобками, только попробуйте сделать вольное замечание! Я только коллега, партнёр, а женщина в каких-то там в-десятых. С другой стороны гладкая точёная лодыжка, всё-таки открытая для заинтересованных наблюдателей, рельефно обтянутая юбкой попка, матовая гладкая щека, пружинка локона на виске - достаточно наживок для мужского воображения.
- Что-то не так? - Лина потрогала гладко зачёсанные волосы, стянутые в тугую улитку на затылке.
- Нет. Всё хорошо. Можно начинать.
Он попросил Лину сесть на маленькую банкетку и бросился щёлкать выключателями, обрушивая световой душ на покорную модель. Двигая фонари и наблюдая за перемещением световых пятен и полутеней по её лицу, он почувствовал, как им овладевает азарт: ракурсы, один другого выразительнее, сменялись, перетекали, дразнили. Хотелось снимать всё подряд. Многогранность красоты сбивала с толку. Она с любопытством наблюдала за его вознёй, и он понял, что нельзя медлить, надо ловить этот свежий блеск глаз, скорей, пока она не заскучала, пока блеск не начал гаснуть.
В гладко зачёсанных волосах своя прелесть, они похожи на перо птицы, они задают направление скольжения взгляда, открывают щёку и шею. Да, и раковину! Каллиграфический завиток уха.
Как это часто бывает, на первый костюм ушло какое-то неимоверное количество времени, так что весь проект начал казаться бесконечным и нереализуемым. Но дальше дело пошло живее и к вечеру удалось пробиться сквозь деловую коллекцию. За ужином разговор еле полз, и подувядшая Лина смотрела мимо собеседников. Растрёпанная и взъерошенная, она напоминала воробья, вспорхнувшего из лужи на забор. Договорились не назначать даты новой сессии, дать Лине возможность прийти в себя и самой определить, когда она будет готова продолжить. Но на удивление, уже назавтра она позвонила и сказала, что прекрасно отдохнула и рвётся в бой.
Она и в самом деле пришла свежая, отдохнувшая и даже более заряженная энергией, чем вчера. У него для неё тоже были домашние заготовки - результат придирчивого изучения отснятых фотографий, безжалостной отбраковки неудачных, попыток извлечения максимального опыта из ошибок.
И опять зашуршали, зарябили тряпки, теперь уже из размашистой, просторной, свободной в покрое и цвете летней коллекции. С почти детским восторгом он наблюдал, как очередной пёстрый складчатый ворох, ложась на плечи Лине, вдруг расправлялся, обретал форму, принимал от неё, вбирал в себя её грацию, наполнялся смыслом. Вдруг становилась внятной идея художника. Это была череда как бы разных идей, мыслей, но в отличие от, скажем, живописи, все эти мысли оказывались о Лине. Она всегда была центром, ключевой темой любой композиции, которая раскрывалась по-разному, с разных сторон и ракурсов, но никогда не теряла своего центрального положения. Такое, по крайней мере, было у него общее ощущение.
Нехватка режиссёрских навыков была поистине катастрофической. Он просил её повернуть голову, посмотреть туда, сюда, протянуть руку, положить её на колено. Всё это она выполняла старательно и с готовностью. Но, чем больше старалась, тем натянутей и неуклюжей становились позы, всё дальше они уходили от естественной грации, от непринуждённости и простоты. С этим надо было что-то делать. Он устраивал перерывы, откладывал фотоаппарат, просил расслабиться и отдохнуть. Потом снимал украдкой, неожиданно, пытаясь застать врасплох. При этом обычно получался совершенно дикий, ни в какие ворота не лезущий свет. Чувствуя себя слоном в посудной лавке, он злился, обзывал неповоротливым идиотом. Молча, конечно. Хмурил брови, стараясь не выдавать ничем своей неуверенности, и пробовал снова и снова, каждую мельчайшую удачу воспринимая как крупицу золота, намытую тяжким трудом. Бережно складывал добытые крупинки в копилку опыта и постепенно начал ощущать, что вроде что-то начинает получаться.
На каждое переодевание он аккуратно выходил из студии, пока, наконец, она не сказала:
- Давайте не будем понапрасну терять время. Ведь мы работаем. Вместе. Это же всё рабочие моменты. Что из того, что вы увидите меня в белье? Поверьте, я совсем не стесняюсь.
Он пожал плечами и, вторя ей, сделал свой шаг навстречу:
- Тогда, видимо, настал момент, когда можно перейти на “ты”.
Она изучающе посмотрела ему прямо в глаза, потом, сощурившись, остро кольнула взглядом и молча протянула руку. Рукопожатие скрепило новый договор, после чего он перестал выходить, стараясь, впрочем, всё же деликатно отворачиваться или склоняться к аппаратуре. Но и это вскоре было отброшено, потому что его стали привлекать к застёгиванию, расстёгиванию, закалыванию булавок и прочему.
Когда она впервые появилась в маечке на тонких бретельках, он, вдруг понял, чего он так ждал, и чего ему до сих пор не хватало - открытых плеч. Линия шеи протянулась, не спотыкаясь и не обрываясь, обогнула плечо и перетекла в линию руки. Другую геометрическую тему задали изгибы ключиц. Обе темы, как разные лепестки одного цветка, не сливаясь, несли каждая своё, и в то же время рождали единый неразрывный образ. Он подумал, что всё-таки, для него одежда и аксессуары на фотографии всегда будут занимать третьестепенное место. Центр и фокус внимания - на модели. Потому-то так раздражают иллюстрации в модных каталогах, где акцент грубо смещён в сторону платьев, юбок и кофт, а моделям оставлена роль вешалок. Он же в первую очередь фотографирует Лину, а всё остальное нужно только, чтобы разными способами подчеркнуть её красоту.
Собираясь на две-три сессии в неделю, они постепенно набрали хороший темп и к концу месяца переворошили и осенили вспышками неисчислимые груды одежды. Сколько там ещё оставалось, Алексею было неведомо, в систему их хранения и доставания он не вникал, просто радовался ощущению праздника, всегда сопровождавшего сессии, творческому азарту, который подзуживал его на новые поиски и эксперименты, радовался удачам и тому, что они случаются всё чаще, и просто радовался живому общению в их маленькой творческой бригаде. После сессии они непременно заваривали чай и медленно пили его, понемногу остывая от креативной горячки, наслаждаясь усталостью и покоем. Это тоже ему очень нравилось...
- Ну вот и всё! - Марина стояла, прижимая к животу охапку пёстрых тряпок. - У меня всё. Мы молодцы! Спасибо вам, ребята.
Лина и Алексей переглянулись. Это было неожиданно. Заявление застало их врасплох. Марина исчерпала свои закрома. Надо же! Невозможно было поверить, что сессии больше не нужны, что можно навсегда выключать свет, складывать штативы и сматывать кабели. У них не было ощущения, что всё сделано, что больше нечего добавить. Наоборот, им казалось, что самое интересное ещё впереди. Они только-только начали понимать друг друга. Только-только он почувствовал, что знает, как расшевелить модель, как заставить её открыто улыбнуться, как придать ей нужную позу так, как будто она сама совершенно естественно её приняла. И она начала получать удовольствие от того, что пропали скованность и напряжённость, а вместо них пришло ощущение весёлой игры и спокойная уверенность в том, что всё обязательно получится.
Радостная Марина не заметила их замешательства, отнесла охапку за ширму и, вернувшись, объявила:
- Угощаю шампанским!
Алексей подал Лине халат, помог надеть поверх купальника, который и был последним отснятым шедевром, и они побрели в столовую. Какое-то время втроём готовили ужин. Алексей и Лина в задумчивости, Марина в приподнятом возбуждении. Разлили по бокалам шампанское, Марина произнесла торжественный тост, застучали по тарелкам ножи и вилки. Наконец, Марина высказала все свои восторги, из бутылки вытекли в бокал последние капли, атмосфера смягчилась и располагала к откровенности. Лина, сузив глаза, разглядывала пузырьки, бежавшие сквозь золотистое вино, и вдруг заговорила, ни на кого не глядя, безо всякой связи с предыдущей беседой:
Продолжение: гл. 3, Перфоманс (LJ), (DW)
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/130731.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.